Георг Вильгельм Стеллер участвовал во Второй камчатской экспедиции Витуса Беринга, которая пришлась на 1737−1742 годы, и считается первым европейским исследователем природы Камчатки и Аляски. Именно из его записок нам известно, как проходила экспедиция.
Фрагмент книги Ауры Койвисто «Человек и его корова. Роковая экспедиция Георга Стеллера».
Я часто вспоминал одинокие минуты, проведённые на том острове в Cеверном океане. Ничто другое не напоминало о себе подобным образом. Возможно, причина кроется в том, что жизнь наша висела на волоске и потому наполнявшие её события ощущались столь остро?
Это были странные времена, странные и невероятные, несмотря на все наши обыденные занятия и многочисленные хвори. Варить мясной суп, колоть дрова, штопать одежду, страдать от медвежьей болезни, трещин на коже и судорог в мышцах — и при том жить словно на собственной маленькой планете, в безлюдном космосе посреди неба и моря, забытыми остальным миром. Для людей мы были мертвы, и смерть поистине была среди нас частым гостем.
Наша примитивная жизнь требовала тяжёлого труда и постоянного риска. Вопрошать и сомневаться было нельзя. Борьба за жизнь с холодом и голодом велась отчаянная, и нам оставалось лишь выкладываться в полную силу и верить, что когда-нибудь, бог даст, мы доберёмся до материка.
Тяжелее всего было жить в отсутствии света, поскольку на работу и досужие занятия оставалось лишь немного времени, а вынужденное безделье не шло на пользу никому из нас. Ещё до того, как море выбросило нас на берег, казалось, что весь мир накрыли сумерки, тяжёлые, как небосвод, и после этого протянулась вереница облачных, туманных и серых дней — словно мгла чередовалась с одним лишь непроглядным мраком. Северное сияние я видел только раз.
С приходом зимы всё скрылось подо льдом и наметёнными ветром сугробами, и как только ни трепал нас ветер! Целыми днями напролёт, так, что на улице тяжело было даже держаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы сохранять верное направление. Снежный вихрь слепил глаза и вонзался в лицо тысячами сверкающих шипов; оборачиваясь, в сугробе не разглядеть было собственных следов, они исчезали в то же мгновение. В расселинах меж скалами с пугающей силой свистел и завывал ветер, словно некий злой дух вырвался на свободу и безумствовал в своей ярости, и с той же яростной неистовостью море билось о берега и рокотало, стремясь превратить наш остров в тысячи обломков. В феврале показалось, что конец наш близок — остров содрогнулся от землетрясения. Сперва нас накрыло мощной волной звуков, длившейся много минут, и потом под ногами задрожала земля. Я был в землянке, когда стены заходили ходуном, и мигом выбрался наружу, чтобы увидеть, что происходит. Море же оставалось спокойным, погода была самой что ни на есть погожей…
Мы пережили три землетрясения. Летом случилось последнее, напомнившее нам о том, что человек — создание хрупкое, а в этих широтах силы природы ведут себя непредсказуемо в любое время года. Тогда я подумал, что жизнь человека для природы в целом ничего не значит, но она ценна для Господа, и в то же время случаются моменты, когда кажется, будто Всевышний отвернулся от нас и оставил человека на милость природы. Нам необходимо лишь переживать это, пытаясь не сломаться.
Я оказываюсь там во всех своих воспоминаниях. Посреди ландшафта, где царят бесконечно несущее буруны море, небесная высь и арктическое безлесье. Повсюду беспредельность и простор. В отдалении возвышаются горы, уходящие оттенком в фиолетовый, их контуры местами превращаются в изломанные скалы или утёсы, поднимающиеся прямо из морских волн. На низких берегах заросли травы, галька и песок образуют бесконечные, спокойные, неизменные пейзажи. Однако есть и участки, вид которых меняется ежедневно: некоторые пляжи можно обойти только в отлив, потом море начинает беспокойно двигаться, и вскоре вода уже закрывает подножья скал.
На побережье нашего острова возвышаются базальтовые скалы, напоминающие руины древних городов. В особенности в туманную погоду, в неверном свете, падающем сквозь мрачные штормовые облака, эти величественные башни, столбы и арочные своды поражают воображение. Да, камня здесь хватает, хотя волны крушили и шлифовали его от начала времён.
Время, которого у меня на острове пока хватает, никак о себе не заявляет, поскольку в собственном безвременье море и скалы не говорят ничего, а человеческого поселения на острове нет. Нет ничего, кроме нашего лагеря, наспех собранного укрытия, построенного в беде и позже укреплённого теми жалкими материалами, что были нам доступны. По этим примитивным землянкам трудно понять их возраст — столетие туда, столетие сюда… Наши шалаши, сложенные из плавника, досок потерпевшего крушение корабля, шкур животных и обрывков парусины, наполовину вкопанные в землю. Мы зовём их могилами, а ведь они помогли нам выжить, и неподалёку, на заросших лютиками и диким щавелем полях, лежат настоящие могилы.
Один из тех, кто в них покоится, — наш капитан Витус Беринг, скончавшийся 8 декабря 1741 года. В память о командоре мы назвали этот остров его именем.
Мы были его экспедицией, и это было его путешествие в Америку, из которого капитан так никогда и не вернулся. Отважный двухмачтовый пакетбот «Святой Пётр» отправился в путь в июне 1741-го и потерпел крушение в ноябре того же года.
Капитан Витус Беринг назначил меня, Георга Вильгельма Стеллера, геологом экспедиции. Назначение это не вмещало в себя всех моих занятий, поскольку в них входили также всевозможные наблюдения за природой, а меня интересовало всё: игры морских выдр и целебные травы, лососи, поднимающиеся на нерест в реки, и малина, алеющая, как эти лососи, кулики-сороки и сизоворонки… Также приходилось мне изучать первобытные племена и их жизнь.
Искать то, что ещё не отыскали — вот что было моим призванием, моей страстью, моей тягой, заставлявшей отступить всё остальное. Я оставил родную Германию и стал служить Российской империи, получив звание адъюнкта Петербургской академии наук. Меня направили в экспедицию, сперва в Сибирь, где я встретил соотечественников, профессоров Герхарда Фридриха Миллера и Иоганна Георга Гмелина, а позже на Камчатку. Там меня и застало приглашение от капитана Витуса Беринга отправиться в путешествие вместе с ним.
Я говорю «направили», «пригласили», но на деле я сам напросился в путь. Это была моя жизнь, и служил я не только России или Академии наук, но прежде всего науке и Господу.
В Сибири, на Камчатке и в Америке я описал множество доселе неизвестных науке животных и растений, которые позже получили моё имя.
Стеллерова корова. Hydrodamalis gigas. Известнейшая моя находка. Гиганты, качавшиеся на волнах бескрайнего океана, вес их достигал нескольких тонн. Они выглядели необычайно крупными тюленями, хотя на самом деле принадлежали к виду сирен.
У них была маленькая голова и круглое туловище, одетое в толстую и шершавую, словно кора дуба, кожу — она оберегала их во льдах и на мелководье. Своими тупоносыми усатыми мордами они объедали в изобилии растущие на побережье водоросли и этим кормились. Семейство морских коров всегда передвигалось сообща, а пары хранили верность друг другу. По природе своей они были дружелюбными и удивительно добрыми. Если кто-то из семейства был ранен, то остальные собирались вокруг него и не покидали, несмотря на приближение охотников.
Мы тоже охотились на них, убив и съев тринадцать особей.
Теперь я знаю: расположенные к востоку от Камчатки Командорские острова были единственным местом на планете, где они ещё водились. За нами пришли другие, каждый год прибывали всё новые и новые суда, новые люди, охотники: они приходили за пушниной, но на морских коров охотились для пропитания, как и мы, и они убивали этих мирных животных столь безжалостно, что вскоре количество их существенно уменьшилось, а позже они и вовсе исчезли.
Последний раз морских коров видели всего спустя двадцать лет после того, как мы впервые обнаружили их.
Стеллерова корова исчезла с лица земли, как и я. И если кости морской коровы ещё можно отыскать в музеях мира, то от меня не осталось даже праха. Моя могила на берегу сибирской реки Туры была давным-давно уничтожена: по весне река разливалась, год за годом половодье размывало берега, и в итоге круча обрушилась в воду, унеся с собой и мои останки.