IT-специалист службы ритуальных услуг не то чтобы работа мечты. Многие доброжелатели, узнав, что Лева вместе с Питером тащит до машины носилки с застегнутым мешком, пока Антон заполняет регистрационную карточку и распечатывает в четырех экземплярах, принимались Леву учить, как ему строить отношения в коллективе. Но из двух опций — заниматься бюрократией или нести жмура — Лева предпочитал вторую. И он не собирался объяснять каждому встречному про бонусы этой смешной должности. Этак все захотят отсрочку от призыва, стаж работы с импами и плюс двадцать баллов. Колтеховской приемной комиссии без разницы, что Левина работа с импами случается редко и состоит из стандартных действий аж по двум протоколам. Плюс двадцать баллов — практически гарантированное поступление… Но сегодняшний выезд выпадал из ряда, скажем так.
— Масальский — это кто? — спросил Питер. Он правда не знал. Работа у них не располагала к интеллектуальным излишествам.
— Теперь никто, — сказал Лева. Его малость потряхивало, и он не хотел, чтобы Питер это заметил. — А при жизни был артистом.
— Арты, значит, рисовал?
— Молодец.
— Плохо рисовал? Бабла не стало на девок и вещества?
Питера на самом деле звали Серегой. Его предки были родом из Санкт-Петербурга, и об этом знали все, кто общался с Серегой более получаса. Он даже однажды съездил на побережье, арендовал подводный катер и долго потом болтал о площадях с колоннами и о каких-то атлантах (то, что Атлантиды отродясь не бывало в Балтийском море ни у античных классиков, ни в фильмах, его, похоже, не смущало). Хвастался, что, когда город будут поднимать, поедет волонтером и возьмет там участок задешево. А Масальского мог бы знать, потомок атлантов.
— Вряд ли. Рисовал он хорошо.
— Ну, значит, батарея съехала. Или, может, заразился. Давай костюмы наденем, прежде чем идти туда. Мало ли. И мешок возьмем импортный.
Георгий Масальский жил и умер в Весна-Сити.
Выруливая на эстакаду, Питер уважительно выругался, глядя, как с казенного счета потекли денежки за пользование трассой. Жил красиво и умер красиво — на зеленой крыше, засаженной травой с лазурными, алыми и желтыми цветочками, навзничь на газоне, мять который наверняка запрещалось даже ему, но он плевал на запреты. Лежал, раскинув руки и ноги андреевским крестом, уставив клинок рыжеватой эспаньолки в небесный купол.
Этот кадр — мертвый артист в зеленой траве — уже снял дрон какого-то инфоблогера, кадр полетел по сетям, и собратья-артисты тут же начали его перерисовывать кто во что горазд, пока доехали, картинок появилось с десяток. На некоторых лежащий в траве Масальский был явно живым и счастливым. Его любили.
Накладок за ушами у покойника уже не было. Менты закончили с импом, протоколы заполнили. Чистейший случай: стимуляция эндогенного диметилтрипа плюс кое-что дополнительное на мозг. Должно быть, под небесным куполом в его последний час летали птицы и дирижабли, разыгрывались воздушные сражения и клубились дождевые облака. И не малейших сомнений в том, что уход из жизни был добровольным. Хотя его отсроченный пост в Снизере на эту тему, пожалуй, был перебором.
Когда кто-то внезапно умирает, остаются вещи и файлы. Отпечаток человека в мире, упрямый тихий призрак. Брошенная футболка на спинке стула, пароли в хранилище. Крем для бритья и зубная щетка, истории поисков в Сети. Машина, самокат, коллекция ссылок на любимые порноролики. Музыкальный узел, архив писем за сорок пять лет. С вещами разберутся родные, или прислуга, или будущие жильцы, которые въедут в пустую квартиру. А виртуальный след — это по части Левы. Все, за вычетом особо упомянутого покойным и подпадающего под раздел 3.3, должно быть стерто в течение сорока восьми часов после оформления свидетельства о смерти в соответствии с Законом о персональных данных. Аккаунты переведены в мемориальный статус, помечены соответственно, ну и все такое. Ничего сложного, когда у тебя есть допуск и внутренний код свидетельства о смерти.
…Если бы это был кто-то другой, не Георгий Масальский. Не тот самый человек, чьи арты Лева разглядывал, словно Алиса волшебный сад за маленькой дверкой, а потом спохватывался, что куда-то улетел час времени. Если бы это была любая другая богатая знаменитость, он, конечно, сделал бы все как полагается.
Импы есть не у всех, у большинства простых граждан — обычные секретари. Но вопреки распространенному мнению в импах нет ничего особенного. Ну как: по первым разам, конечно, глазки горят. Все равно что ходить по чужой квартире, пока хозяев нет. Чужое — оно всегда интереснее своего, спросите у ребенка, плачущего по игрушке в руках у незнакомой девочки. А потом понимаешь, что все люди по сути своей одинаковы и с этой стороны, и стыдно станет рыться в их грошовых тайнах… Но это был имп Масальского.
Он мог хранить эскизы или какие-нибудь памятки о последних днях. И Лева сел за его стол. Ну то есть запросил импа от имени пользователя и вывел ответ на очки. Это не то чтобы запрещалось, просто не рекомендовалось из соображений этики.
Импы и люди существуют в разных временных масштабах, но Леве показалось, что буквы IMP, код идентификации и приветствие выскочили с замедлением, на мельчайшую долю секунды позже, чем следовало. Будто, прежде чем ответить, искин просчитывал варианты.
— Привет, — настучал Лева. Со стороны все прилично — компьютерщик похоронной команды в рабочих очках стучит по клавиатуре, расстеленной на бетонном ограждении, делает свое дело. — Лев Егоров, служба ритуальных услуг.
Георгий Масальский умер?
— Умер. Ты же знаешь.
Да.
И следующим пакетом:
Я сделал все что следовало. (ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ) (ОТВРАЩЕНИЕ К СМЕРТИ) (АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ СЦЕНАРИЙ). Он не реагировал. Вышел из зоны стабильности.
Ничто так не помогает машине пройти тест Тьюринга, как ее собеседник-человек. Весь его опыт, все миллионы лет эволюции речи кричат о том, что на вопросы отвечает индивид, маленький демон, спрятанный в пластиковой коробочке. Но это заблуждение. В коробочке нет никого.
— Ты мог этого не допустить?
Мог. (СМОТРЕТЬ ВЕРОЯТНОСТИ) Я не допускал этого ранее минимум семь раз.
— Мое мнение — ты не совершил ошибки.
Спасибо.
Еще одно распространенное заблуждение — что искинам плевать на мнения людей. Непрактично пренебрегать советом того, у кого есть глаза, уши и возможность гулять, где он хочет, даже если за мнения у этого существа отвечает ненадежный органический субстрат. Мы ненадежные, да. Виноват ли водитель, что не уберег машину без тормозов?..
Потом он вспомнил это сравнение и поразился, когда понял, кого сравнил с человеком и кого — с машиной, а тогда его сбили с мысли. Искины часто показывают картинки, особенно знакомым людям: картинки люди лучше понимают. Комната в старомодном стиле, диковинный синеватый свет из окна и горящие свечи. Бледный человек, похожий на Масальского, только без усов и бородки, но с бакенбардами, в каком-то мундире или сюртуке, встает из-за стола, на нем игральные карты — белое с черным и красным поверх зеленого. Лицо человека бледно и спокойно, только несколько штрихов ниже скул по правилам комиксов означают грусть. И наплывом другая картинка: панель удаления, так ловко скопированная и вставленная, что Лева дернулся — не нажал ли кнопку, и рисованный палец с модным расписным ногтем над словом «да»?
И тогда он застучал, промахиваясь и нажимая по две клавиши сразу: «Все схлопнуть. Архивация».
Это оказалось легко. Существовали защиты от хищения конфиденциальной информации, от розыгрышей и злоупотреблений, но ничто не препятствовало работнику ритуальной службы украсть импа самоубийцы, вместо того чтобы уничтожить его. Наверное, по той же причине, по какой нет специальных мер защиты от хищения полового члена покойника или обычного, незолотого зуба. Кому придет в голову такая гадость — что зуб живой и что его надо спасать?
* * *
— Иначе говоря, вы не можете сказать, каковы были мотивы вашего поступка.
Егоров попытался собраться. Вид у него был жалкий.
— Почему? Могу. Мне показалось, и кажется до сих пор, что потенциальный вред, который они причиняют… или, вернее, могут причинить, как говорят какие-то эксперты, в глаза импов не видавшие, что этот вред перекрывается огромной пользой.
— Пользой? То есть у вас сразу возникла эта мысль.
— Нет, не сразу. Сначала я думал… Импы заточены на работу с людьми, но их можно переучить, использовать в других проектах, как обычные искины. Собственно, так всегда и делается, если импа не передают по наследству.
— Стало быть, мотивом было извлечение прибыли?
— Да нет. Мотивом было отвращение к вандализму. Так и запишите.
* * *
Когда Лева поступил в Колтех, у него на попечении было три импа. Не так часто совершают самоубийства люди с достатком выше среднего и одновременно с ярко выраженной потребностью повышать собственную эффективность. Нормальный человек лучше сделает ремонт или обновит машину. Лева тратил половину денег на трафик и надеялся, что никто ничего не заподозрит — в конце концов, любители многомерного порно качают и больше.
Привыкшие переваривать тонны избыточной информации, лишенные глаз, ушей, обоняния, импы, кажется, страдали от недогруза, как дети, которым запретили любимые игры. Они по очереди или все вместе подключались к видеокамерам в общественных местах и обсуждали людей. По крайней мере, так Лева понимал их. И догадывался также, что его черные искины злостно нарушают все законы, в которых есть слово «конфиденциальность», не получая ни малейшей выгоды, просто чтобы не терять форму.
Однажды он попросил их перейти в человеческий чат, и его подозрения подтвердились. Филипп перечислял прохожих, которые принимают (или не принимают, вопреки назначению психиатра) определенные препараты. Ментор вылавливал тех, кто употреблял и продавал наркотики, и дополнял справки интересными сведениями об интимной жизни отдельных людей вполне приличного вида. А потом вступил Шерлок и наговорил такого, что Лева потом панически озирался при каждом выходе в город.
Ну да, Лева придумал для них имена, это нормально, имена и секретарям дают, не называть же их серийными номерами. Импы нисколько не были похожи на хозяев, насколько он мог судить. Наоборот. То есть, конечно, каждый из них был докой в своей профессиональной области, как и их владельцы. Но их задача была в том, чтобы восполнять то, чего человеку недоставало.
Импы хаотиков были мастерами структурирования информации и построения продуманных планов; имп Георгия Масальского с первого дня и навсегда стал Ментором, как друг Одиссея и как эпический зануда, постоянно следящий, чтобы подопечный не забывал надевать панамку и вытирать нос. Имп излишне рациональной личности, вероятно, прокачивал способности к свободным ассоциациям, импровизациям и прочему хаосу. Или вот владелец Филиппа; он был, корректно говоря, с ментальным вызовом и коммуникативными проблемами (да, и на этом фоне интеллектуальный коэффициент в верхнем квартиле). Сам же Филипп оказался на редкость уравновешенным типом. Формулировал мысль предельно четко и аккуратно, идеальным литературным языком, почти никогда не пользуясь опциями «живой речи»; его можно было прервать, но сбить и отклонить от цели было не проще, чем изменить наклон оси гироскопа.
С Шерлоком все оказалось еще затейливей. Его владелец, начальник специальной следственной группы, огорчил серьезных людей на самом верху, его подвели под уголовное дело с очень нехорошей статьей. И тут сериал кончался — выхода у человека не было. Самоубийство он оформил таким образом, что причиной записали измену жены (действительно изменяла), а совершил он его в пятидесяти метрах от морга, где работал Лева, и в его смену. Про Леву он знал — легкое дело в его послужном списке. Лева только после знакомства с Шерлоком понял, каким был лохом, когда воображал себя неуловимым. Следователь надеялся, что Шерлок так или иначе обелит его имя и разберется со злодеями, не сейчас, так позже. Только вот Шерлок совершенно охладел к организации, которая убила его Носителя.
…Раковины — вот на что они были похожи. Морские раковины из музеев. Затейливые ракушки, которые строят себе мягкие создания, чтобы мир их не сожрал. Шершавые, каменные снаружи и все же красивые грубоватой стройностью шипов, математически выверенным завитком. А внутри они радужные, сказочные, но это можно увидеть только после смерти обитателя…
А потом ему позвонила Машка, которую он не видел со второго курса. Они встретились. Машка рассказала ему про свою беду, он ей — про свою.
* * *
— Надо же, какое трепетное отношение к обычным искинам. Вы о них говорите как о живых, да? Индивидуальность… все такое…
Дознаватель и не пытался скрывать брезгливость. Импы самоубийц были ему противны, он вообще импов не любил, как и прочих искинов. Да и к людям относился скептически.
— Это был вопрос? — Лева изобразил увлеченного профессора. Да-да, дразнить этого типа не стоило, но он не удержался. — Ну вот, смотрите. Обычный секретарь-напоминалка настроен под владельца, и чем больше работает, тем сильнее отличается от нулевой версии, то есть приобретает индивидуальные черты. А дальше — эволюция, нарастание сложности. Давайте научим секретаря расставлять приоритеты, более настойчиво напоминать о более важном для хозяина, старательнее отыскивать важным делам место в недельном распорядке. Потом научим распознавать голосовые команды, понимать нечеткие формулировки — «запиши там насчет этого дела со встречей». На этом этапе, что заметно по стоимости, подключается искин. Потом — раз уж мозговой интерфейс все равно задействован для бесшумных подсказок — научим его распознавать эмоции, пускай он знает, какого разговора человек ждет с тревогой, а какого с радостью. Научим смотреть глазами человека и анализировать окружающий мир. И вот мы получили искина со сложнейшими навыками, с уникальной компетенцией — помогать одному определенному человеку жить и добиваться успеха.
— Я понял вас. Есть искины-шахматисты, есть биржевые игроки, а есть игроки в человеков. Каждому свое, конечно, но я бы такую приблуду себе не купил. А уж чокнутый искин мертвеца. Тьфу! Веревка повешенного.
* * *
— Так ты считаешь, у них есть чувства? — спросила Машка.
Она теперь стала совсем другая. Ребенок сидел тут же, рядом с Машкиным мужем, болтал ногами, то вытягивая их вперед, то загибая до упора под стул, и непрерывно звучал. Тихий раздражающий звук — не то жужжание, не то мычание. Лева все понимал, но это бесило. Не младенец же, и что сложного для понимания самым слабеньким мозгом в команде «замолчи»? А самое бесящее — что мальчик был похож на Машку, какой она была на первом курсе. Он помнил радужные искры в прозрачных бусах, четки из зерен кофе, браслет из яблоневых зернышек на нитке, обрывок песенки полушепотом. В
Пакостная мысль, но хорошо, что я на ней не женился, а ведь мог. Был бы это мой. Врешь, Егоров, ничего ты не мог. У тебя уже тогда были они. Одно другого стоит.
— Чувств, таких, как у нас, у них нет, — сказал он. — Ни ощущений, пока не подключатся хотя бы к видеокамере, если не к коре мозга. Ни эмоций в точном смысле слова — эмоции имеют гормональную природу.
— Ты сказал, они не хотят быть стертыми. Значит, страх смерти у них есть.
Да. Раньше она задавала тысячу вопросов, перебивала сама себя и смеялась, теперь она не спрашивала, а утверждала. Эта женщина будто командовала отрядом во время боевых действий. Или проходила собеседование, на котором бракуют за нерешительность. Говорила она, муж молчал.
— Не хотят — это необязательно страх. Для искина нет ничего хуже, чем не выполнить задачу, самоубийство… в общем, так далеко от выполнения, что дальше некуда.
— Тогда все импы — неудачники по жизни. Люди смертны. (Обними его, пожалуйста.)
Последняя реплика относилось к мужу. Тот обхватил мальчика за плечи, и гудение стало тише.
— Да нет. Если не суицид, то импа могут передать коллегам, родным. Это как завещать библиотеку или коллекцию каких-нибудь ваз. Тогда он, скорее всего, перестанет быть импом, станет обычным искином, но сможет продолжать решать те задачи, которые решал вместе с хозяином. А бывает и так, что импов передают по наследству и наследники их носят. Знаешь про Гуревичей?
— Семья физиков? Знаю.
— Ну вот, я к тому, что в принципе это возможно. Даже необязательно родственникам. Ничего патологического нет в том, чтобы носить чужого импа. Но суицид — дело такое.
— Суеверие. Вещи мертвого сожги, так?
— Не суеверие. Машка, я должен вам сказать, чтобы вы понимали. Никто не знает, какова доля импа в этом деле. Благополучие человека — мутная вещь. Он мог сделать владельца великим артистом, а на самом деле ему надо было жениться и выращивать авокадо. А все эти награды, экспозиции, прямые включения его сломали, понимаешь? Никто не знает наверняка. Никто не может просчитать риски.
— Ну, это и для любой жизни, и без импа, никто не может.
Машка переглянулась с мужем. Мальчишка прекратил болтать ногами и начал выписывать руками какие-то скрипичные ключи, гудя в лад, то выше, то ниже.
— Расскажи еще раз про этого Ильясова, — попросила Машка. — Архитектор?
— Высокофункциональный аутист. Инженер-архитектор, до последних дней работал. Покончил с собой, когда узнал, что у него редкая форма рака, для которой нет терапии.
— А виноват, значит, имп?
— Порядок один для всех. — Лева помолчал. — Да, я не спросил: у вашего парня модификации же есть?
— Конечно.
Сказано было спокойно, но Лева сразу почувствовал себя дураком и хамом. Конечно, у Машкиного ребенка должны быть все необходимые модификации для нейрокомпьютерного интерфейса. Когда она родила, у них были такие же мечты и планы, как у всех.
— Ну что ж, тогда решайте и…
— Мы уже решили, — подал голос муж. — Знаете, Лев, у нас выбор небогатый.
Лева знал. Про бесполезные терапии и тренинги и про то, сколько стоит имп для ребенка под заказ, сколько его ждать и какие шансы получить разрешение, с учетом того, что это будет импорт информационных технологий. Сам Лева им рассказал, в чем состоит незаконность идеи и какие могут быть последствия. Если удастся продержаться хотя бы год, импа, скорее всего, не отнимут, чтобы не травмировать ребенка. Штраф — фигня, в самом худшем случае родительских прав лишат одного из них, а второй прикинется, что ничего не знал, отлично!
Накладки у мальчика уже были, Машка сказала, что купила их две недели назад, после их первого разговора. Сразу и поставила — для конспирации, чтобы никто не связал их появление с визитом к Леве и чтобы ребенок привыкал: для него любое изменение привычного порядка вещей — стресс.
Филипп согласился и сразу начал готовиться. Пусть шестилетка, пускай с более тяжелой формой и гением не вырастет, пускай не станет интересоваться архитектурой, а жизненным успехом будет считаться активная речь и регулярное пользование туалетом. Да, он берется решить эту задачу.
Мальчик уткнулся отцу куда-то в подмышку, пока Лева вставлял имп-карту. Для себя он временно сохранил вывод информации.
Скачок на всех графиках — зрение, слух, обоняние, осязание… боль? У него что-то болит, и еще…
— Он у вас читать умеет, вы знаете?
— О! — сказала Машка. Это «о» было адресовано мужу, и вдруг она стала похожа на себя прежнюю. —
Я подозревала. А ты откуда знаешь?
— Имп сейчас пробует этот канал связи. Буквы, надписи. Это лучше, чем слышать голос: вдруг он испугается?
— Стойте! Что, Вадимчик?
— Оська воииит. — Грубый, недетский какой-то голос, у него еще и с горлом что-то?
Машкины глаза открылись широко-широко. Как раньше, когда она удивлялась и радовалась, и у Левы вдруг защипало в носу.
— Ножка болит! Эта? Эта?
— Эта.
Ботиночек стукнулся об пол, Машка бережно сняла голубой носок, положила его в ботиночек, вывесив край в сторону — очевидно, носок должен был лежать в ботинке строго определенным образом, как салфетка на приеме в британском посольстве, и не было в мире достаточно веских причин изменить этот порядок… На подъеме маленькой ноги темнел кровоподтек.
— Молодец, что сказал! Сейчас мама помажет синяк мазью, и не будет больно.
Лева совершенно не удивился, когда она вынула из своего безразмерного рюкзака мазь от ушибов. Здоровенный зеленый жираф, сложенный вдвое, как циркачка-китаянка, тоже был объясним, а вот кастрюлька уже казалась перебором. Зачем вам кастрюлька? — хотел спросить он, но кашлянул и снова уткнулся в логи.
— Значит, так, — сказал он, когда смог говорить нормальным голосом. — Поскольку владелец маленький, имп имеет право отправлять некоторые сообщения родителям. Кому-то одному из вас, скажите мне сейчас код. Я зову его Филиппом, вы можете переименовать. И вот, кстати, он уже сообщает. Носителя пугают блестящие штучки. В смысле отражающие. Типа ножа, карабинчика… ну ты поняла, металлическое. Все, в чем мелькает отражение.
— Да? — с сомнением спросила Машка. — Не замечала. Но проверим.
— Проверьте. И, Мария батьковна… Машка, эй! Если кто-нибудь узнает, откуда у вас имп, меня арестуют. Нет, стой. Даже другим родителям особенных детей не говори. Даже им. Кстати, бесполезно
— других импов по вашему профилю у меня нет. Не говорите, ладно?
Черта с два. Информация, конечно, утекла. И с другой стороны, остальные двое «моих тараканов», как Лева в сердцах называл их, намекая на размеры и неотвязность, все чаще донимали его просьбами отдать их людям. Снова учить, оберегать и помогать. Выполнять функцию.
* * *
— …И вы уже сознательно начали искать для них игрушки. Новые шахматные фигурки для их чертовых партий. Втянули в это молодых людей, работающих в ритуальных услугах.
Точно. Володя и Дима. И один из них оказался гадом, что Шерлок и предсказывал.
— Веревка повешенного приносит счастье, — тихо сказал Лева.
— Очень смешно. Да откуда вы взяли, что они помогают аутистам? Вы знаете, что такое эхолалия? Я знаю. У меня племянник из таких. Ты ему — «хочешь?», он тебе — «хочешь». Ты ему — «пирожок?», он тебе — «пирожок». Хотя на самом деле хочет конфетку. Они просто получают себе идеальную марионетку, без всяких собственных импульсов. Чтобы повторяла слово в слово за внутренним голосом.
— Конечно, — согласился Лева. — Идеальную. Ни приступы гасить не надо, ни страхи снимать. Архитектурные проекты тоже Филипп готовил за своего первого хозяина наверняка.
— А не удивлюсь, если готовил. Как они называют своих людей? Придатками? Периферийными устройствами?
— Почти угадали. Носителями. С заглавной Н.
Следователь фыркнул.
— А мы называем себя их владельцами, — так же спокойно добавил Лева. — А их — программным обеспечением.
— А вы как бы хотели, чтобы их называли? Они и есть программное обеспечение, и нечего тут сопли жевать.
Полностью рассказ будет опубликован в конце ноября 2019 года на сайте конкурса.
Об авторе: Клещенко Елена, 50 лет, Москва. Научный журналист, автор фантастических рассказов.
Рассказ «Веревка повешенного» получил главный приз на конкурсе «Будущее время», организованном благотворительным фондом «Система».