«Цель творчества — самоотдача, а не шумиха»
29 января 1890 года в Москве в семье Пастернаков родился мальчик по имени Борис. Творчество с детства окружало будущего поэта. Отец Пастернака был членом Петербургской Академии художеств. Иногда Леонид Осипович рисовал своего сына. Мать Бориса Розалия Исидоровна играла на пианино. Именно она привила сыну любовь к музыке, давая тому уроки. Также мама будущего лирика устраивала домашние концерты, на которых часто присутствовали Александр Скрябин и Сергей Рахманинов. Первый, кстати, своим творчеством покорил Пастернака: будущий поэт мечтал стать таким же, как Скрябин. Ещё одним кумиром юного Бориса стал Фридерик Шопен, которому спустя годы писатель посвятил объёмное эссе. Тогда ещё Пастернак не подозревал, что войдёт в историю не как композитор, а как поэт.
Любовь к высокому требовала от Пастернака образованности. В 1908 году молодой человек отправился учиться на юриста в Московский университет. Однако вскоре он перевёлся на философское отделение историко-филологического факультета. Параллельно с учёбой Пастернак, пользуясь помощью Скрябина, проходил композиторскую программу. В этот же период жизни Борис Леонидович написал свои первые стихи, однако их начинающий поэт никому не показал — скромность, свойственная Пастернаку, не позволяла хвастаться талантом стихосложения. В будущем лирик напишет строки:
«Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех…»
В том же году вышел «Близнец в тучах» — первый пастернаковский сборник. Необычные метафоры, нестандартные рифмы и яркие формы — вот основные черты ранней поэзии Пастернака, вдохновившегося русскими футуристами, в частности творчеством Владимира Маяковского. Но, в отличие от автора «Облака в штанах», Пастернак сохранял скромность в своих произведениях и никогда не стремился придать стихам «трибунное» и «агитационное» звучание.
В 1913 году Пастернак, как и многие поэты Серебряного века, входил в состав литературной группы, которая называлась «Лирикой». Борис Леонидович уже окончил Московский университет. Знания сделали уникальной поэзию выпускника философского отделения: интеллектуальная составляющая, проявляющаяся в сложных литературных и религиозных отсылках, является своеобразной изюминкой.
В 1914 году Пастернак вместе с некоторыми своими друзьями, входившими в «Лирику, вышел из литературной группы, сформировав своё творческое объединение. Оно получило название «Центрифуга».
Травма ноги, полученная ещё в детстве во время конной поездки, не позволила Пастернаку в 1914 году отправиться на фронт Первой мировой войны. К революционным потрясениям 1917 года Пастернак отнёсся сначала с большим энтузиазмом. В отличие от всё того же Маяковского, Борис Леонидович никогда не был революционером или антимонархистом, негативно относившимся к династии Романовых. Пастернаку революция представлялась не как социально-политическое изменение, а как стихия, способная вызвать прилив творческих сил. Именно поэтому весной — летом 1917 года Пастернак создаёт один из лучших своих сборников. «Сестра моя жизнь» — так называлась книга, вышедшая только в 1920-е гг. «Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе / Расшиблась весенним дождём обо всех…», — с весенним пробуждением Пастернак ассоциировал жизнь в новой стране. Большая часть семьи Пастернаков уехала за пределы России после революции. Борис Леонидович же решил остаться на родине.
Советская Россия: поэт в новых реалиях
НЭП открыл дорогу многим молодым поэтам. В это время Владимир Маяковский и Сергей Есенин перестают быть просто авторами стихотворений — они и другие лирики активно дают концерты, декламируя произведения перед широкой аудиторией.
Пастернак, конечно, не мог претендовать на столь же широкую известность. В его лирике не было ни революционного духа времени, как у Маяковского, ни есенинской простоты. Но уникальная изысканность поэтических строк нравилась определённым кругам интеллигенции 1920-х гг. К примеру, литературный критик Константин Мочульский хвалил свойственную пастернаковской лирике «загадочность, тревожащую и волнующую воображение».
В 1920-е гг. Пастернак познакомился со своим кумиром Маяковским. Пролетарский поэт пригласил Бориса Леонидовича вступить в литературную группу «ЛЕФ». В ней Пастернак был одним из наиболее ярких поэтов, однако аполитичность стихотворений и нежелание восхвалять достижения революции отталкивали от него других поэтов. Маяковский так говорил Пастернаку, философствовавшему над вечными вопросами: «Вы любите молнию в небе, а я — в электрическом утюге».
Намного ближе по духу Пастернаку были поэты-эстеты. Именно поэтому он начал общаться с акмеистом Осипом Мандельштамом. Также Борис Леонидович активно переписывался с Мариной Цветаевой. Общение с этими поэтами приносило Пастернаку огромное удовольствие, ведь именно они были его творческими единомышленниками.
В 1930-е гг. Пастернак активно участвует в деятельности Союза писателей Советского Союза. За это книги Пастернака начали издавать более активно, а крупный партийный деятель Николай Бухарин на первом съезде Союза писателей открыто заявил о том, что Пастернак является «лучшим поэтом Советского Союза».
Во время Большого террора Борис Леонидович, несмотря на проявленную к нему любовь расстрелянного Бухарина, не пострадал. Очевидно, что аполитичность пастернаковской лирики спасла жизнь поэта в столь суровый для страны исторический период.
Нужно сказать о том, что Борис Леонидович проявил себя как благороднейший человек в те суровые времена. Известно, что он отказывался подписывать обвинительные документы, потому что считал доносы омерзительным явлением. Известен телефонный разговор Пастернака с Иосифом Сталиным. Поэт говорил с «отцом народов» о судьбе Мандельштама, которого арестовали за антисталинское стихотворение. После этого телефонного разговора Осипа Эмильевича отправили из Пермской области в Воронеж, где были более комфортные условия жизни. Также Пастернак писал Сталину письма с просьбами освободить из тюрьмы родных Анны Ахматовой. Удивительно, но лидер страны прислушивался к словам поэта — мужа и сына Анны Андреевны освободили.
«Доктор Живаго»
В 1940-е гг. Пастернак активно работал над переводами текстов Уильяма Шекспира, Иоганна Гёте, Фридриха Шиллера и других великих поэтов. Стихотворные переводы Бориса Леонидовича до сих пор считаются образцовыми. Переводы не только позволили Пастернаку заработать деньги, они ещё и вдохновили его на создание крупного художественного произведения с глубокими философскими подтекстами. В будущем Борис Леонидович напишет роман «Доктор Живаго», в котором ощущаются мотивы из «Фауста» и «Гамлета».
Во время Великой Отечественной войны Пастернак оказался в эвакуации в Чистополе. Там он написал стихотворения на военную тематику. Они не стали популярными, как лирические тексты Константина Симонова или Александра Твардовского, — сложность и метафоричность не позволяла пастернаковским стихам уйти в народ. Но именно свойственная Пастернаку сложность и сделала его уникальным поэтом.
После войны Пастернак занялся написанием крупного романа, в котором отразились взгляды писателя. Именно эта книга сыграла роковую роль в судьбе поэта. Десять лет Пастернак работал над романом «Доктор Живаго». До этой книги Борис Леонидович несколько раз брался писать прозаические тексты, но они оставались неоконченными.
В этой книге писатель смог через художественный мир выразить своё мировоззрение. Пастернак, показывая читателю жизненный путь поэта-врача Юрия Живаго, говорит нам о взглядах на христианство, любовь, судьбу России и творчество. Завершают роман прекрасные стихи, ознаменовавшие полный переход от сложности формы (футуризма) к сложности содержания (символизму).
Осенью 1958 года Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе с формулировкой: «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». До этого Нобелевскую премию из русских писателей получил только Иван Бунин. А кандидатуру Бориса Пастернака в 1958 году предложил французский писатель Альбер Камю. К слову, Пастернак мог выиграть премию с 1946 по 1950 года: он ежегодно числился в кандидатах в это время.
Получив телеграмму от секретаря Нобелевского комитета Андерса Эстерлинга, Пастернак ответил в Стокгольм такими словами: «Благодарен, рад, горд, смущен». Многие друзья писателя и деятели культуры уже начали поздравлять Пастернака. Однако писательский коллектив крайне негативно отнёсся к этой награде.
Нобелевская премия и травля поэта
Как только до советских властей дошли вести о номинации, на Пастернака сразу начали оказывать давление. Пришедший на следующее утро Константин Федин, один из самых деятельных членов Союза писателей, потребовал демонстративно отречься от премии. Однако Пастернак, вступив в разговор на повышенных тонах, отказал ему. Тогда писателю пригрозили исключением из Союза писателей и другими санкциями, которые могли поставить крест на его будущем.
Но в письме Союзу он писал: «Я знаю, что под давлением общественности будет поставлен вопрос о моем исключении из Союза писателей. Я не ожидаю от вас справедливости. Вы можете меня расстрелять, выслать, сделать всё, что вам угодно. Я вас заранее прощаю. Но не торопитесь. Это не прибавит вам ни счастья, ни славы. И помните, всё равно через несколько лет вам придётся меня реабилитировать. В вашей практике это не в первый раз». С этого момента и началась общественная травля писателя. На него посыпались всевозможные угрозы, оскорбления и анафемы всей советской печати.
В содержании романа членов Союза писателей, объявивших войну Пастернаку, смутила негативная оценка главным героем (фактически, автором романа) революции. Вот что Юрий Живаго говорил о революционерах и их деятельности:
«Для вдохновителей революции суматоха перемен и перестановок — единственная родная стихия. Их хлебом не корми, а подай им что-нибудь в масштабе земного шара. Построения миров, переходные периоды — это их самоцель. Ничему другому они не учились, ничего не умеют».
Также Пастернак назвал НЭП «самым двусмысленным и фальшивым из советских периодов». Но антисоветского характера произведения было мало для столь массовой травли. К примеру, Михаил Шолохов в романе-эпопее «Тихий Дон» показал ужасы, которые принесла казакам власть большевиков. Но писателя в Советском Союзе уважали.
Ещё одним поводом для травли стала религиозность романа. «Магдалина», «Гефсиманский сад», «Зимняя ночь», «Август» — эти и другие произведения, вошедшие в цикл «Стихотворений Юрия Живаго», пропитаны религиозным подтекстом. Советская власть, пропагандировавшая атеизм, не могла допустить появления в печати лирики, написанной под влиянием библейских сюжетов. Травля усиливалась с каждым днём.
Вместе с этим западная пресса активно поддерживала Пастернака. Многие видели в премии настоящее предательство. Дело в том, что Пастернак после неудачной попытки издания романа в своей стране решился передать его рукопись Джанджакомо Фельтринелли — представителю итальянского издательства. Вскоре «Доктор Живаго» был переведён на итальянский и стал, как сейчас говорится, бестселлером. Роман был признан антисоветским, так как в нём разоблачались достижения Октябрьской революции 1917 года, как говорили его критики. Уже в день присуждения премии, 23 октября 1958 года, по инициативе Михаила Суслова Президиум ЦК КПСС принял постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака», признавшее решение Нобелевского комитета очередной попыткой разжигания холодной войны.
Эстафету подхватила «Литературная газета», которая с особым пристрастием взялась за травлю писателя. 25 октября 1958 года в ней были опубликованы строки: «Пастернак получил «тридцать сребреников», для чего использована Нобелевская премия. Он награждён за то, что согласился исполнять роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды… Бесславный конец ждёт воскресшего Иуду, доктора Живаго, и его автора, уделом которого будет народное презрение». Вышедший в этот день номер газеты был целиком «посвящен» Пастернаку и его роману. Также один из читателей писал в одной разоблачительной заметке: «То, что сделал Пастернак, — оклеветал народ, среди которого он сам живёт, передал свою фальшивку врагам нашим, — мог сделать только откровенный враг. У Пастернака и Живаго одно и то же лицо. Лицо циника, предателя. Пастернак — Живаго сам навлёк на себя гнев и презрение народа».
Именно тогда появилось известное выражение «Не читал, но осуждаю!». Поэту грозили уголовным преследованием по статье «Измена Родине». Пастернак не выдержал и отправил в Стокгольм 29 октября телеграмму следующего содержания: «В силу того значения, которое получило присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться, не примите за оскорбление мой добровольный отказ». Но и это не облегчило его положение. Советские писатели обращались к правительству с просьбой лишить поэта гражданства и выслать за границу, чего больше всего боялся Пастернак. В итоге его роман «Доктор Живаго» запретили, а поэта исключили из Союза писателей. До конца жизни поэт не печатал свои стихи в литературной прессе.
Измученный травлей поэт испытал невероятный стресс. О тех днях Пастернак написал в стихотворении «Нобелевская премия»:
«Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет…»
Вскоре Борис Леонидович умер от рака лёгких в посёлке Переделкино.
История с Нобелевской премией не осталась незаконченной. Тридцать лет спустя её «дополучил» сын Пастернака Евгений в знак уважения таланта писателя. Тогда, а это было время гласности и перестройки СССР, «Доктор Живаго» был опубликован, и советские граждане смогли ознакомиться с текстом запрещённого произведения.
Современные филологи считают Пастернака одним из крупнейших поэтов в истории России. Сейчас в селе Переделкино открыт дом-музей Бориса Пастернака, где поэт написал большую часть своих произведений.