В марте 1801 года в России произошли радикальные перемены. В результате заговора гвардейских офицеров и, предположительно, с ведома престолонаследника в ночь на 24 марта Павел I был задушен шарфом.
Место императора Павла занял его сын Александр I, разительно отличавшийся от отца. Он взял судьбу государства в свои руки. На место главы адмиралтейства вместо Кушелева был назначен адмирал Мордвинов, энергичный и открытый новым идеям человек. Пост министра коммерции принял граф Румянцев, финансировавший многие исследовательские экспедиции, весьма благосклонно настроенный к планам Крузенштерна. Таким образом, вновь возникли условия для продвижения проекта и представления сочинений императору. На этот раз Иван Федорович действовал не в одиночку. Покровители проекта предложили долю в Российско-Американской компании первым сановникам государства и самому императору Александру, суля невероятную прибыль. Крузенштерн в акциях компании никоим образом не участвовал.
Александр I настолько вдохновился проектом, что приказал немедленно заняться его осуществлением и поручил это непосредственно Крузенштерну. Ему же он доверил подбор членов команды, кораблей, разработку маршрута и других деталей. По мнению императора, кругосветное плавание должно было быть подготовлено за два месяца.
После предыдущих событий назначение Ивана Федоровича главой экспедиции и предоставление ему всех полномочий произвели сенсацию, поскольку это никак не соотносилось с его прежним положением. Возможно, назначение было спонтанным решением императора. Высокие сановники могли счесть несообразным поручать такое серьезное задание офицеру, только что получившему звание капитан-лейтенанта. Особенно удивило это решение правление Российско-Американской компании, которое собиралось пригласить на должность руководителя экспедиции англичанина по имени Макмастер. Крузенштерн выражал сожаление о прекращении переговоров с англичанином, поскольку этот человек мог пригодиться компании в другом качестве. Больше всех собственным беспрецедентным назначением был поражен сам Крузенштерн. Оно превосходило его самые смелые мечты, после стольких лет ожидания этот взлет должен был вывести его в большой мир и, конечно, пришелся как нельзя более кстати.
7 августа 1802 года вышел официальный указ о разработке планов по первому русскому кругосветному плаванию, а девять дней спустя в Ревеле родился первенец супругов Крузенштерн, которого назвали Отто. Было сложно сочетать такие важные события на службе и в частной жизни. В этом совпадении судьба оказалась неблагосклонна к молодой паре, и Крузенштерн всерьез помышлял о том, чтобы отказаться от назначения императора, означавшего многолетнюю разлуку с семьей. В условиях плохой почтовой связи не всегда удавалось просто поддерживать связь с близкими, но также стоял вопрос — вернется ли из него вообще глава семьи живым и увидится ли он когда-нибудь вновь с женой и сыном. Иван Федорович так писал о вставшей перед ним дилемме: «Я как раз намеревался окончательно оставить службу, чтобы проводить свои дни в наслаждении ничем не омраченным домашним счастьем. Мои чувства воспротивились, когда я вынужден был принять предложение, столь почетное для меня. Но министр объяснил мне, что на мое согласие рассчитывают, иначе мой проект не будет осуществлен. Я должен был принести жертву Родине, и я это сделал. Я решился на путешествие, чем принес моей несчастной жене годы горя и страданий. Тысячи раз я упрекал себя за это».
Решиться Крузенштерну помогло распоряжение императора, согласно которому гарантировалось щедрое содержание его семьи — на 12 лет ей полагались ежегодные выплаты в размере 1500 рублей. Но все же решение далось непросто, ведь у Юлии совсем не было близких родственников, и оставаться одной ей было вдвойне тяжело. Можно представить, что значила для нее разлука на время столь опасного и длительного предприятия, тем более когда не было возможности регулярно обмениваться письмами.
Тем временем императора убедили, что экспедиция потребует длительной подготовки, и прежде всего — покупки подходящих судов. С самого начала Крузенштерну казалось несомненным, что для экспедиции нужны два корабля, чтобы они могли помогать друг другу в случае необходимости, а также способны были взять предполагаемое большое количество товаров. Командование вторым кораблем он передал своему товарищу Лисянскому. В то время как российские биографы связывают решение Крузенштерна с дружбой между ним и Лисянским, его выбор следует толковать иначе.
Иван Федорович надеялся и даже ожидал, что его проект каким-либо образом претворится в жизнь. Но он не рассчитывал на то, что станет не просто членом экипажа, а руководителем экспедиции, причем его наделят столь исключительными полномочиями.
После того как ему все же улыбнулась удача, исходя из здравого смысла он полагал, что в связи с этим назначением будет повышен в звании, — это было необходимо для решения многих практических вопросов. Но ничуть не бывало. Следовательно, при наборе экипажа своего корабля он не мог приглашать опытных офицеров, учитывая свое относительно низкое звание. В его подчинении могли служить только молодые лейтенанты, причем передать командование вторым кораблем заурядному лейтенанту он все же не мог, — и какому же офицеру должен был он доверить судно? Тогда Крузенштерн передал командование офицеру, равному по званию, но готовому признать его старшинство. Крузенштерн шесть лет провел за границей, а затем еще два года в своеобразном затворничестве. Он был знаком лишь с немногими молодыми офицерами, а человека, которому можно было доверить этот пост, нужно было хорошо знать. Так что у него практически не было выбора, кроме как предложить эту должность Лисянскому, о чем последний прекрасно знал и потому мог позволить себе ставить условия. Трудно сказать, насколько поставленные им условия повлияли на программу экспедиции. Надо учитывать, что командиру второго корабля на протяжении большей части путешествия была предоставлена полная самостоятельность. Многое указывает на то, что Лисянский стремился извлечь для себя максимальную выгоду. Он понимал, что не в характере его товарища строить из себя начальника. Одним из условий, которое Лисянский, бесспорно, поставил и немедленно начал приводить в действие, была возможность самому выбрать себе корабль и экипаж.
Из-за невысокого положения в табели о рангах при подготовке своего проекта Крузенштерн вынужден был привлекать к участию завистливых и тщеславных людей, которые пытались активно во все вмешиваться. Чтобы сохранить свое главенство, ему приходилось постоянно быть настороже и четко следовать плану. В России нельзя было найти подходящие корабли, их нужно было купить за границей. Это предполагало отъезд на длительное время. Такое отсутствие порождало ненужные риски, а на данном этапе Иван Федорович не мог себе позволить оставить капитанский мостик, поэтому он поручил покупку обоих кораблей Лисянскому.
В сентябре 1802 года Лисянский отправился в Гамбург в сопровождении директора Российско-Американской компании, который выполнял роль эксперта в судостроении и должен был взять на себя расходы по покупке кораблей. Здесь для них уже были выбраны два судна общей стоимостью 70 000 рублей. За их качество ручался городской совет Гамбурга. По плану Лисянский также посетил Лондон, чтобы на всякий случай посмотреть корабли, и там сразу же, без согласования, купил два корабля водоизмещением в 450 и 370 тонн, заплатив за них существенно больше — 230 000 рублей. К тому же эти суда требовали дорогостоящего ремонта — на 30 000 рублей.
Как пишет очевидец, Лисянский, воспользовавшись случаем, бесконтрольно набил свои карманы. Упомянутый свидетель — участник экспедиции Ермолай Левенштерн, чей неопубликованный дневник (ранее упоминалось, что дневник Левенштерна издан) другими биографами ранее не анализировался. В дневнике Левенштерна растрата Лисянского объясняется тем, что последний обеспечил приработком директоров Российско-Американской компании, позже они добились решения об оплате компанией только одного корабля, в то время как стоимость второго была отнесена на государственный счет. Правительство же поставило следующее условие: во время путешествия судно послужит еще и государственным задачам. За спиной Крузенштерна было решено, что его корабль должен доставить в Японию посла со свитой для установления русско-японских дипломатических отношений. Растраты и взятки, имевшие место при покупке кораблей, были для России тех времен обычным, почти само собой разумеющимся делом. Поскольку за каждым сановником водились свои грехи, мог не волноваться о своей безопасности тот, кто соблюдал меру и делился с начальством. Гораздо опаснее было избегать взяток и оставаться с чистыми руками, как Иван Федорович. Это было подозрительно, и «зануды» зорко следили за остальными. Левенштерн, у которого нет никаких причин очернять Лисянского, рассказывает, что по возвращении из Лондона тот продолжал самоуправство и всем своим поведением показывал, что уже доволен результатом своей деятельности и самой экспедицией не сильно интересуется.
Покровителем Крузенштерна был граф Румянцев, министр коммерции. Он проявлял заметный интерес, но был несколько назойлив и чересчур заботлив. Об этом свидетельствует его оживленная переписка с Иваном Федоровичем. Румянцеву не всегда хватало влияния, чтобы помочь Крузенштерну в затруднительных ситуациях, в частности, из-за его низкого флотского чина. В некоторой степени это покровительство даже немного вредило — к Крузенштерну прилип ярлык протеже Румянцева, и это не всем нравилось. Яркий пример — адмирал Чичагов, сменивший Мордвинова на посту министра морских сил (этот пост Мордвинов занимал только несколько месяцев). Чичагов, должно быть, чувствовал себя оскорбленным активным участием министра коммерции в делах военно-морского флота и детальном планировании экспедиции, в то время как сам Чичагов оставался в стороне. Конечно, он не мог действовать наперекор указанию императора или намерениям министра коммерции, но у него оставался достаточный простор для создания препятствий — например, в виде неисполнения требования повысить в звании руководителя экспедиции. Это могло бы привлечь внимание императора, но обычно он не вникал в подобные детали и полагался в этом на своих министров.
Предположение Штейнберга о том, что причиной такого поведения Чичагова послужила политика, кажется мне надуманным, поскольку в этом случае надо подозревать пробританские махинации министра морских сил, проводимые вместе с графом Воронцовым. Питают эту версию факты из биографии Чичагова: он долгое время жил в Англии и был женат на англичанке. От этого предположения нельзя полностью отмахнуться, ведь Крузенштерн на деле столкнулся с унизительным требованием нанять для кругосветного плавания английскую команду, поскольку с русскими матросами его якобы невозможно совершить. Даже такой несомненный англоман, как Крузенштерн, не мог принять это требование, поскольку оно противоречило его концепции. Более того, он добился успеха без единой уступки и получил одобрение хоть и не своего начальства, но более поздних русских историков. Орден Святого Георгия 4-й степени, который Крузенштерн получил 26 ноября 1802 года, не мог компенсировать повышение в звании, поскольку орден был самой низкой ступени.
Еще недавно Иван Федорович был союзником директоров компании, теперь он оказался во власти их махинаций. На кону стоял успех серьезного предприятия, но директора вряд ли считали его мнение достойным внимания. Это выражалось в том, что он не имел представления о количестве и составе груза, который должен был взять на борт. К тому же большое количество грузов было доставлено прямо перед отходом. Корабли оказались сильно перегружены, сам груз был неправильно упакован. Это должно было сильно раздражать человека, планировавшего все до мелочей, тем более что подобные вещи ставили под угрозу успех всей экспедиции. Более того, из-за нехватки места в трюмах пришлось оставить часть съестных припасов, предназначенных для питания во время плавания. Некоторое количество погруженных припасов быстро испортилось из-за неправильного хранения, и их пришлось выбросить. Например, морские галеты изначально аккуратно упаковывали в бочки, но, так как они занимали много места, их переложили в мешки (в мешках они быстро раскрошились, заплесневели и пришли в негодность). Бессистемная укладка груза привела к заметному крену корабля, так что в Копенгагене судно пришлось полностью разгрузить и загрузить заново. Груз стоимостью более 600 000 рублей состоял из железа, корабельных якорей, парусины, канатов, пушек, свинца, пороха, огнестрельного оружия, сабель, медной посуды, муки, табака, кофе и сахара.
Еще сильнее Крузенштерна раздражали непрошеные пассажиры, которые меняли планы всей кампании: дипломатическая миссия в Японию.
Из-за своей ксенофобии Япония была совершенно закрыта от внешнего мира. Подобно Китаю, она была изолированной и отсталой страной, неистово защищавшей своих подданных от западного влияния. Из всех европейских стран только Нидерланды сумели обеспечить себе монополию на скромный товарообмен, санкционированный японцами. При этом европейцы были ограничены портом Нагасаки и должны были подчиняться строгим правилам. За 10 лет до начала подготовки к этому кругосветному путешествию Россия пыталась завязать с Японией торговые отношения. Однако в тот раз русские действовали максимально неуклюже: вместо Нагасаки зашли в «неправильный порт» и к тому же командировали недостаточно титулованного посланника. В результате достижения были незначительными: россиянам было разрешено отправлять только по одному кораблю в год. Это скромное завоевание было использовано, чтобы постепенно бороться за большее.
Русская миссия решилась на новую дипломатическую вылазку, отправляясь на этот раз с более представительной делегацией и дорогими подарками. Иными словами, при выборе главы миссии можно было особенно не стараться, поэтому решили отправить акционера Русско-Американской компании — некоего Николая Резанова. Этот надоедливый, тщеславный и склонный к интригам человек приходился зятем основателю компании, его назначили с тайным намерением искусно избавиться от него если не навсегда, то хотя бы на долгое время. Чтобы придать Резанову статус, необходимый для главы такой миссии, его тут же назначили камергером, наградили орденом и наделили значительными полномочиями. Теперь Николай Резанов был по чину выше Крузенштерна, власть вскружила ему голову, и он не намеревался упускать возможность управлять событиями. Существует версия, что он сам написал текст своих инструкций и сформулировал все таким образом, чтобы главной задачей экспедиции являлась дипломатическая миссия в Японии, которая изначально по финансовым соображениям была обозначена только как дополнительная задача. Теперь он становился руководителем всего предприятия. Это совершенно шло вразрез с инструкциями, данными Крузенштерну, утверждавшими его полномочия и абсолютное руководство кругосветным плаванием. На обеих инструкциях стояла подпись императора.
Бернгарди и Штейнберг придерживались мнения, что для Александра I было весьма характерно даровать исключающие друг друга полномочия, после чего облагодетельствованные сами разбирались друг с другом и с возникающими противоречиями. Оба биографа приводят тому наглядные примеры. Мне кажется очевидным, что император либо вообще не читал никаких инструкций, либо читал их весьма поверхностно, либо не имел необходимого опыта управления людьми. В конце концов, он полагался в таких деталях на своего министра морских сил. Вероятно, последний получал тайное удовольствие от влияния на подобные вопросы. Очевидно, что Крузенштерн отказался бы от участия в плавании, если бы знал об этой двойной игре заранее. Но он ни о чем не догадывался, тем более что эти события разыгрывались без его участия в последние суматошные месяцы перед отъездом.
На рубеже 1802/03 годов Иван Федорович закончил свои дела в Ревеле и переехал в Санкт-Петербург, чтобы заниматься насущными вопросами на месте. С ним приехала его супруга, новорожденного сына пришлось оставить в Ревеле — это был первый звоночек приближающейся горькой разлуки.
На момент переезда об отягчающем экспедицию обстоятельстве — посольстве в Японию — еще ничего не было известно. Корабли пока не были куплены, оставалось много необсужденных и нерешенных вопросов. Например, Крузенштерн отказался нанять в команду английских моряков, и это не было импульсивным желанием воплотить в жизнь какие-либо принципы, но следовало детально разработанному плану всей экспедиции. Он принял во внимание сомнения экспертов, однако выдвинул условие найма русских моряков в экипаж, что для той эпохи было весьма необычно и ново. Первым условием было полностью добровольное участие. Следует припомнить, что тогда в России в подавляющем большинстве случаев матросами становились крепостные. Их мнения никогда не спрашивали и не учитывали их желаний. Крузенштерн, напротив, распорядился даже освободить от обязательств одного матроса, который начал сомневаться в своем решении отправиться в путь, притом что вернуть полученный аванс уже не мог. В другом случае он с пониманием отнесся к тому, что матрос, который только что женился, после долгих колебаний отказался от путешествия. Вторым условием Ивана Федоровича при формировании экипажа было, чтобы матросам платили жалованье. Это было совершенно не принято в военном флоте. На сей раз для этой цели выделили 120 рублей на человека в год. В результате вызвалось такое количество претендентов, что можно было бы укомплектовать целую эскадру. Крузенштерн провел очень тщательный отбор кандидатов. Каждого претендента отсматривал и собеседовал. Крузенштерн до мелочей разработал планы по организации жизни экипажа во время путешествия, о чем другой капитан вряд ли мог подумать. Эти планы касались питания, обмундирования (одежда, нательное белье, одеяла и матрацы были приобретены специально для кругосветного плавания) и организации свободного времени.
Решение уйти на три года или более в опасное плавание на корабле, который скорее приспособлен для плавания во внутренних водах, чем в океане, было вопросом жизни и смерти. Такое решение требовало основательного обдумывания. Для молодых офицеров это также были уникальный шанс изменить жизнь и заманчивое приключение. Так что и среди офицеров претендентов было хоть отбавляй. Иван Федорович отказал некоторым из кандидатов из-за того, что счел их неподходящими, и решил остановить свой выбор на следующих (имена и звания приведены в соответствии с историческими документами).
Лейтенант Макар Иванович Ратманов — назначен Крузенштерном старшим над офицерами, служил в чине лейтенанта уже 14 лет, сам был командиром корабля, отличился на войне. В ходе плавания произведен в звание капитан-лейтенанта.
Лейтенант Федор Иванович Ромберг (Федор фон Ромберг) — остзейский дворянин, с которым Крузенштерн познакомился на службе за год до путешествия.
Лейтенант Петр Трофимович Головачев — совершенно не был знаком Ивану Федоровичу и был принят по рекомендации, что в конечном счете оказалось ошибкой.
Мичман Ермолай Ермолаевич (Иванович) Левенштерн (Герман фон Левенштерн) — происходил из Эстляндии, как и Крузенштерн, шесть лет состоял на английской службе в чине российского морского офицера. Поскольку для него также не нашлось в России никакой подходящей должности, он оставил службу и был на пути во Францию, когда до него долетела весть о кругосветном плавании. Он сразу же вернулся и записался добровольцем.
Мичман Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен (Фабиан фон Беллинсгаузен) — также остзейский дворянин, впоследствии один из самых успешных учеников Крузенштерна. Стал адмиралом, в России известен как первооткрыватель Антарктиды. Произведен в лейтенанты в ходе плавания.
Наряду с этими пятью офицерами в экипаж корабля под командованием Крузенштерна входили два штурмана, два врача (Эспенберг и Сигдам), три кадета 14 — 15 лет: Бистром (он сошел еще до Англии) и два Коцебу — Отто и Мориц. Отто и Мориц — сыновья друга Крузенштерна Августа фон Коцебу от первой жены. Второй и третьей женами Коцебу были кузины Ивана Федоровича, так что Крузенштерны и Коцебу были связаны не только дружескими, но и родственными узами.
Кроме перечисленных, на «Надежде» вышли в море 30 матросов, 7 мастеров и 11 человек обслуживающего персонала, а также сухопутные — свита Резанова и японцы-репатрианты.
Экипаж второго корабля экспедиции, помимо матросов, включал четырех лейтенантов, штурмана, врача и священника. Поскольку больший по размерам корабль отправлялся в плавание, числясь на государственной службе, а меньший — на службе компании, условия найма были разными. Так, например, офицерам Лисянского пришлось мириться с тем, что большую часть их жалованья выплачивали не наличными, а акциями компании.
В феврале 1803 года из Лондона пришла новость о покупке судов. В этот момент началась интрига, результатом которой стала дополнительная нагрузка для экспедиции в виде дипломатической миссии в Японию. На выполнение этого задания требовалось много времени, что неизбежно сказалось бы на ходе путешествия. К тому же в столь тщательно собранный экипаж теперь надо было вписать дополнительных членов, не подчинявшихся руководителю экспедиции, тогда как субординация абсолютно необходима в условиях длительного сосуществования людей в стесненных условиях.
Однако больше всего Крузенштерна заботил вопрос размещения большого количества дополнительных участников плавания в тесном пространстве корабля. Ведь речь шла не о короткой морской прогулке, которая вела к ограничениям лишь на некоторое время. Впереди было плавание, сопряженное с огромной ответственностью и большими трудностями. Такой проект требовал полной самоотдачи, взаимопонимания и единства всего корабельного сообщества на несколько лет. Исходя из этого, Иван Федорович хотел обеспечить своим спутникам максимально возможный комфорт. В конце концов он сократил список экипажа, чтобы все могли разместиться достойным образом.
Теперь все расчеты рушились бесцеремонными замашками посла Резанова — он хотел появиться в Японии с максимально большой свитой. Но и этого было мало: Резанов и его тайные покровители считали, что миссия будет особенно успешной, если в дополнение к роскошным подаркам японскому императору вернут нескольких его подданных. Речь шла о японских рыбаках, потерпевших кораблекрушение у Алеутских островов в 1796 году и оказавшихся в России, некоторые из которых уже прижились в новой стране и даже приняли христианскую веру. Однако пятеро японцев так и не смогли акклиматизироваться и были готовы вернуться на родину. Чтобы они не жаловались на жизнь в России, с момента участия в посольстве с ними обращались как с государственными гостями, каждому из них царь подарил часы. Не побоялись никаких затрат и усилий, чтобы перевезти их из Иркутска в Санкт-Петербург. Загнав до смерти нескольких лошадей, они прибыли к началу экспедиции и к печали Крузенштерна. Рыбаков также требовалось разместить на переполненном корабле соответствующим образом.
Невежественные авторы этой идеи не догадывались, каким промахом она окажется и с какими расходами будет связана. В Японии не было недостатка в простых подданных, и высокопоставленным японским чиновникам была совершенно чужда мысль о том, что на простых рыбаков стоит обращать особое внимание. Даже японский император не интересовался их необычной судьбой. Наоборот, подданные, которые побывали за границей (что, несомненно, оказало на них губительное действие), были в Японии совершенно нежелательны, и нужно было всерьез позаботиться о том, чтобы их не казнили на месте. Можно было не сомневаться в том, что их ожидает холодный прием. Разумеется, сами рыбаки не догадывались об этом. Они не могли понять, почему в России внезапно им было оказано такое внимание, это опьянило их. В результате японцы превратились в невыносимых попутчиков, что еще больше изолировало их от остальных путешественников.
Рушились последние надежды Крузенштерна на мирное сосуществование на борту. Это беспокоило его, поскольку значительно ухудшались условия выполнения приоритетных для капитана научных задач кругосветного плавания. Как бы он ни подчеркивал в своих письмах экономическую и социальную выгоду этого проекта, его главной мотивацией было сильнейшее желание внести существенный вклад в подробное исследование Мирового океана. В этом он был единодушен с графом Румянцевым. Их союзником являлась и Императорская академия наук, которая поставила перед экспедицией научные задачи в области минералогии, ботаники и зоологии, а также перед началом плавания включила Крузенштерна в число членов-корреспондентов академии, хотя научных публикаций на тот момент у него еще не было.
В официальных инструкциях, полученных руководителем, вскользь упоминалось о том, что участникам разрешено проводить научные исследования, если позволяют время и обстоятельства. Официальная сторона сочла бы научные задачи выполненными, приняв в экипаж пару студентов. Однако по настоянию Румянцева пригласили астронома доктора Горнера. По единодушному мнению Крузенштерна и Левенштерна, он проявил себя на борту как самый симпатичный и миролюбивый человек. Также пригласили врача и натуралиста доктора Тилезиуса, известного своими научными публикациями. Он был сначала преподавателем в Лейпциге, а затем — надворным советником на российской службе. Оба ученых должны были подняться на борт в Копенгагене. Здесь же неожиданно появился еще один их коллега по цеху — врач и естествоиспытатель доктор Лангсдорф вернулся из заграничной поездки, узнал о кругосветном плавании и немедленно отправился в Копенгаген. Тут он начал добиваться того, чтобы его взяли в путешествие любой ценой. Он отстаивал свое желание с таким вдохновением, что ему позволили участвовать.
Для самого Крузенштерна важнее всего была, конечно, география. Как много открытий мог он сделать, но чаще всего курс плавания пролегал мимо них. Тем больше было его желание исследовать то, что входило в маршрут путешествия и помогало усовершенствовать существующие сухопутные и морские карты.
Даже беглый взгляд на карты, изданные на рубеже XVIII — XIX веков, показывает, что стремление Крузенштерна было отнюдь не беспочвенным. На этих картах отсутствовал целый континент — Антарктида. Другой континент — Австралия — был обнаружен за 200 лет до того, но еще не был изучен и был мало заселен европейцами. Северная Америка на картах соединялась перешейком на западе с Чукоткой, то есть с Азией, а на востоке — с Гренландией. В очертаниях земель здесь царила полная неопределенность, и специалисты спорили о том, существовал ли там морской путь. Даже север европейской части России по-прежнему оставался в значительной степени неизученным. На картах было множество островов, описанных одними исследователями, но так и не обнаруженных другими. Сколько еще оставалось загадок, волновавших путешественников всей Европы! У Крузенштерна была возможность открытия новых земель или новых морских путей. Пресса далеко разносила новости об этой сенсационной экспедиции, в особенности по тем странам, которые ревниво наблюдали за подобными проектами.
По указаниям Крузенштерна Лисянский приобрел в Лондоне физические и астрономические приборы, такие как хронометры (в количестве шести штук), секстанты, отражательные круги, искусственные горизонты, теодолиты и многое другое. Обширную коллекцию недостающих карт Крузенштерн закупил сам. «У капитана фон Крузенштерна на борту богатая и прекрасная астрономическая и навигационная библиотека», — сообщает астроном барон Цах. Продовольственное снабжение экипажа Иван Федорович спланировал с особой тщательностью. Цинга в то время оставалась почти неизбежной спутницей моряков и нередко свирепствовала и на суше. Причины этой болезни были тогда неизвестны, существовали разные мнения. Считалось, что она возникает из-за слишком тяжелой работы и плохих бытовых условий. Поскольку эти вещи в мореплавании были неизбежны и никто не предпринимал каких-либо особых усилий для их устранения, такое отношение к цинге весьма распространено. Витамины и их влияние на здоровье человека еще не были исследованы, но что-то о них уже было известно. Крузенштерн, находясь на службе в английском флоте, на собственном опыте узнал, что цинга как-то связана с питанием. В море еда была чрезвычайно однообразна и скудна, а плавания длились несоизмеримо дольше, чем сейчас. Этот вопрос следовало очень тщательно обдумать — тем более что речь шла о путешествии, которое должно было продлиться три года и проходило там, где приобрести свежее продовольствие было сложно, например, в тропических поясах. В те годы еще только начали изучать возможности консервирования продуктов, так что в этом кругосветном плавании использовать их было невозможно.
Основой рациона на судне были морские галеты и солонина, а также вино (тогда этим словом называли и водку, и ром, то есть крепкие спиртные напитки, ежедневно выдаваемые команде). Большое место в рационе занимали горох и крупы. Крузенштерн обогатил это скудное меню квашеной капустой, клюквенным и лимонным соком, пивом, вином, солодовой и еловой эссенциями, дрожжами и экстрактами бульонов, приобретенными в Лондоне. Не считаясь с затратами, он использовал каждую возможность, чтобы разнообразить рацион, добавлял в меню свежие продукты, брал на борт животных. По пути запасы корабельного довольствия пополнялись среди прочего рисом и сушеными морскими моллюсками, которые экипаж попробовал в Японии. Руководитель настоятельно рекомендовал использовать их в качестве судовой провизии благодаря длительному сроку хранения.
В пути выяснилось, что квашеная капуста испортилась, поэтому ее пришлось выбросить в море, и тогда Иван Федорович приказал экипажу взамен нее собирать черемшу, из которой приготовляли сброженный напиток, на вкус отвратительный, но оказывавший благоприятное воздействие на здоровье экипажа. На протяжении всего плавания было отмечено всего два случая цинготной болезни, однако они были настолько несерьезными, что больных вылечивали за несколько дней. Впрочем, доктора Эспенберга не убеждали аргументы Крузенштерна: он считал питание лишь одним из факторов, вызывающих цингу. В своем медицинском отчете о путешествии он пишет: «Известно, что недостаток пищи или плохая пища, влажность, холод, тоскливость, недостаток движения, чрезмерное напряжение порождают цингу. Также известно, что хорошая еда, чистота, сухой воздух, достаточная подвижность, хорошее настроение, вино и другие сброженные напитки препятствуют возникновению цинги».
В плавании часто приходилось выбрасывать испортившуюся провизию, однако то, что оставалось и считалось пригодным в пищу, не могло соответствовать сегодняшним представлениям о нормальном питании. Доктор Эспенберг пишет об этом: «Когда господин фон Крузенштерн говорит, что солонина, особенным образом засоленная в Петербурге, хорошо сохранилась на протяжении всего путешествия, это означает, что она была настолько хороша, насколько было возможно в данных обстоятельствах. Солонина, которой было уже больше года, несколько месяцев хранилась при температуре не менее 20 градусов тепла по Реомюру (25 °С), так что запах от нее чувствовался даже на расстоянии. Я должен признаться, что я довольно часто испытывал перед нею непреодолимое отвращение».
Трюмные помещения корабля наполняли газы, входить туда без специальных предосторожностей не рисковали. Иногда использовали фонарь с зажженным огнем, который указывал на опасное для жизни скопление газов. Критическая ситуация сложилась на «Неве» на пути домой, когда начал гнить груз, состоявший из шкур животных. Невыносимое зловоние заполнило весь корабль. Лисянский разделил свою команду на три группы и, несмотря на сильный шторм, приказал им проверить и переложить весь груз. Этот каторжный труд продолжался четыре дня, и за борт пришлось отправить 30 000 испортившихся шкур морских бобров (каланов). Впоследствии люди были настолько истощены зловонием и работой, что 14 из них заболело.
Лисянский описывает обычный рацион следующим образом: один фунт мяса на человека в день (подразумевается русский фунт, равный 0,453 кг), один фунт морских галет, один стакан водки (члены экипажа, которые отказывались от своего алкогольного пайка, могли вместо него получить деньги). На человека в неделю полагался фунт сливочного масла, но в тропических широтах хранение этого продукта было невозможным. Было много уксуса и горчицы.
Отдельной проблемой было снабжение питьевой водой. Иногда с помощью натянутых тентов из просмоленной парусины удавалось собрать столько дождевой воды, что в ней даже дозволялось стирать белье. Но если дождевой воды не было, то не разрешалось использовать запасы воды ни на какие цели, кроме утоления жажды. Для переходов, на которых нельзя было пополнить запасы пресной воды, предусматривалась выдача по норме: два штофа воды (2,5 л) на человека в день. Такая норма вводилась за время плавания несколько раз, однако длительной серьезной нехватки воды на протяжении путешествия не возникло. В ту эпоху качество питьевой воды было ниже, поскольку способы ее сохранения были неэффективны. Через две-три недели питьевая вода начинала загнивать и отвратительно пахнуть, однако после двух-трех загниваний она очищалась сама по себе. Незадолго до начала плавания граф Бертолле из Савойи обнаружил абсорбирующее действие угля, и Крузенштерн сразу же воспользовался этим открытием. В Копенгагене на свой риск он приказал изнутри обжечь все бочки для воды так, чтобы их стенки обуглились. Результат оказался превосходным, хотя в бочках остался привкус.
Разумеется, на судах были аптечные наборы. Например, существовал обязательный список лекарств для российских кораблей, предпринимавших путешествие длительностью до полугода. Однако доктор Эспенберг, который взял на себя задачу по укомплектованию аптечки, не стал придерживаться этого списка, а составил свой собственный. Лисянский приобрел все необходимое в Лондоне, поскольку считалось, что англичане были лучшими в этом вопросе.
В начале июня 1803 года оба судна прибыли в Кронштадт со всем снабжением, закупленным в Лондоне. 450-тонный 16-пушечный «Леандр» получил название «Надежда», а 370-тонная «Темза» с 14 пушками стала называться «Невой".
Крузенштерн воздержался от критических замечаний об этих кораблях, купленных по столь высокой цене. Однако после первого осмотра своего корабля он распорядился заменить мачты и весь такелаж, несмотря на то что оба судна были отремонтированы за значительную сумму. На корабле Лисянского тоже были повреждения, которые «обнаружились» лишь в пути, и тогда на ремонт было потрачено немало времени.
Соблюдение графика плавания играло важную роль, Крузенштерн тщательно рассчитал все по сезонам. Он хотел отправиться в путь в начале июля, чтобы пересечь Северное море и Бискайский пролив в летнее время, а затем воспользоваться летним сезоном, наступающим по другую сторону экватора. Это имело огромное значение при прохождении мыса Горн. Отложенный выход в плавание, затянувшаяся стоянка в Копенгагене, а затем смена мачт на «Неве» в Бразилии помешали соблюдению этого графика. В Копенгагене якорь подняли только в сентябре, а в Англии — в октябре.
Кроме замены мачт и связанной с этим потери времени, выход в море задержало позднее прибытие груза, а также посла Резанова и его свиты, причем последние задерживали отправление не один раз. Свита посла так неумеренно разрослась, что слухи о невозможности разместить ее на перегруженном корабле дошли даже до царя. Александр I поручил своим министрам немедленно разобраться. Инспекция на корабль и принятие решения, которого все ждали в большом напряжении, произошли непосредственно перед отходом. Те, кого сняли с корабля на этом этапе, были уязвлены дважды. Можно себе представить, насколько мучительным был такой приговор для человека, который решился на трехлетнее кругосветное путешествие, собрался в путь, трогательно попрощался со своими родственниками и друзьями, передал свою должность преемнику, добился достойного места на корабле, а теперь получал известие, что он может забирать свои вещи и ехать домой…
Кому же выпал этот жребий? Считалось, что исключение из списков в первую очередь коснется обоих сыновей Коцебу (и племянника Крузенштерна Отто Бистрома), поскольку они были весьма юны. Но это было бы слишком большим оскорблением для Крузенштерна, и потому император предусмотрительно закрепил за родственниками Крузенштерна их места в команде. Справедливое решение комиссии коснулось свиты посла Резанова, в том числе двух его племянников и еще одного субъекта, производившего столь неприятное впечатление, что прощание с ним было воспринято всеми с большим удовольствием. В числе людей, исключенных из списков экспедиции, был матрос, у которого обнаружились явные признаки скарлатины. Выбывшие, — по словам Левенштерна, их было семеро — роптали и умоляли о возвращении. Все были готовы согласиться на любые условия и даже на продолжение плавания в матросском кубрике, однако и он был так переполнен, что никому нельзя было желать такой доли. Исключенные покинули корабль в глубоком разочаровании.
Итак, на борту «Надежды» находилось 83 человека: 62 члена экипажа, 10 участников посольской миссии, шестеро пассажиров до Аляски и пятеро японцев. В Копенгагене должны были присоединиться трое ученых, а затем в Англии, когда один человек сошел с корабля, окончательный список включал 85 участников. На «Неве» было еще меньше места, к тому же судно являлось собственностью Российско-Американской компании. Лисянский энергично отбивался от того, чтобы брать на борт людей, не входивших в экипаж. Из 55 человек, которые поднялись на «Неву», 53 человека были моряками, один —работником компании и еще один был священником. К величайшей досаде Лисянского, священника ему уволить не удалось.
Из-за нехватки места на борту «Надежды» не оказалось условий для размещения посланника Резанова, которые соответствовали бы его статусу. У Ивана Федоровича Крузенштерна не было другого выбора, кроме как разделить с послом свою каюту. В дальнейшем это сосуществование стало весьма непростым из-за резкого ухудшения отношений с камергером, произошедшего во время плавания.