Однажды, когда радикально менялась издательская модель, Осип Мандельштам аккуратно сказал: «Всю литературу делю на разрешенную и написанную без разрешения. Первая есть мразь, вторая — ворованный воздух». Так вот, с 1931 года вся советская литература стала только разрешенной, а журналисты, хотели они этого или нет, превратились в пропагандистов.
22 июня 1941 года, когда началась Великая Отечественная война, советская журналистика переросла в промышленность, где заранее все было предусмотрено. К этому времени уже был заготовлен план переформатирования журналистики применительно к интересам войны. Большинство ведущих советских литераторов, собственно, как журналистов, так и писателей, проходили специализированную военную подготовку. Например, Константин Симонов, который еще до войны, в конце 30-х годов, окончил специальные курсы военных корреспондентов.
Часто, читая произведения писателей-фронтовиков, мы удивляемся, как они предвидели судьбу своих героев, свою собственную? Они это не предвидели, а видели. Они готовились к войне. Если взять пьесу Константина Симонова «Парень из нашего города», то ее герой уходит из педагогического института в танковое училище, потому что впереди война. И он очень жестко говорит своему собеседнику, когда тот сообщает, что, в общем-то, не всем быть военными: «Всем! Сначала военными, потом все остальное».
Это мыслилось и как идея создания мирового социалистического государства, и как защита своей земли, на которую непременно должны напасть. Это была общая установка. Но вот когда война начнется точно, конечно, не знал никто. В газетах шел разговор о том, что есть пакт, никакой войны не будет. Более того, за суждения о необходимости срочной подготовки к началу войны можно было и в лагерь попасть. И попадали…
Чему обучались журналисты на военных курсах? Азам выживания на войне, азам согласованных действий. Конечно, их учили стрелять из штатного оружия: винтовок, наганов. Из пулемета умели не все.
Практически с первого дня войны во всех округах, на всех фронтах, в каждой армии были расширены редакции, подготовлены к работе издательские организации. Сразу же началась работа. Люди оперативно получали предписания. Например, Василий Гроссман попал в «Красную звезду», Лев Славин — в «Известия», Платонов… Тогда он был в опале, хотя Сталин его все равно ценил. Так вот, Платонов стараниями Гроссмана тоже получил предписание в «Красную звезду». Одним словом, кто куда. Вполне комфортно чувствовал себя Евгений Петров, руководивший «Огоньком». Но получил предписание и поехал, куда сказали. Аналогично Фадеев, Симонов.
То есть люди работали. Некоторые из них были обучены ремеслу корреспондента, некоторые учились на ходу, как Гроссман. Но в начальной фазе обучали всех. Ну и, конечно, всем военным журналистам была дана общая установка, заказ на подвиги.
Несколько слов о том, как было устроено управление пропагандой в годы войны. Во-первых, существовало главное политическое управление Вооруженных сил, которое формировало установки, давало указания. Веером все эти директивы поступали во все издания, во все политические управления фронтов, дивизий, корпусов и так далее.
Журналисты-то были разные. Одни, как говорится в песне Симонова, — «с лейкой и с блокнотом», другие — «с пулеметом». Тут не перепутаешь. Даже у тех, кто воевал, было очень жесткое деление — на фронтовиков и всех остальных. Фронтовики — это те, кто непосредственно участвовал в боях. Среди них бывали и журналисты. Почему бывали? Потому что не журналистское это дело, как не дело командира армии лезть на командный пункт батальона. Но случалось всякое. Тот же Симонов выходил из окружения, принимал участие в боевых действиях. Кстати, позже он осмыслил это как центр своей биографии. Он ведь и завещал развеять свой пепел над тем полем, где держал оборону. То есть там, где он, функционер, литератор, был мужчиной-воином.
Что с началом войны изменилось в советской журналистике? Во-первых, у людей литературы, людей журналистики появилась вполне конкретная мотивация — они сражались с абсолютным злом. И с этой точки зрения многое было уже оправдано. Надлежало победить любой ценой, поскольку выбора не было: либо победа, либо гибель. Во-вторых, существенно раздвинулись цензурные установки, поскольку актуализировался курс на читательский интерес. Были нужны те писатели, кого читают. Они ценились. А в этом вопросе без искренности не получалось. Тем не менее цензура пристально следила за тем, чтобы не разглашалось то, чего разглашать не следовало: какие-то военные операции, реальные события (например, массовые истребления евреев). Не говорили и о том, что не была проведена эвакуация. О причинах ленинградской блокады тоже писать не полагалось. О коллаборационизме, о том, что в массовом порядке советские солдаты сдаются немцам не от страха, а потому, что не хотят защищать советскую власть, и так далее.
Все мы знаем имя человека, который стал символом немецкой пропаганды. Это Геббельс. Символом советской пропаганды был товарищ Сталин, который находил время на все. Следил он и за военной прессой, лично выказывал какие-то предпочтения, звонил, приглашал к себе. Константин Симонов, например, шестикратный лауреат Сталинской премии, был его любимцем от довоенных до послевоенных лет.
Кстати, многие писатели начинали войну в званиях сообразно их литературному рангу. Платонов, например, по рангу был капитаном. Закончил майором. Симонов начинал батальонным комиссаром (эквивалентно майору), закончил полковником (третью полковничью звезду ему дали уже после войны). Фадеев, Твардовский, Гроссман начинали интендантами 2-го ранга (тоже эквивалентно майору), а закончили подполковниками.
Какова была система распространения советской прессы? В этом вопросе было необходимо решить главную задачу — довести информацию до каждого советского гражданина. Поэтому прессу и покупали, и подписывались, и на улицах стояли специальные стенды, где вывешивали газеты. Приносили газеты и на предприятия, раздавали их, читали вслух.
Статья основана на материале передачи «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы». Гость программы — доктор исторических наук, профессор Давид Фельдман, ведущие — Владимир Рыжков и Виталий Дымарский. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.