Французских храмовников задержали всех разом — в пятницу, 13 октября 1307 г. То ли организаторы акции хотели придать ей ещё более жуткий характер, то ли именно после этого сверхповального ареста все так опасаются рокового стечения даты и дня недели. Как бы то ни было, тамплиеров сразу стали допрашивать и подвергать жестоким истязаниям. Но при этом нужно было ещё придумать, в чём бы таком обвинить прославленных рыцарей, чтобы и народ понял, и церковь ужаснулась. Конечно, в ереси. Но какой?
Хорошо, скажем, чтобы они при посвящении отрекались от Христа, плевали на крест, целовали начальство в губы и разные другие места. Мало. Предавались содомскому греху? Слабовато. Во Франции сойдёт, а в Англии, например, могут понять как намёк на нравы короля Эдуарда II, ценного союзника и зятя Филиппа Красивого, для которого, в общем-то, и затевалось преследование ордена. Нужно было что-то найти, предъявить нечто осязаемое и пугающее. Должны же еретики поклоняться какому-нибудь жуткому божеству? Первым задачу осознал и выполнил главный архитектор процесса, советник французского короля Гильом де Ногаре.
Дворянин из довольно захудалого рода выбился в люди беззаветным служением интересам короны. Прежде всего финансовым. Как солдат мафии, Ногаре выбивал деньги из кого только мог. Так, за год до ареста тамплиеров он провёл блестящую операцию по ограблению и депортации евреев. Но всё так быстро исчезало в прорве королевской казны, что необходимо было подключить её ко всем денежным потокам, проходившим через Францию.
Главный из них контролируется орденом Храма. Со времён Второго крестового похода тамплиеры принимают на хранение ценности уходящих в Святую землю, предоставляют и кое-какие средства в Палестине, но никто, кроме финансистов ордена, не знает, сколько денег оседает в тамплиерской казне. Слухов сколько угодно, называются баснословные цифры, но все мирные предложения хоть чем-то поделиться с короной наталкиваются на решительный отказ.
Ногаре разрабатывает план захвата, представляет его Филиппу и в тот момент, когда король подписывает секретный приказ об аресте тамплиеров, становится хранителем печати, то есть канцлером и министром финансов. Вначале Гильом де Ногаре попросту пишет, что, забыв о духовном предназначении своего ордена, храмовники поклоняются золотому тельцу. Затем он конкретизирует библейский образ, и в обвинениях появляется слово «идол», а в показаниях некоторых арестованных кумир получает имя — Бафомет.
Будучи уроженцем Юго-Запада Франции, Гильом де Ногаре знал толк в ересях. По некоторым сведениям, его дед был катаром, осуждённым и казнённым во времена борьбы с этой формой вероотступничества, охватившей почти половину королевства и пронизавшей все слои общества. И слово «Бафомет» тоже южное и представляет собою искажённую форму имени Пророка: Мохаммед — Магомет — Бафомет. Поэзия и молва считают мусульман язычниками и заставляют их поклоняться изображениям богов. Под пытками рыцари рассказывают, что сарацины показывали им своего идола, которого называли или «Бафомет», или «Ялла», то есть Аллах. Звучит странно.
Мусульмане не изображают ни Пророка, ни Бога. Однако чем суровее пытки, тем подробнее рассказывают тамплиеры о своих «верованиях». Появляются какие-то верёвки, которые освящают, прикладывая к Бафомету, а потом пришивают к своей одежде. Это всё хорошо, но нужен сам Бафомет как вещественное доказательство. И он находится. Самое популярное описание — «голова бородатого мужчины на четырёх ногах». Под него подходят раки для мощей, изображающие голову Фридриха Барбароссы. Но следствие не останавливается на одной модели Бафомета. Поскольку в соответствующем пункте обвинительного акта сказано, что идолов держат в каждой командерии, то к делу подшивается любая гротескная фантастическая фигура, какими изобилует любой романский и готический храм.
Поклонение Бафомету не стало основной виной ордена, и несчастный идол мог бы кануть в Лету, если бы в 19 и 20 вв. увлечение оккультными науками и практиками не ввело бы его в оборот. Сатанисты сделали его своим знаком, а металлисты поместили на обложки альбомов. Ну ладно, теперь уже за это не сжигают. Или — пока ещё.