Перечитать «Айвенго»
Трудно быть монархом: любая нехватка чего-то мешает править и вызывает критику, а то и насмешки подданных. Бездетный король, безумный король, безродный король — не дай бог остаться с таким «грузом» в памяти потомков. И единственному Иоанну в истории английской короны тоже пришлось несладко.
Перенесёмся ненадолго в ту сравнительно недавнюю пору, когда компьютеров ещё не было, а «Библиотека приключений», кино и телевидение уже были и мальчишки и девчонки вместо «стрелялок» и «бродилок» погружались в страницы книг и прилипали к теле и киноэкранам. «Айвенго» Вальтера Скотта, один из лучших рыцарских романов мировой литературы, и фильм «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», вышедший в советский кинопрокат в 1983 году, заставляли грезить о тех стародавних временах, когда Честь и Отвага были не пустыми словами…
«Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…»
С той поры большинство «Айвенго» не перечитывало и не пересматривало — дети выросли, у них появились иные заботы и другие любимые произведения. Вернёмся ненадолго к замечательной книге нашего детства…
«В ту пору английский народ находился в довольно печальном положении. Ричард Львиное Сердце был в плену у коварного и жестокого герцога Австрийского. Даже место заключения Ричарда было неизвестно; большинство его подданных, подвергавшихся в его отсутствие тяжёлому угнетению, ничего не знало о судьбе короля. Принц Джон, который был в союзе с французским королём Филиппом — злейшим врагом Ричарда, использовал всё своё влияние на герцога Австрийского, чтобы тот как можно дольше держал в плену его брата Ричарда, который в своё время оказал ему столько благодеяний».
Король-воитель
Английский народ в конце 12-го века не благоденствовал даже по невысоким тогдашним стандартам. Правда, винить в этом только принца Джона, будущего короля Иоанна Безземельного, было бы не вполне справедливо — начало этим бедствиям положил тот самый Ричард, его старший брат, воспетый трубадурами и менестрелями величайший рыцарь всех времён и народов. Буквально одержимый идеей возвращения христианам утраченного в 1187 году Гроба Господня, он, став королём Англии после смерти отца, Генриха II, в 1189-м начал стремительно собирать средства на Третий крестовый поход. При этом он меньше всего думал о благополучии вверенной его попечению страны: продавал чиновные должности, обложил налогом церковь (то есть в конечном итоге её прихожан), освободил за плату своих шотландских вассалов от их клятвы верности и заметно повысил налоги. «Я продал бы Лондон, если бы нашёлся человек, достаточно богатый, чтобы его купить» — в этой фразе, приписываемой Львиному Сердцу, сосредоточена основная, если не единственная, государственная идея его правления. Впрочем, в Англии он пробыл недолго и отплыл во главе своего войска отвоёвывать Иерусалим через девять месяцев после коронации.
То, что оставшийся «на хозяйстве» младший брат Джон продолжил дело Ричарда по выкачиванию средств из всех возможных источников, то есть так или иначе в конечном итоге из карманов простых крестьян и горожан, — тоже лишь отчасти объясняется его собственной жадностью. Оказавшись незадачливым полководцем, король после некоторых успехов на Святой земле не справился с главной задачей и не смог отвоевать Гроб Господень. На обратном пути он попал в плен. Кстати, в плену он находился не столько у своего действительно злейшего врага герцога Леопольда V Австрийского (а как было не злиться — ведь Ричард из полководческой ревности нанёс тяжелейшее оскорбление его чести, повелев убрать со стены крепости Акра совершенно законно водружённый туда флаг герцога), сколько у императора Священной Римской империи Генриха VI. Именно последний и потребовал за освобождение именитого пленника гигантский выкуп, только пятая часть которого предназначалась обиженному австрийцу. Собирали «всем миром», то есть опять-таки свободу «обожаемого монарха» оплатили его подданные.
Брат-предатель
Ни в коем случае не следует думать, что при этом принц Джон был, как говорится, «белым и пушистым». «Исполняющим обязанности» правителя Англии он стал самовольно, оттеснив назначенного Ричардом канцлера Уильяма де Лоншана. Он действительно активно интриговал против короля, заключив союз с его врагом, французским королём Филиппом II Августом, и прикарманивал часть собираемых на освобождение брата средств не только из свойственной ему жадности, но и для того чтобы отсрочить возвращение законного правителя в Англию. Вокруг него группировалась «партия принца».
«Ловкий интриган и кутила, принц Джон без труда привлёк на свою сторону не только тех, кто имел причины опасаться гнева Ричарда за преступления, совершённые во время его отсутствия, но и многочисленную ватагу «отчаянных беззаконников» — бывших участников крестовых походов. Эти люди вернулись на родину, обогатившись всеми пороками Востока, но обнищав, и теперь только и ждали междоусобной войны, чтобы поправить свои дела», — тут Вальтер Скотт не преувеличивает.
А вот насчёт «благодеяний» (см. цитату выше) — перебор. Не так-то много хорошего сделал Ричард Джону, они даже повоевали из-за Аквитании, которую Генрих II хотел отдать младшему сыну, да Ричард воспротивился. Главное благодеяние старшего брата младшему было впереди, уже за хронологическими рамками романа, которые ограничиваются 1193-м — началом 1194 года. После открытой вражды и фактического изгнания Джона он был прощён (по-христиански, по-родственному или из тактических соображений — историки не могут прийти к общему мнению), причём с весьма необычной формулировкой: 27-летниймужчина был поименован «дитятей, у которого были злонамеренные советники». Впрочем, у него были в назидание отобраны все его владения (позже Ричард их частично вернёт), и он во второй раз стал Безземельным
Что такое «не везёт»…
Первый раз это произошло, когда отец, Генрих II, распределял наследство. Как пишет хронист, «…сыну Ричарду он отдал герцогство Аквитанское и все земли, полученные им от его матери Алиеноры; своему сыну Жоффруа он пожаловал Бретань… Своему сыну Генриху он отдал Нормандию и все земли, коими владел его отец Жоффруа, граф Анжуйский. И сделал он так, чтобы три сына его стали вассалами Людовика, короля Франции. А своему сыну Иоанну, который был ещё слишком мал, он дал графство Мортен». Небольшое владение, к тому же ещё и вассальное даже не французскому королю, а герцогу Нормандскому, не шло ни в какое сравнение с тем, что получили старшие, — отсюда и прозвище Jean sans Terre по-французски, или John the Lackland по-английски, Иоанн Безземельный. Собственно, родной отец так его и назвал, не думая, что ставит своеобразное клеймо на судьбу своего любимца.
Третий (и последний) раз он потерял всё уже исключительно собственными усилиями. Во-первых, он поругался со своим бывшим союзником Филиппом II Августом (ситуация осложнялась тем, что, став после смерти Ричарда герцогом не только Нормандии на севере Франции, но и огромной Аквитании на юге, в этой части своих владений Иоанн был его вассалом) из-за спора с племянником о наследстве. Вопрос и впрямь был запутанным: норманнская традиция отдавала предпочтение Иоанну, как представителю старшего поколения, а аквитанская, опиравшаяся на прямую нисходящую линию, — двенадцатилетнему Артуру, как сыну старшего из братьев, оставивших потомство. Дело кончилось войной, в которой Иоанн терпел неудачи чаще, чем одерживал победы. В результате к 1206 году он потерял бо́льшую часть своих французских владений.
Далее возник конфликт с папой римским. Иоанн воспротивился назначению архиепископом Кентерберийским (главой церкви на территории Англии) учёного богослова Стефана Лэнгтона, соученика и личного друга Иннокентия III. Сильный и властный папа не стал терпеть своеволий (он в принципе последовательно боролся за право Рима самостоятельно, без согласования с монархами, назначать своих представителей в католические страны) и наложил на Англию интердикт. Упрямый и не слишком дальновидный Иоанн в ответ наложил руку на церковные земли и был предсказуемо отлучён от церкви. Выбираться из ситуации ему пришлось задним ходом, каясь и прося прощения, неся при этом репутационные и финансовые потери.
У истоков демократии
Впрочем, наибольшие огорчения в конце жизни ему доставили собственные крупные феодалы — бароны, как их называли в Англии. Неудачи на континенте и, как следствие, потеря доходов и без того регулярно пустующей казны подтолкнули Иоанна к тому, чтобы обложить не участвовавших в войне вассалов необычайно высоким налогом. В самих «щитовых деньгах», как назывался налог, ничего необычного не было, этот налог ввёл ещё прадед нашего героя, Генрих I, как опцию для тех, кто по каким-либо причинам не может выполнить свои вассальные обязанности непосредственным образом. Однако в этот раз размер платежа был совершенно неподъёмным. Многие отказались платить.
Король попытался урезонить несогласных, но, вызвав их на встречу, только дал им лишнюю возможность договориться между собой. В итоге они смогли собрать внушительное войско и предъявили своему сеньору ультиматум. К ним присоединился Лондон, чьи «старые вольности» оговаривались в документе особым пунктом. Иоанн вынужден был принять то, что мы сегодня знаем как Magna Carta Libertatum — Великую хартию вольностей, нередко именуемую ныне «матерью всех конституций».
Это был классический набор гарантий прав крупных и средних феодалов от королевского произвола, но содержащиеся в нём отдельные положения о праве на суд равных, о защите собственности, о праве свободно покидать страну и возвращаться в неё уже в последующие времена сделали Великую хартию документом, из которого постепенно выросли парламентаризм и современная концепция прав человека.
А Иоанн, чувствуя, что перестаёт быть королём в единственной оставшейся у него земле, отказался от данной баронам клятвы и вновь пошёл на них войной. Тут-то и настигла его желудочная болезнь, усугубленная горем от потери значительной части казны, которую он возил с собой (воистину, у него был редкий талант терять!). Впрочем, современники, разумеется, заподозрили отраву — слишком у многих была причина желать королю смерти…
В романтическом произведении, которым в самом лучшем смысле слова является великий роман Вальтера Скотта, принц Джон олицетворяет низость и коварство в противоположность отважному и благородному Ричарду. В жизни всё было совсем не так прямолинейно.