Мне стоило огромного труда добиться встречи с Керенским. Но в конце концов меня известили, что он может принять меня, но только поздно вечером, часов в одиннадцать.
Я взяла извозчика и отправилась в Зимний дворец. У входа меня ждал молодой адъютант. Я вместе с ним поднялась по широкой каменной лестнице, которая казалась голой без ковров. На каждой ступеньке нам приходилось уступать дорогу оборванным солдатам, которые все время сновали взад и вперед.
Мы дошли до апартаментов императора Александра III. В бальном зале оказалось много народа, но я шла, как во сне, и почти не видела лиц. Я лишь заметила, что при моем появлении все разговоры смолкли.
Мой провожатый подвел меня к высоким дверям красного дерева. Перед ними мы остановились. Он вошел один, но через мгновение открыл дверь, пригласил меня войти, а сам развернулся и ушел.
Я стояла перед Керенским. Несмотря на свое волнение, я внимательно его рассмотрела и даже сейчас помню его облик до мельчайших подробностей. Среднего роста, с расширяющимся к скулам лицом и крупным узким ртом; волосы подстрижены «ежиком». Одет он был в бриджи для верховой езды, высокие сапоги и темно-коричневый сюртук военного покроя без погон. Он держал левую руку под сюртуком на манер Наполеона, а мне протянул правую. Поздоровавшись, он указал мне на кресло, стоявшее у массивного стола красного дерева.
Я села. Он вернулся на свое место за столом и, откинувшись в кресле, принялся барабанить пальцами по бумагам.
Несколько ламп освещали центр комнаты и стол, остальная часть кабинета Александра III была погружена во тьму. Комнату давно не проветривали, и здесь пахло сыростью.
— Вы хотели меня видеть. Чем могу служить? — равнодушно спросил он; он прекрасно знал, зачем я пришла.
— Александр Федорович, — взволнованно начала я, чувствуя, как дрожит мой голос, — по неизвестным нам причинам мой отец вместе со своей семьей были арестованы…
— Однако вы его дочь, и вы на свободе, как я вижу, — перебил он меня с кривой ухмылкой. — Причина есть. Ваша мачеха и ее сын неуважительно отзывались о Временном правительстве.
За три недели до ареста Володя действительно написал сатирические стихи о самом Керенском. Он не подписал стихи, но рисунок был сделан с такой точностью, что все узнали его руку. А мачеха имела глупость распространить их по всей округе; говорили даже, что кто-то положил копию на стол Керенского в Зимнем дворце.
— Кроме того, есть и другие причины, которые я не могу назвать вам, — продолжал он.
Спорить было бесполезно. Я решила перейти к сентиментальной части своей программы. Именно на нее я больше всего рассчитывала.
— Через несколько дней, — сказала я, — я выхожу замуж. За князя Путятина, — добавила я в надежде, что столь демократичный выбор смягчит моего судью.
— Да. Я в курсе. Он — офицер четвертого снайперского полка.
Керенский с таким презрением произнес название этого гвардейского полка, что я поняла, насколько ошиблась в выборе тактики, и продолжила уже с меньшей уверенностью:
— Вы же можете понять мое желание видеть отца и его семью на бракосочетании.
— Вы и мачеху свою желаете видеть? — с явной насмешкой поинтересовался он.
— Разумеется, — ответила я. — Естественно, я хочу, чтобы в такой день все дорогие мне люди были рядом со мной. Пожалуйста, Александр Федорович, сделайте так, чтобы к тому времени их выпустили из-под ареста…
— А как вы думаете, что скажут мне солдаты, если узнают, что я освободил вашего отца на таких основаниях? Они скажут: когда их дочери выходят замуж, их не отпускают домой, не говоря уж об освобождении из-под стражи.
Он вздохнул и, глядя куда то поверх моей головы, добавил покровительственным тоном:
— Тем не менее я постараюсь сделать все, что в моих силах. Но ничего не обещаю… Посмотрим…
Его голос стих. Он засуетился. Я поняла, что он хочет закончить разговор. Я почти обезумела от отчаяния. Все замечательные речи, которые я столько репетировала, вылетели из моей головы.
— Ради Бога, Александр Федорович, — взмолилась я, — отдайте приказ прямо сейчас! Вы же знаете, что все зависит только от вас. Вы сегодня уезжаете, и мне не к кому обратиться в ваше отсутствие. Мой отец уже не молод, у него слабое здоровье, он испытал столько горя. Он так радовался моему замужеству и очень хотел присутствовать на свадьбе… — продолжала я, стремительно теряя остатки самообладания.
Керенский явно забавлялся моим смятением. Он улыбнулся и встал. Разговор был закончен. Я тоже поднялась.
— Говорю вам, я сделаю все, что смогу, но вы же сами знаете, как я занят… я постараюсь… я распоряжусь…
В действительности он ничего не мог сделать без разрешения Совета, но я этого не знала.
Я пожала ему руку и что-то пробормотала на прощание. Мои усилия оказались тщетными. Я ничего не добилась своим визитом. Помимо огорчения из-за неудачи я испытывала глубокое унижение. Я не нашла подходящих слов, я умоляла, заикалась и потеряла голову в присутствии Керенского, я не только подвела отца, но еще и выставила себя посмешищем в глазах этого господина!