Литературные образы Хлестакова и Остапа Бендера — отражение распространённого в реальном русском уголовном мире ловкача, меняющего личины проворнее, чем перчатки. После революции Россия не только изменилась, но и раскололась — часть её оказалась за границей. К изменениям адаптировались и криминальные миры двух «Россий» — Советской и зарубежной.

Неудивительно, что образ самозванца перекочевал в произведения писателей первого эшелона русской литературы. Россия знала немало самозванцев, которые переворачивали историю страны — это и Лжедмитрии, и Емельян Пугачёв (называвший себя Петром III), и Лжеалексеи (якобы сыновья Петра I) и даже Лжеиваны («выжившие» Иваны VI).

Александр Куприн описывал этот прекрасно доживший до 20-го века типаж ещё до революции: «Он одевается у самых шикарных портных, […] носит громкий (и, конечно, вымышленный) титул. […] нередко отличается изящными манерами. Его проделки с ювелирами и банкирскими конторами часто носят на себе печать почти гениальной изобретательности, соединённой с удивительным знанием человеческих слабостей. Ему приходится брать на себя самые разнообразные роли, начиная от посыльного и кончая губернатором, и он исполняет их с искусством, которому позавидовал бы любой первоклассный актёр».

Самозванство распространилось в русском уголовном мире начала 20-го века и особенно расцвело после 1917 г., когда старый социальный порядок был разрушен и люди изобретали новые идентичности, однако само звучание титулов и званий по-прежнему имело магическое влияние на русского человека.

В Советской России мошенники чаще всего представлялись советскими должностными лицами. Аферисты овладевали «советским» языком, легко покупали на чёрном рынке документы, бланки и печати. Иногда доходило до смешного: у одного арестованного в 1925 г. мошенника нашли документ, подтверждающий его участие в революции 1905 г. При этом арестанту было всего 25 лет.

В стране также бродили «внуки» Карла Маркса, «племянники» Энгельса, братья и сыновья народных комиссаров. Жертвами таких афер чаще всего становились настоящие советские чиновники. Михаил Булгаков описал произошедший однажды в провинции случай: «брат Луначарского» пришёл в одно из местных учреждений и сказал, что командирован туда, чтобы это учреждение возглавить, но пока он ехал, был ограблен. Несчастному новому «начальнику» служащие дали одежду, предметы первой необходимости и 50 рублей аванса. Больше они «шефа» не видели.

Другой авантюрист Сергей Месхи, переехав в Москву с Кавказа в начале 1920-х, называл себя «героем Гражданской войны» и «27-м бакинским комиссаром». Он хотел не разового ограбления, а карьеры, которую и сделал: к 1935 г. он стал директором московского отделения «Интуриста». Раскрыли его лишь из-за того, что он совершал ещё и сексуальные преступления.

Ещё один парень родом из Тифлиса, Халфин, звонил в учреждения, представлялся служащим комсомола и давал сам себе рекомендации: «К вам придёт прекрасный парень. Всячески рекомендую комсомольца Халфина». Так он попал сначала в Наркомат внешней торговли, потом в Наркомат юстиции, а затем — на два года в тюрьму (не сумел добыть себе хорошие документы и был раскрыт).

Порой аферисты действовали особенно дерзко. Зачем обращаться в советские учреждения, если можно создать своё? Так, А. Левяго основал «Центральное управление по оказанию научно-технической помощи и внедрению новейших достижений в строительную промышленность». Он заказал официальные печати и открыл счёт в сберегательном банке, затем набрал в школах и вузах заказы на пропагандистские плакаты и получил на счёт 18 000 рублей. Аферисты устраивали от имени наркоматов фальшивые образовательные курсы (конечно, платные), «нквдэшники» проводили «обыски» и (самое главное) «конфискации», при этом подобные ловкачи добывали себе нужную форму.

Известный историк Ш. Фицпатрик, исследуя мошенничество в Советской России, пришла к выводу, что большая их часть происходила в провинции, где люди были доверчивее, а проделки легче сходили с рук. Проще было и сбежать с места преступления, и скрыться навсегда. Побороть «ротозейство» советских чиновников не удавалось десятилетиями. Только в 1950—1960-е гг. коммуникационная инфраструктура, повышение уровня образования бюрократов и усиление контроля документооборота позволили существенно снизить количество мошенников.

И в эмиграции самозванство было распространённым способом мошенничества. Мир русской эмиграции был миром утраченных социальных капиталов и в то же время миром ностальгии по «старой России», в том числе и по прежней системе социальной иерархии. Поэтому для успешной социализации неплохо было иметь статусную биографию. Как в 1925 г. шутливо писала русская парижская газета «Иллюстрированная Россия», в эмиграции «самое редкое явление — ветеринар, не именующий себя профессором». Бывшие почётные граждане, доктора наук, а особенно титулованные особы, наследники аристократии и хранители утраченной родины пользовались повышенным уважением и доверием соотечественников и иностранцев. Поэтому в эмиграции аферисты играли роли не советских чиновников, а русских князей и княгинь, графов и графинь.

Обычно такие «князья» одалживали крупные суммы денег или обворовывали проявлявших к «знатным персонам» интерес. Так, петроградский актёр Николай Малахов, живя в Берлине, выдавал себя за профессора медицины, а затем и за самого «князя Голицына». «Голицын» познакомился с немецкими аристократами и «одолжил» у них много денег, а затем скрылся. Другой аферист играл роль «бывшего адмирала князя Трубецкого», знакомился с немецкими аристократками. Став «женихом» очередной доверчивой фройляйн, он крал её драгоценности. Девушки особенно легко попадались на удочки «русских дворян». Другой мошенник Х. Глеклер (русский немец из Украины) выдавал себя за русского офицера, обещал дамам жениться и просил одолжить ему денег, после чего скрывался.

Этот способ мошенничества снискал популярность и у некоторых иностранцев. Так, в 1925 г. в Германии судили немку, представлявшуюся «русской баронессой Илонкой фон Чайковой». «Илонка» использовала своё обаяние и романтический ореол изгнанной из России баронессы и, действуя в Польше и Германии, выманивала у мужчин деньги. Немка пыталась убедить судью в правдивости своего статуса, но он был хорошо знаком с Россией и знал, что такого русского имени нет. Женщина была осуждена на пребывание в тюрьме 1 год и 9 месяцев.

Некоторым аферистам удавалось совершать свои проделки очень долгое время. Так, в 1932 г. французская полиция арестовала русского, более десяти лет жившего мошенничествами. Последние пять лет своей «карьеры» он жил под десятками разных имён, гримировался и менял внешность и сумел обобрать разных людей больше чем на 1 миллион марок. Нередко мошенники «занимали» деньги, утверждая, что ждут богатого наследства именитых родственников или приезда друзей из России со спасёнными ими фамильными драгоценностями, спрятанными от большевиков.

Традиция самозванства в русском криминальном мире сохранилась после революции и в России, и в эмиграции, лишь по-разному адаптируясь к новым социальным условиям. Эти истории подчас вызывали восхищение публики и вдохновляли последователей на новые приключения в духе Остапа Бендера.

Источники

  • Фицпатрик, Ш. Срывайте маски!: Идентичность и самозванство в России 20-го века / Ш. Фицпатрик; [пер. с англ. Л. Ю. Пантиной]. М. :Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН): Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — 375 с.: ил. — (История сталинизма)
  • Львов К.В. Процессы маргинализации в среде российской эмиграции во Франции и Германии (1920-1939 гг.). Дисс. на соискание уч. ст. к. и. н. Москва: РГГУ, 2002
  • «Руль» (Берлин, 1920-1931)
  • «Последние новости» (Париж, 1920-1940)
  • «Иллюстрированная Россия» (Париж, 1925, № 18)

Сборник: Быт и культура Древней Руси

Традиции, существовавшие в древнерусском государстве, и после крещения сохранили следы языческих верований.

Рекомендовано вам

Лучшие материалы