С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы начинаем нашу очередную программу, очередное дело, относящееся ко временам Реформации, ну, а сейчас Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман, вот.
А. КУЗНЕЦОВ: Добрый вечер!
С. БУНТМАН: Но прежде всего мы, конечно, вспомним и друга нашего замечательного, и коллегу, и вообще выдающегося человека — Николая Сванидзе, которого сегодня не стало, увы. Мы все надеялись, что вот какое-то вот наступит в его болезни хоть улучшение, и мы снова встретимся в эфире, и несмотря на все трудности, вот, будем слушать Николая Карловича — конечно, он был во всех отношениях коллега: и как журналист, и как историк, вот, и его — я думаю, что он очень сильно помогал нам не забыть то, что происходило раньше, и смотреть на это трезво, трезвым и ясным взглядом, мне кажется так. И вообще человек чудесный, невероятный совершенно в общении: лёгкий, светлый и как-то так, и сблизились очень происхождением, своим происхождением, например, из исторических медиевистских семей, мы очень дружили с его мамой, Адой Анатольевной Сванидзе, и… Ну вот что тут можно — масса всего рассказывать, но и знали мы, что он сильно болеет, и всё время что был на грани, на грани, на грани, но всё равно это так грустно, и всё безлюднее становится и безлюднее, Алёш. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Когда определялась тема этой передачи, ещё не пришла эта трагическая новость, но вот ты упомянул сейчас Аду Анатольевну — она, правда, занималась средневековой Италией, а мы будем говорить вроде бы о средневековой…
С. БУНТМАН: Она занималась, она занималась — средневековой Скандинавией она занималась, она замечательная, у неё…
А. КУЗНЕЦОВ: Ой, Скандинавией, Скандинавией!
С. БУНТМАН: Да, у неё есть великолепный том «Викинги», и была она ещё редактором «Средневековых записок» — вот, временника средневекового, в котором много всего замечательного было напечатано. Вот.
А. КУЗНЕЦОВ: Но вот я хочу сказать — какое совпадение, дело в том, что у нас не так много в нашем, в нашем меню, нашей программы, тем, посвящённых европейскому Средневековью, но вот надо же, что именно, так сказать, впервые, там, за много-много недель у нас такая чисто средневековая тема, да, самый, самый конец Средневековья, хотя по времени это, конечно, уже эпоха Возрождения в самом разгаре — это не классическое Средневековье, но говорить мы будем как раз о пережитках средневекового сознания человечества, потому что именно про это сегодняшнее дело. Дело, которое мы как-то — ну, один как минимум раз предлагали во времена ещё классического «Эха» несколько лет назад, Анна Ламинит, дело, которое у нас как-то, в общем, мало описано — хотя в «Википедии» есть неплохая, небольшая, но вполне информативная и вполне корректная статья, посвящённая ей. Ну вот давайте, собственно, разбираться, всё, с тем, что произошло.
Значит, что про Анну Ламинит, как правило, говорят? Значит, вот она знаменитая монахиня-мошенница. Мошенница — безусловно, а вот насчёт монахиня — весьма спорное утверждение, и мы, так сказать, чуть-чуть через несколько минут на этом задержимся: была ли она монахиней. Второе — она обманула самого Лютера. Совсем некорректное утверждение, и этому посвятим, так сказать, достаточно детальный разбор, надеюсь, что минут пять, потому что действительно — действительно постоянно Лютера упоминают в связи с Анной Ламинит, вот, но значение этого эпизода — я имею в виду их встречу, единственную встречу очную — оно несколько, как мне кажется, преувеличено, хотя мне понятно, откуда берётся соблазн преувеличить значение этой встречи. Итак, Анна Ламинит…
С. БУНТМАН: Да. Очень лютеровская постановка вопроса — откуда берётся соблазн! Вообще.
А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно, вот!
С. БУНТМАН: Надо точку ставить!
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, будем разбираться, откуда берётся соблазн, ну, а для начала, как это уже стало у нас, как мне кажется, такой доброй и практической традицией — сейчас попросим Андрея дать первую картинку и, собственно, разберёмся, где ж, собственно, оно всё происходит, да? Мы переносимся на рубеж 15−16 веков в имперский город Аугсбург. Очень старый римский город, если брать ныне существующие города — он, по-моему, старше него только Трир. Аугсбург был заложен римлянами, по-моему, в 15 году до нашей эры.
С. БУНТМАН: А город-колония позже был?
А. КУЗНЕЦОВ: По-моему позже! По-моему позже. Значит, Аугсбург получил магдебургское право ещё при Фридрихе Барбаросса, имперским городом стал через столетие после этого. Правда, до самой своей главной славы Аугсбургу ещё несколько десятилетий, более полувека: когда будет знаменитый — это уже в середине 16-го века, уже во время религиозных войн знаменитый аугсбургский парламент — аугсбургский Рейхстаг, точнее, да? Аугсбургский — знаменитое аугсбургское согласие, когда князья германских земель договорятся о том, как решается религиозный вопрос, когда будет заложен знаменитый принцип «чья власть, того и вера», да? Вот, и…
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Из этого — из этого принципа…
С. БУНТМАН: Кто поп, того и приход, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно! Из этого принципа вырастет потом, через несколько десятилетий, страшная Тридцатилетняя война, про которую мы мало знаем, а она перепахала Европу так, как, вообще, что называется — Второй мировой, наверное, завидно. Ну, пока — пока этого нет, пока Аугсбург просто один из очень богатых городов, классический торговый город, ремесленный город. Находится он в сердце исторической области Швабия, которая, в свою очередь, составляет немалую славную часть исторической земли Бавария. Но ещё раз напомню — Аугсбург вольный город, то есть с великим герцогом баварским там отношения, скажем, такие, дипломатические, да? Аугсбург его, конечно, уважает, но, как мы сегодня увидим, так сказать — может иметь своё мнение по отдельным вопросам.
И вот в этом самом городе в самой обычной ремесленной семье — семье Ламинит; одна из легенд, связанных с Анной Ламинит, заключается в том, что это её прозвище, приобретённое ей уже в годы её знаменитости, в годы её славы, пока ещё не дурной, и происходит оно от сокращённого немецкого выражения «не покинь меня» — Lasst mich nicht, да, вот сжали, и получился Ламинит. Ничего подобного, это её настоящая фамилия, её предки носили эту фамилию, её родственники находятся в городских книгах под этой фамилией, в городских книгах Аугсбурга, какой-то там из Ламинитов принял участие в каком-то церковном бунте — они отказались, там, чего-то, святую воду признавать? Это было уже после её казни, так что это её фамилия и имя, которое тоже, значит, подвергается сомнению, что оно настоящее — дело в том, что она потом будет очень активно пропагандировать святую Анну, и возникнет версия, что её имя Анна вроде бы тоже взято уже сознательно, в зрелом возрасте, тем более что путаницу внёс тот самый Лютер, упоминая встречу с Анной Ламинит — некую Урсулу он поминает вместо Анны. Но дело в том, что Лютер будет писать об этой встрече через три десятка лет, наполненных такими событиями, что Мартин Гансович уже, по-моему, императоров путал, не то что там единожды встретившихся ему каких-то местночтимых святых. На самом деле это её прирождённое имя: именно под этим именем в возрасте шестнадцати лет, в девяносто шестом году — она восьмидесятого года рождения — она впервые упоминается в городских книгах Аугсбурга в связи с тем, что её позорно выгнали из города.
И вот сегодня мы читаем, особенно в интернете на всяких фривольных сайтах: вот, её выгнали за систематические занятия проституцией. Ну перебор, прямо скажем. Значит, в архиве по этому поводу есть очень странная запись: что её приговорили к тому, чтобы покинуть город, за «Кюсселя и другие мальчишества». Кюссель — это имя собственное, а вот слово «мальчишества» меня несколько в данном месте заинтриговало. Я полез в словари и выяснил, что имеется в виду не то мальчишество, которое мы поймём сегодня, ну какое-то незрелое поведение, ну детское. А то мальчишество, которым занимаются на мальчишниках. Одним словом, похоже, что шестнадцати-, а то и пятнадцатилетняя Анна Ламинит — вместе с подружкой, их двоих тогда из Аугсбурга выставили — они несколько раз зашли не в ту дверь на какой-то голой вечеринке конца 15-го века.
С. БУНТМАН: 15-го века, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, значит, приговор был вполне ожидаемый и практиковавшийся в таких случаях. Её выставили к позорному столбу на торговой площади, после чего выгнали из города. Тоже встречается — вот её там высекли розгами. Нет, розгами её не высекли. Розгами её выгнали из города. Это символическая процедура: когда человека отвязывали от позорного столба и человек уходил из города, а за ним шли специально обученные люди, помахивая прутьями. Ну, на самом деле…
С. БУНТМАН: Хворостинами, ну да, понятно.
А. КУЗНЕЦОВ: Скотина ты, говорили они тем самым, так сказать, невербальным образом. Выгоняли как козу, забредшую в чужой огород. Собственно говоря, на это и намекалось. Ты недостойна нашего города, ты не из нашего огорода, ты нам тут всю, значит, поросль молодую портишь. Ну, за что выгнали — в общем, догадаться можно: конечно, это трудно назвать систематическими занятиями проституцией, но за фривольное поведение несомненно. О том, что это не было суровое какое-то наказание, а, видимо, оно было достаточно символическим, свидетельствует тот факт, что уже на следующий год, в девяносто седьмом году, она вновь появляется в Аугсбурге.
И мало того что появляется — она, значит, устраивается волонтёркой, как мы бы сегодня сказали, в общину сестёр бегинок. А сёстры бегинки — это ужасно интересная история. Но достаточно сказать, что она закончилась совсем недавно. Последняя в мире сестра бегинка скончалась всего 12 лет назад в возрасте сильно за девяносто в бельгийском городе Брюгге.
Дело в том, что мы сегодня представляем себе средневековое монашество, средневековое католическое монашество как нечто довольно единое. Вот были монахи, а были не монахи. Ну да, конечно, мы знаем, что были разные ордена, мы представляем себе, что у этих орденов были разные уставы, они несколько по-разному цели свои понимали, да, что есть военно-рыцарские ордена, есть, так сказать, там, вот ордена нищенствующие и прочее, прочее, есть ордена иезуитов, в конце концов. Но дело в том, что всё ещё сложнее. Дело в том, что были монахи, а были, так сказать, полумонахи. И вот эти сёстры бегинки… Вот я обещал маленький экскурс на тему, можно ли сказать, можно ли назвать её монахиней. Формально нет. Формально она монахиней никогда не была, потому что бегинки не монахини. Это женщины…
С. БУНТМАН: Они не принимают всех обетов?
А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно. Они не принимают обет безбрачия. Они не принимают ряд других обетов, к 15-му веку уже практически обязательных для любых католических орденов. Другое дело, что они, ничто им не воспрещает вести столь же интенсивную духовную жизнь, как монахиням классического стиля. Но вот этих вот запретов, ограничений и всего прочего… Они могут свободно покидать общину. Это не связано с каким-то там особенным разрешением от монашества и так далее. Поскольку обетов они не дают, их никто от них и особым образом не разрешает. То есть, как бы, твоё дело как жить, это не установление сверху. А вот ты пришёл в общину, тебе понравилось в общине, ты в ней живёшь.
И вот она поселяется в… Дайте нам, пожалуйста, Андрей, картинку, где мы увидим панораму города Аугсбурга, ценную тем, что это с гравюры того самого времени, гравюра конца 15-го века. Вот так, собственно, и выглядел Аугсбург. А вот следующая, если я правильно помню, картинка у нас будет изображать церковь… Ой, нет. Это, извините, вторгается сама Анна Ламинит. Давайте её перескочим на следующий современный…
С. БУНТМАН: А это просто она читает чат, где был вопрос, сохранился ли портрет.
А. КУЗНЕЦОВ: Сохранился не один портрет, сохранилось два. И каких! Но сначала всё-таки современная фотография церкви святой Анны. Это церковь, которая, значит, в то время находилась под патронажем ордена сестёр кармелиток. Вот эта церковь, при ней существует такой вот, ну, приют для пожилых в том числе людей. И при этом приюте существует община вот этих самых сестёр бегинок, которые занимаются тем, что ухаживают за пожилыми обитательницами приюта, ухаживают за могилами на местном кладбище, другие какие-то благотворительные обязанности выполняют, милостыню собирают христовым именем. И вот одной из таких сестёр становится Анна, про которую весь город должен, казалось бы, помнить, что её вот совсем недавно за непотребство публичное из этого города выставляли.
И вот она, довольно быстро оглядевшись и поняв, что здесь ценится в этом её новом окружении, впадает в такое благочестие, что за довольно короткое время буквально становится на местном уровне святее папы римского.
Значит, во-первых, она всё время заводит со своими, значит, новыми товарками разговоры на всякие, так сказать, спасительные темы: начинает рассказывать, что ей регулярно являются ангелы с какими-то там завуалированными посланиями, а потом её постоянной, практически постоянной собеседницей становится святая Анна, та самая, в честь которой церковь.
В основном нас сегодня окружают люди нерелигиозные, поэтому не лишне напомнить, что святая Анна — это не какая-нибудь там просто святая, одна из многочисленных мучениц, там, первых веков христианства, разорванная на римской цирковой арене или, там, замученная римскими солдатами. Святая Анна — это вообще-то бабушка Иисуса Христа по материнской линии.
С. БУНТМАН: Совершенно верно.
А. КУЗНЕЦОВ: Это мать девы Марии, и принято, насколько я понимаю, считать, что вот чудо непорочного зачатия стало возможным во многом благодаря чуду рождения девы Марии, потому что Анна рождает её после 50 лет, значит, бездетного брака, что само по себе, разумеется, воспринимается как чудо.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Так вот, значит, собеседницей Анны Ламинит становится та самая святая Анна. Естественно, это выделяет её, мягко говоря, из остальной религиозной общины города Аугсбурга. А вот теперь, Андрей, верните, пожалуйста, портрет. Вот первое, что меня сильно удивило, когда я начал с этой темой знакомиться… Ну, известная мошенница. Ну, хорошо. Но дело в том, что от большинства известных мошенников позднего Средневековья мы не то что портрета полноценного — мы карандашного наброска сегодня не найдём. Ну подумаешь, там, известная эта самая. Но дело в том, что сохранился, как я уже сказал, не один портрет, а два, оба прижизненные и оба написаны выдающимися мастерами своего времени. Вот тот портрет, на который мы сегодня, сейчас смотрим — это Ханс Буркмайер Старший. Немецкий художник, чьё имя оказывается сегодня несколько в тени только по одной простой причине. Он оказался современником Дюрера и Кранаха. Ну, это вот как те русские писатели замечательные, вроде Куприна, которые, скажем, оказались, там, современниками Толстого и Чехова. Ну как тут выбиться в первый ряд? А так художник совершенно замечательный. И вот если мы вглядимся в этот портрет: как ты думаешь, сколько лет женщине, изображённой на этом портрете? Мы знаем это абсолютно точно.
С. БУНТМАН: Ну, она молода достаточно. Ей двадцать с чем-то.
А. КУЗНЕЦОВ: Ей 22 года, 22 года. Этот портрет написан самое позднее весной 1503 года, потому что потом художник довольно надолго уедет из Аугсбурга. Вот ему очень важно подчеркнуть те черты, которые уже сделали её знаменитой. Она уже знаменита. Вот эти глубоко запавшие глаза, вот это измождённое, истощённое лицо, ни жиринки, ни кровинки. Вот это всё он передал в такой вот аскетической суровости. Дело в том, что уже примерно четыре года как Анна Ламинит сделала заявление, как мы сегодня сказали бы — совершила каминг-аут, заключающийся в том, что она не ест. Ну, точнее — ест, но один раз в неделю, во время святого причастия. Ну, а что такое поесть во время святого причастия? Если кто-нибудь видел вот эту вот облатку, да, просфору, которую получает верующий во время святой мессы — я думаю, вы себе представляете, что это диета, ну, самая что ни на есть минималистская. Вина она не получает, она не духовная особа. Значит, вот она утверждает, как говорится…
С. БУНТМАН: Нет, ну она… это обмакивается туда облатка, в вино, и всё, и вперёд.
А. КУЗНЕЦОВ: А мне казалось, что не — не духовные особы получают сухую облатку.
С. БУНТМАН: Нет, духовные — нет, она… ну, сухую, ну, в общем-то… Нет, это не двучастное, но.
А. КУЗНЕЦОВ: У католиков же, по-моему, причастие и вином и хлебом только для духовных лиц, по-моему, нет?
С. БУНТМАН: Для духовных лиц — да, он просто, он просто получает, ну, если можно так сказать — жидкое, духовное лицо получает жидкое причастие, ну вот это просто обмакнули — и всё!
А. КУЗНЕЦОВ: Ну вот она утверждает, что на протяжении — к моменту, когда она это заявление сделала — она утверждает, что она на протяжении уже нескольких лет питается только святым причастием, не пьёт вообще никаких жидкостей и, следовательно, из её тела не бывает никаких выделений. Трудно сказать, что…
С. БУНТМАН: Так?
А. КУЗНЕЦОВ: Что именно навело её вот на эту вот историю; историю, прямо скажем, не самую распространённую в эти времена, но дело в том — на это обращают внимание исследователи-медиевисты — что как раз буквально за несколько лет до вот этого, лет за десять примерно до этого каминг-аута на территории современной Швейцарии умирает человек, Николас, или Николай из Флюэ, которому она, видимо, подражает, видимо, она часть его истории просто-напросто приватизирует. Он отставной военный, принявший участие во всех войнах, которые вели в это время швейцарские города: там, савойские войны, ещё какие-то. Потом он вышел в отставку, завёл огромную семью — там, что-то десять детей у него, по-моему, было. А потом, в конце жизни, он пришёл к вере, причём к вере такой вот, экстатической, удалился, что называется, от мира, и вот он, как утверждает — а он официально канонизирован как святой был через век с лишним после кончины — как утверждается, он 19 лет питался исключительно святым причастием, правда, при этом пил родниковую воду. И это не опровергнуто, в отличие от Анны Ламинит, его, как говорится, не поймали, как Васисуалия Лоханкина, на кастрюльке борща.
Но что интересно: она берёт не только внешнюю сторону его легенды, но и содержание его жизни вот в эти годы, когда он знаменитый проповедник, к нему, там, со всей южной Германии, из Швейцарии, из северной Италии приходят люди за советом, за благословлением и так далее — он довольно активно участвует в политической жизни. К нему являются посланцы высоких особ, он выступает в качестве арбитра, он выступает в качестве посредника — ему явно это нравится. Он такой вот не отшельник, он на самом деле очень амбициозный церковный деятель. Ну, а то, что вот он ещё и помимо всего прочего и крупный диетолог, изобретатель одноразовой диеты — это, так сказать, ну, такая вот красочка. И вот она довольно быстро в этом качестве становится чрезвычайно знаменита. Я уже сказал, что она мошенница, да, я уже все — все карты, почти все раскрыл: понятно, что на самом деле это всё чистой воды спектакль, но вот что она с этого спектакля имеет, каковы её доходы и бенефисы — давайте считать.
Во-первых, она имеет довольно значительные пожертвования ей лично, причём не только в деньгах, но, например, один из меценатов, один из донаторов построил ей дом и подарил ей, она со своей матерью будет жить в собственном доме, причём дом этот будет выстроен на церковных землях, то есть он свободен от светского налогообложения. Во-вторых, она получает на руки довольно значительные средства для раздачи бедным. Нужно ли говорить, что многие бедные этих средств — совсем бедные — не увидели. В-третьих, совершенно фантастическая слава — слава, доходящая до того (Андрей, у нас там должен где-то быть двойной портрет) — доходящая до того, что её корреспондентом является никто иной как император Священной Римской Империи Максимилиан I, совершенно верно, спасибо, ну, а справа от императора вы видите его вторую супругу Бьянку Марию Сфорца, которая не просто является корреспондентом (потому что Максимилиан с ней не встречался, с нашей героиней), а вот Бьянка Мария не только встречалась, но даже приняла участие в главном мероприятии, которое Анна Ламинит в своей жизни организовала: ну, не считая, конечно, мошенничеств. Ну об этом уже давайте после перерыва.
А. КУЗНЕЦОВ: Дмитрий Мезенцев пишет, что «Максимилиан заложил своими браками основу габсбургскому богатству и власти» — ну, не только Максимилиан, конечно, сделал…
С. БУНТМАН: И ещё как!
А. КУЗНЕЦОВ: Да — нет, безусловно, с этим тезисом не поспоришь, но и будущий, так сказать, следующий император Карл V, конечно, но это действительно время стремительного возвышения Габсбургов, и вот, собственно говоря, Бьянка Мария — это вторая супруга, с первой Максимилиан прожил долгую жизнь в удивительной совершенно любви и согласии, удивительной для, так сказать, официальной четы, скажем, такого ранга. Ну, а когда пришла ему пора, после того как он овдовел, жениться второй раз — он просто-напросто цинично взял совершенно фантастическое приданое в 400 тысяч золотых монет: дело в том, что Сфорца-то бывали разные — вот папенька, значит, нашей героини это тот знаменитый кондотьер Сфорца.
С. БУНТМАН: Да-да-да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот если объяснять, что такое частная военная компания — вот надо начинать со сфорцевских коллективов, я бы сказал.
С. БУНТМАН: Я хочу сразу анонс сделать — коллективов, коллективы эти процветали при нашем с Айдаром следующем герое. Он как раз превратил всю французскую армию в этот, в эти ЧВК, особенно швейцарские, собственная гвардия его была шотландская — это будет Людовик XI. Вот который как раз, вот, и завёл такую вот наёмническую армию для решения своих вопросов. Вот, а Максимилиан из…
А. КУЗНЕЦОВ: И за это благочестивое дело был прозван Людовиком Святым, да?
С. БУНТМАН: Да нет, Людовиком Святым был прозван Людовик IX.
А. КУЗНЕЦОВ: А, ну да, естественно.
С. БУНТМАН: А у нас Людовик, Людовик XI, который кроме паука мало что получал в прозвищах. Ну и первая Максимилиана-то жена принесла ему гигантское для будущей империи приданое — это Бургундия вся, с Фландрией и со всеми делами. Оттуда пошла вот габсбургская земля. Ну вернемся сюда, к нашей проповеднице.
А. КУЗНЕЦОВ: Вернёмся. Значит, она организовала в тысяча пятьсот то ли втором, то ли третьем году совершенно колоссальное шествие в Аугсбурге. Число его участников оценивается сегодня от 25 до 60 тысяч, и во главе сама императрица: босая, в чёрном одеянии, со свечой в руках, за ней весь её двор в таком же виде, дальше — многочисленные духовные лица… Зачем это всё? Ну, дело в том, что это время уже начинающихся очень серьёзных шатаний. Это ещё не Реформация. До того момента, когда Лютер по официальной версии прибьёт свои 95 тезисов к вратам церкви, ещё полтора десятилетия — напомню, что это будет 1517 год, до сожжения Папской буллы, соответственно, ещё на год больше. Но это время, когда, в общем, Реформация — уже настолько вот очевидно, что вот-вот она начнётся, — собственно, это понятно и казнью Гуса и, так сказать, других предпротестантских мыслителей, — и церковь старается всячески…
Почему, скажем, вот в чём секрет такой невероятной стремительной славы Анны Ламинит? Церковь цепляется за любую возможность сказать: а вот смотрите, а вот чудо, а вот божья милость, а вот, значит, ещё одно свидетельство существования господня вот в том классическом варианте, в котором мы его дела проповедуем. И всё это делает её женщиной, популярной не столько у рядовых прихожан, сколько вот именно у тогдашнего истеблишмента. Она святая, её не стесняясь прямо при жизни называют святой Анной, и она особенно не возражает, но вот это в основном сильные мира сего и богатые мира сего. При этом, ну, мы же понимаем, — люди циничные, — что для того чтобы в течение по меньшей мере полутора десятилетий заявлять, что ты питаешься раз в неделю практически святым духом и не оставляешь никаких следов своей жизнедеятельности, а на самом деле питаться вполне, как мы вскорости увидим, качественно — для этого нужно создать целую систему доверенных слуг, всего прочего. Плюс, конечно, она не раз прокалывалась… Но вот настолько важно сохранить эту местночтимую святую, что до поры до времени, пока не появится очень высокопоставленное лицо, заинтересованное в том, чтобы сорвать покрывала, всё будет сохраняться.
Значит, Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Там у нас, по идее, да, должен быть портрет, карандашный рисунок. А, ну, вот это у нас святая Анна вместе с дочерью и внуком (не показали в своё время). Проскакиваем через двойной портрет, и будет такой вот карандашный рисунок, рисунок тоже с натуры, выполнен примерно в 1512 году, и автор этого портрета — знаменитый Альбрехт Дюрер. В правом верхнем углу на портрете имеется пометка чернильная: «Она ею не была» — то есть эта пометка будет сделана уже после того, как святая Анна будет разоблачена. А сам рисунок сделан ещё до этого — то есть Дюрер рисует по-прежнему святую, святую при жизни. И вот тоже обратите внимание: молодая женщина, ей на портрете исполнилось только-только 30 лет, а как глубоко Дюрер прорисовывает вот эти вот морщины в углах рта, вот эти глубоко запавшие глаза аскета и всё прочее, и всё прочее.
Среди прочих чудес, в которых принимает активнейшее участие Анна Ламинит — так называемый крестопад. По крайней мере, если дословно переводить немецкое «Kreuzfallen» на русский язык, вот это оно и будет: «падение крестов». Что это такое? В 1500 году в Голландии, в Нидерландах было впервые зафиксировано, а затем очень быстро распространилось по всей Центральной и Западной Европе такое явление, как падение на отдельных людей с неба символов, как правило, кроваво-красного цвета — символов, связанных со страстями Христовыми. И сейчас Андрей покажет нам иллюстрацию того времени, где вот как раз изображён человек, на котором, там, и всякие фантастические чудовища, и знак креста, и ещё что-то, и ещё что-то, и ещё что-то. Сам Дюрер, например, в своих дневниках описывает такое явление как свидетель: вот я видел человека, покрытого вот этими вот самыми изображениями. Ну естественно, Анна Ламинит никоим образом не могла остаться в стороне от всех вот этих событий.
Что же она себе завела за неприятеля? Она завела себе… то есть не завела, а на самом деле, насколько я понимаю, она в страшном сне не могла себе представить того, что произойдёт. Вот в анонсе к нашей передаче я написал фразу, которая — первое, что пришло мне в голову, когда тема была выбрана — это, конечно, цитата из «Праздника святого Йоргена», когда неподражаемый совершенно Анатолий Кторов произносит: «Главное в профессии вора, впрочем, как и в профессии святого, — это вовремя смыться».
Вот почему Анна Ламинит вовремя не смывается? Судя по всему, ответ только один: она настолько уверена в прочности своего положения, она настолько уверена в своей нужности, что она не сомневается. А что, зачем ей смываться-то? Она — часть системы, причём система очень ценит эту часть. Куда бежать?
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Она не чувствует опасности, нет никакой опасности. И вдруг эта опасность возникает в лице — предпоследняя картинка, Андрей, дайте нам, пожалуйста: такая вот женщина тоже с покрытыми платком волосами. Это вдова. Зовут её Кунигунда Баварская. Напомним: Кунигунда — это хорошее старое германское имя, восходящее ко всяким там сагам, Старшим и Младшим Эддам. Так вот, Кунигунда Баварская — дочь предыдущего и родная сестра нынешнего императора Максимилиана, схоронив своего мужа, баварского короля, ударилась в благочестие, поселилась в Мюнхене в монастыре и давно с подозрением присматривается вот к этой аугсбургской святой. А от Аугсбурга до Мюнхена совсем недалеко. И в конце концов она решает ей устроить проверку, а та не чувствует никакого подвоха, потому что в её понимании — а зачем ей устраивать проверку-то? Все, кому нужно, и так всё прекрасно понимают. Что проверять-то, да? Но вот когда Кунигунда, якобы для того, чтобы побеседовать о духовном, приглашает её в монастырь в Мюнхен, та сначала отговаривается.
Ну сколько можно отговариваться, когда сестра императора тебя приглашает? Она в конце концов приезжает, её проводят в замечательно обставленную комнату, уютную — отдохните, матушка, с дороги, — а в комнате заранее, заблаговременно уже просверлено всё, что можно. И у главного глазка лично Кунигунда дежурит, у других глазков, — так сказать, специально к этому приставленные люди, ну и, собственно, раскрытие секрета не заставляет себя долго ждать. Матушка распаковывает багаж, прячет под кровать два рюкзачка кожаных, из одного рюкзачка достаёт груши, из другого рюкзачка достаёт знаменитые баварские перечные кексы (готовится как обычный кекс, только на четыре кекса добавляется половина чайной ложки с горкой молотого чёрного перца). Если бы я был Леонидом Каневским, я бы сейчас разложил компоненты этого постного продукта…
С. БУНТМАН: Да…
А. КУЗНЕЦОВ: Поверьте, очень постный: там яйца, молоко, сливочное масло… Да, и вот это она всё, закусывая одно другим, уминает. Соглядатаи дотерпели до того момента, когда умятое просится наружу. Оно выходит наружу и препровождается за окно. После чего эффектный вход. Не знаю, импровизация или нет, но у неё готов ответ: да, я сейчас вот поела, но это совершенно не означает отмены, так сказать, всего мной предыдуще сказанного. Мне было от святой Анны специальное разрешение. Почему? А потому что я только что совершила путешествие, а как известно, путешествующих, наравне с болящими, разрешают и от поста и от других, так сказать, тягот святой жизни. Вот мне однократное питание было для укрепления моих слабых сил разрешено.
В принципе, наверное, за отмазку это бы сошло. Но Кунигунда устраивает жуткий гвалт и кипиш. Переписка её с её родным братом насчитывает несколько писем. То есть одного было недостаточно. А брат, в общем, сначала ей говорит: да ладно, ну слушай, ну что мы будем лезть в эти аугсбургские дела, тем более что, вот, жена моя вроде как к ней как-то прикосновенна. Давай на тормозах спустим. — Нет, кричит сестра упрямым, таким, из детства взятым голосом, нет, её надо наказать, она обманщица, она мошенница! И так далее, и так далее, и так далее. Ну ладно, говорит император. И его люди вступают с аугсбургским городским советом, местными властями… Андрей, найдите нам, пожалуйста, там есть портрет такого духовного лица. Лицо заслоняет собой практически весь портрет. Это местный епископ аугсбургский, Фон Цоллерн, родственник Гогенцоллернов.
Вот, собственно говоря, при нём всё это происходит, с ним вступают в связь. В общем, так или иначе, достигнуто соглашение. Городской совет Аугсбурга принимает решение, что она должна покинуть город. И последняя на сегодня картинка.
А. КУЗНЕЦОВ: Андрей показывает нам старинный манускрипт, исполненный таким вот писарским почерком того времени. Обратите внимание: в левом верхнем углу, кому видно, дата — 30 января 1514 года. Это императорский указ. Это указ Максимилиана I о том, что она должна навечно покинуть Аугсбург. Она покидает. Берёт с собой сынишку. У неё тем временем сынишка образовался. Дело в том, что она состояла в многолетней связи с очень-очень богатым человеком, представителем одной из крупнейших торговых династий Аугсбурга — Антоном Вельцером. Вельцеры ещё пока не получили дворянства, его им дарует следующий император, Карл V. Но они фантастически совершенно богаты. В основном текстильное дело у них. Но вокруг текстиля ещё много всего прочего разного.
И вот этот самый Антон Вельцер, уж не знаю — действительно ли он влюблён, или там какие-то у него честолюбивые соображения: он с ней прижил ребёночка. И сначала, пока ребёночек был маленький, у него в доме проживал. Потому что, ну, неудобно, она вроде как святая Анна, она даже не кушает, а тут ребёночек. Но когда её из города начали высылать, он ей сказал: так, подожди, подожди, пожалуйста, а ребёночка не заберёшь с собой? А я хорошие бы назначил алименты ребёночку. Ну, в общем, сторговались на 30 гульденов в год. Надо сказать, что на 2,5 тогдашних гульденов в месяц можно было несколько ребёночков выкормить. Поэтому она соглашается на этот вариант. Ребёнка забирает с собой. Ну и, соответственно, вот эти алименты начинает регулярно получать. Она, недалеко отъехав от Аугсбурга, пытается повторить, то, что называется. Она устраивается в монашеской общине так называемых серых сестёр. Сама при этом монахиней, конечно, не становится. Она опять там что-то волонтёрит, волонтёрит. Но, что называется, удача от неё отвернулась. Всё, фарт закончился. Нашел описание такого эпизода: она попыталась пойти по той же линии. Дескать, вот то, что случилось тогда в мюнхенском монастыре — это случайность, это ошибка, это то-сё, пятое-десятое. А она на самом деле по-прежнему не принимает пищу. Причём особенно важно подчеркнуть: она не принимает не только потому, что она сама не хочет, но ей как бы и высшие силы не дают.
С. БУНТМАН: Не велят.
А. КУЗНЕЦОВ: Не велят, да. В организм эта пища не заходит. Что она устраивает? Она, прислуживая сёстрам за ужином, приносит поднос, на котором стоят чашки с молоком, ставит поднос, значит, на стол. И её тошнит. Ну, месседж понятен. Дескать, даже такая простая постная пища, как молоко, и даже самый вид её уже вызывает у неё реакцию отторжения. И мать аббатиса говорит: ну что же ты, даже смотреть, даже на простое молоко не можешь? Та кивает. А сёстры начинают неприлично ржать. И говорят — матушка, да вы посмотрите, чем её вырвало: там куски мяса непереваренные. Ну, в общем, это вот уже точно борщ Васисуалия Лоханкина. От серых сестёр тоже приходится уходить. В конечном итоге она где-то там в своих путешествиях встречает хорошего человека, не молодого, положительного, с деньгами, вдовца. Он арбалетных дел мастер. И они решают пожениться. У него капиталец, у неё капиталец. Деньги у неё далеко не все отобрали, когда она Аугсбург покидала. Что смогла унести, то смогла унести. Мальчонка к этому времени уже в странствиях помер. Чего не жениться-то, как говорится.
И поселяются они на территории современной Швейцарии, в городе Фрибурге, если вы произносите по-французски. Или Фрайбурге, если вы произносите по-немецки. Одним словом, ещё один имперский вольный город. В это время территория Швейцарии ещё входила в состав Священной Римской Империи германской нации, потом покинет этот состав. И стали они жить и поживать, и добра наживать. Но, видимо, совсем расстаться со своими жуликоватыми повадками она всё-таки не могла. Несмотря на то, что деньги-то у них, казалось бы, были. Занимайся домом, обихаживай мужа, и так далее. Она открывает новую лавочку и занимается траволечением.
С. БУНТМАН: Так.
А. КУЗНЕЦОВ: И то ли сильно экспериментирует в этом вопросе, то ли ещё что, но по меньшей мере один из пациентов этого траволечения не пережил. Власти начинают как-то подозрительно на всё это посматривать. А надо сказать, что Швейцария с давних пор имеет репутацию страны колдунов, ведьм. Да? Давайте вспомним, что последняя ведьма Европы, Анна Гёльди, будет казнена именно в Швейцарии. Власти на всё на это посматривают. А тут случается нехорошее событие. По сути, последнее в её жизни. Вот интересно, главную славу ей принесёт мошенничество в сфере духовной. Вот тут на неё не будет наложено никакого наказания, кроме изгнания из Аугсбурга. Если я не ошибаюсь, её даже к церковному покаянию не приговорили. Потому что церковного суда просто не было. Церковь делает вид, что ничего не было. Поэтому ей дали спокойно уйти. Поэтому про неё стараются не вспоминать.
А тут вот этот самый её бывший возлюбленный вспоминает, что у него где-то там есть сын. И пишет ей во Фрайбург. Мальчик-то подрос уже. Восьмой годочек ему. Надо его в учение определять. Присылай мальчика обратно. — Какого мальчика, чуть не переспрашивает заботливая мать. Ах, мальчика! Мальчика. Хорошо, пришлю мальчика. Уже несколько лет мальчика нет на свете. О чём она, естественно, не потрудилась сообщить своему бывшему возлюбленному. Потому что 30 гульденов никому ещё лишними не были.
С. БУНТМАН: Да, не мешали.
А. КУЗНЕЦОВ: Кого-то же надо прислать. И тут ей в голову приходит совсем уже наглая комбинация. Дело в том, что у её нового мужа от предыдущего брака есть мальчик. Но не совсем, правда, по возрасту бьётся. Потому что её мальчику покойному могло бы быть семь, а вот этому мальчику нынешнему, который есть в распоряжении, — ему четыре. Ну, а где другого взять? Нет у меня для вас других мальчиков. И я уж не знаю, на что она, мерзавка, рассчитывала, но она вот этого самого четырёхлетнего мальчика отправляет туда, в Аугсбург.
В результате в частном порядке, как частный иск, обратившись в суд Фрайбурга, её бывший возлюбленный обвиняет её в похищении ребёнка. Имеется в виду его собственный сын, который потом куда-то канул, от чего-то умер. В мошенничестве с алиментами, которые она получала, хотя их уже не на кого было получать несколько лет. К этому делу проснувшиеся городские власти Фрайбурга добавляют обвинения в колдовстве посредством траволечения. Мужа пускают пособником. Приговаривают её к сожжению, его к повешению. Затем из соображения милосердия ей сожжение заменяют утоплением. Что и было во Фрайбурге осуществлено в начале мая 1518 года. Её поместили в мешок и утопили в местной речке. Что касается Лютера…
С. БУНТМАН: О-хо-хо. Мда.
А. КУЗНЕЦОВ: Что касается Лютера, то говорят: вот, она обманула самого Лютера. Во-первых, никакого не самого Лютера. Их встреча произошла в 1511 году, когда никому ещё ровным счетом не известный, совсем ещё молоденький, всего несколько лет назад рукоположенный в сан священник Мартин Лютер, тридцати лет ему не было — он восемьдесят третьего, если не ошибаюсь, года, а всё происходит в 1511-м — вот он возвращается вместе с товарищем из Рима, куда он первый раз попал. Возвращается восторженный, весь переполненный впечатлениями, ещё далеко не автор… Ну правда, да, ему не нравится уже индульгенция, ему не нравятся кой-какие повадки римского священства, но в принципе он пока ещё вполне лояльный, значит, член святой церкви. Но склонен к размышлизмам, и поэтому, проезжая через Аугсбург к себе домой, он не может упустить вот такой вот шанс с этой самой святой женщиной пообщаться.
У нас есть только его рассказ об этой встрече. Как я уже сказал, почти через 30 лет сделанный, в сороковом году уже пожилой Лютер вспоминает, что он всё думал, о чем бы её спросить, и задал такой вопрос: скажите, а вы умирать боитесь? Она вдруг как-то на него посмотрела таким лёгким и весёлым взглядом и говорит: ой, да, знаете, я смерть не тороплю. А почему, спросил Лютер. На что она ему ответила: ну здесь-то я понимаю, как всё устроено, а как там устроено — я не знаю. Немножко странный ответ.
С. БУНТМАН: Интересно. Интересно, интересно.
А. КУЗНЕЦОВ: …для человека, погружённого в аскезу, который, казалось бы, поближе к мёду и акридам должен стремиться. А она ему как-то, видимо, очень искренне отвечает. Причём я этот текст читал в английском варианте — по-немецки я очень плохо читаю. В английском варианте было сказано I know the ways here. То есть, я — буквально, — знаю, как тут всё устроено. Ответ мошенницы, ну или предпринимателя, или какого-то другого практического человека. При этом Лютер, который, как известно, на бранное слово был очень быстр и лёгок, — он в этих воспоминаниях обзывает её по привычке обманщицей, мошенницей и так далее. Но при этом она, видимо — у него настолько сгладились конкретные черты облика из памяти, что, как я уже сказал, путает имя, называет её некой Урсулой, то есть именем, которое она не носила в жизни никогда.
Дальше вскорости грянут такие события, начались, «грянули тут всякие хренации», как пел по другому поводу Александр Аркадьевич Галич. И Лютер выходит на первый план, а в Женеве — Кальвин, а появятся и другие: Ульрих Цвингли, Мартин Буцер (или Мюнцер) и станет не до воспоминаний об Анне Ламинит. Но есть соблазн предположить, что когда-то сомневающемуся, колеблющемуся Лютеру вид вот этой… ну, в общем, вполне возможно, что он почувствовал в ней мошенницу. Вот ещё одного свидетельства того, что официальная католическая церковь разыгрывает перед людьми спектакль вместо настоящей истинной веры. Конечно, есть соблазн предположить, что свою, так сказать, копеечку в эту копилку Анна Ламинит добавила.
С. БУНТМАН: Ну конечно добавила, потому что вот когда мы говорили здесь о разных уже пользующихся человеческим доверием святых людях, странниках, старцах и прочих столпниках, то конечно, это могло и привести просто в изумление, учитывая ещё, что собой представлял тогда престол папский. Вот вообще! Вот ещё ко всему!
А. КУЗНЕЦОВ: О да, о да! Сходим, когда сможем, на мост Анджело, посмотрим на замок Александра VI.
С. БУНТМАН: Так что это всё было одно к одному. Одно к одному, что привело Лютера к определённым выводам. Вот, дальше начинается потрясающая история Реформации, Контрреформации и осознания того, что такое настоящая вера. Хорошо, вот такая история у нас приключилась в городе Аугсбурге. Мы в ХХI веке плохо понимаем, как реально жили тогда люди.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.
С. БУНТМАН: Немало сделали историки школы Анналов для того чтобы понять о представлениях тогдашних времен. И невероятно много сделал у нас Арон Яковлевич Гуревич, который написал об этом очень важные работы для того чтобы… это люди действительно с другим мышлением, другими представлениями.