13 декабря 1812 г. Москва
Милостивой государыне матушке Пелагее Ивановне в милости Божией и в счастливом пребывании здравствовать вам желаю.
(…)
Ехали мы к Москве, где были сражения, что где Боровской перевоз по сю сторону к Москве. Мы ехали по дороге, по обеим сторонам валяются лошади, а деревни все выжжены, в иной деревне осталось двора два и пять, а есть в больших деревнях и по двадцати дворов, и везде валяются лошади. Имел я в евтим щастие, что я по выходу от вас и прибыл в Москву в пять дней и всех шел я 140 верст и ехал 140 верст пополам. Стал я подъезжать к Москве и слез я у кладбища и зашел я на кладбище. Думал я, что тетушка Анна на кладбище, и сказали мне, что уже ее нету недели четыре, и она уехала по Гуслецкой дороге верст за 40, и живет она там в деревне. И пошел я от кладбища к Москве, и такой смрад, что итить нельзя. И я шел, закрывши рот и нос, и то такой смрад, такая вонь, что Боже упаси. И случилось мне итить очень рано по той причине, что мы думали и ночевать в Москве негде, и ночевали мы верст за 14 и встали очень рано. И пошел я в Москву часа за два до рассвета и пришел я прямо к Лобному месту и дождался свету и стал смотреть, что Москва такая стала, что слезам подобно. Боже создатель всея твари до чего допустил такого злодея, что сделал над святынею и надо всей окрестности Москвы. Во-порвых, скажу я вам, что с Ивана Великого колокольни крест снят и глава во многих местах пробита окошками, а где был большой колокол и второй рев и третий праздничный, то это все разбито порохом, и колокола лежат наземи.
Едва устояла Ивана Великого колокольня, во многих местах треснула, и что у Каменного мосту была башня вплоть до основания разорвана порохом, и набережна во многих местах изломало камням<и>, которые летели от башни, и деревья разломило до корня. Еще по этой стороне, как итить по набережна, ограда Кремля в двух местах разорвало порохом, и по всей набережни лежат кирпичи, что и проехать нельзя. В Кремль и понынча не пускают никого. И я этот день ходил ёдо вечера, никого своих не видал. Наконец увидал Федора Петровича. И стою я с Федором Петровичем, и идет дядюшка Назар Иванович, и я его увидал и сказал ему, где бы мне ночевать. Он сказал: «Поди ко мне, ночуй и живи». Я к нему пошел, он живет в Москве уже недели полторы со всем семейством.
И я пришел к своему ряду. Наш ряд завалился весь, и я рад, что мой погреб цел, не разломан. И не смотрел с неделю в погребе, потому что очень много навалили кирпичу. Город весь выжжен, Замоскворечье все выжжено, также Калужские вороты и Серпуховские, Таганские, и Рогожская вся выжжена. А <нрзб.> только осталася Микольская улица, а то все развалилися. Я пришел в Москву, везде строятся деревянные лавки. Дядюшка Назар выстроил себе лавку на площади как итить от Лобного места к Воскресенским воротам на левой руке. Я через неделю, как стали наши ряцкие разбирать кирпичи и стали лавки строить, то я отрыл свой погреб, где был закладен все <нрзб.> взошел в погреб и такое мене последовало несчастие, что увидел я только одни лавки и полки, и те все порожние. Так я уведомляю вас, что у меня в погребе не осталось ни на один пятак. По приходу моему в Москву жил я недели две безо всякого дела, потому что товаров купить негде. Наконец я стал понемногу покупать, и накупил я товару всякого разбора кож рублей будет на 80 и стал я понемногу привык<ать> к делу.
На праздник святого Николая, сходил я на кладбище к обедне. Там нынче служат обедни каждый день. А после праздника святого Николая стал я торговать рядом с дядюшкою Назаром на площади на Рогожской. И слава Богу, иногда продам в день десятка на полтора, а иногда меньше. Уведомляю я вас, что в Москве хлеб цена: орженая мука 1 р<уб.> 80 коп. за пу<д>, хлеб печеный 4 ко<п.> за фунт, крупа 2 р<уб.> 40 ко<п>. четверик, пошено 3 руб. 50 ко<п>. четверик. Покороче вам скажу, всякой хлеб и овощ не дороже прежнева, а народу в Москве множество, думаю я, что не меньше прежнева акромя мастерового народа. Еще я вас уведомляю, братец, что лавки, где ты торговал, их <оделили>, ежели ты хочешь торговать, то пришли письмо ко мне на Варварку в Малый Юхотный ряд. Государыня матушка, прошу вашего родительского благословения. Впредь остаюсь Тихон Федоров Большаков. 1812-го году декабря 13 дня, Москва.
А я стану до весны торговать на ларе против <лавки>.