С.БУНТМАН: Добрый вечер! И по заявкам…

А.КУЗНЕЦОВ: Добрый вечер.

С.БУНТМАН: По заявкам широких масс наших зрителей и слушателей. Были представлены эти широкие массы в прошлый раз. Вы просили средневековый… ну, как сказать, не нудный, а такой жёсткий процесс. Это гражданское всё-таки дело?

А.КУЗНЕЦОВ: Вообще это на самом деле очень сложный вопрос.

С.БУНТМАН: Артуа. Кто чем владеет.

А.КУЗНЕЦОВ: Потому что на самом деле это феодальное право. Вот можно ли его считать гражданским? Потому что с точки зрения Римского права, это скорее lex publica, это общественный интерес.

С.БУНТМАН: Ну это общественный интерес, ну, может быть. Но у них и не было таких взаимоотношений, наследование земли было немножко другое, и вообще.

А.КУЗНЕЦОВ: Ну да, потому что одно дело — наследование земли, другое дело — ведь здесь речь идёт скорее о наследовании политической власти.

С.БУНТМАН: А, ну да, политической власти. Мы сразу скажем, что это, что это речь идёт о великой тяжбе. Маго Д’Артуа, или Матильды Д’Артуа, Маго…

А.КУЗНЕЦОВ: Тяжбе, продолжавшейся два с лишним десятилетия. В несколько приёмов.

С.БУНТМАН: И, в общем, я бы сказал, что косвенно эта тяжба, косвенно она привела к тому, что разразилась Столетняя война, потому что Робер III Д’Артуа, который племянник, племянник Маго Д’Артуа, как раз он и судился с тёткой бесконечно, и не будучи удовлетворён там…

А.КУЗНЕЦОВ: Ну по сути проиграв, в общем-то вот…

С.БУНТМАН: Речь шла ещё, конечно, о политической власти, потому что речь шла ещё о пэрстве Франции.

А.КУЗНЕЦОВ: Конечно! И всё, все эти сюжеты мы сегодня постараемся осветить. Но здесь, значит, для начала, потому что, ну я думаю, что все, кто читал хотя бы частично «Проклятых королей», помнят, насколько сложно удерживать в голове — даже если вы рядом положили какую-нибудь подробную, значит, генеалогию… Потому что вот без этого там голова идёт кругом, и всё, что мы встречаем, скажем, в исторических романах Дюма, не годится в подмётки той вот степени подробности, с которой Морис Дрюон описывает все вот эти вот, значит, во многом на династическом принципе замешанные противоречия. Я специально именно для сегодняшней именно передачи составил самую что ни на есть примитивную схему, убрав оттуда всё-всё-всё лишнее, вот Костя нам её сейчас показывает.

11.jpeg
Династическая схема. (Wikimedia Commons)

С.БУНТМАН: Да, eatermeet очень правильно просит нас, потому что мы так выкаблучиваемся, будто все знают, когда это всё происходило. Это, это…

А.КУЗНЕЦОВ: Скажем, конечно. Это самое начало 14-го века.

С.БУНТМАН: Примерно там с седьмого и…

А.КУЗНЕЦОВ: Нет, мы начнём с 1302 года. Скажу почему. Это первая, собственно, проблема. Итак, вот посмотрите на эту самую очень, очень сильно упрощённую династическую схему. Нам из неё главное — понять, кто друг другу тяжущиеся стороны. Итак, был Людовик VIII, такой король-солдат, ну такой, достаточно типичный для Средневековья, он отец короля Людовика IX, Людовика Святого, одним из младших братьев Людовика IX будет Робер I Артуа, да? Как, так сказать, обычно младшие братья короля, младшие братья дофина, то есть наследника престола, они…

С.БУНТМАН: Он ещё не был дофином!

А.КУЗНЕЦОВ: Ещё не был дофином, совершенно верно. Они, так сказать, получали различные графские-герцогские титулы, и как мы сегодня перед самой передачей вспомнили, последним в истории графом Артуа…

С.БУНТМАН: Спасибо, Дмитрий!

А.КУЗНЕЦОВ: Спасибо Дмитрию Мезенцеву, да, но мы бы, я надеюсь, что всё-таки и так бы вспомнили, что не отменяет заслуг Дмитрия. Действительно, последний граф Артуа — это будущий король Карл X.

С.БУНТМАН: Бурбон!

А.КУЗНЕЦОВ: То есть это уже 19-й век, это уже после, после Наполеона.

С.БУНТМАН: Последний, последний прямой Бурбон, что я всегда очень любил писать, для того чтобы перевести с английского last straight Bourbon. Вот.

А.КУЗНЕЦОВ: Last straight Bourbon, да.

С.БУНТМАН: Вот. А — нет, это не Валуа.

А.КУЗНЕЦОВ: Нет, Валуа появятся во второй половине передачи.

С.БУНТМАН: Валуа появятся во второй половине передачи, а это прямые Капетинги.

А.КУЗНЕЦОВ: Это всё Капетинги, они все, все, кто на этой схеме есть — они все Капетинги, и вот от Робера I, соответственно, происходит его старший сын Робер II, граф Артуа. И в принципе, не было бы никакой проблемы. Но старший сын Робера II Филипп погиб в сражении раньше, чем отец.

С.БУНТМАН: Это он погиб ведь в Битве шпор.

А.КУЗНЕЦОВ: Нет.

С.БУНТМАН: Нет?

А.КУЗНЕЦОВ: В Битве шпор погибнет папа.

С.БУНТМАН: Нет, Филипп погибнет!

А.КУЗНЕЦОВ: Робер II погибнет.

С.БУНТМАН: А, Робер II погиб, да!

А.КУЗНЕЦОВ: Народ, я чувствую, окончательно сейчас запутается. Так вот, если бы, как это, собственно, природой предназначено, Робер II умер раньше своих детей, ему бы спокойненько наследовал сын Филипп, а Филиппу после смерти, скорее всего, наследовал бы Робер, соответственно, III. Но получилось так, что в самом начале вот той войны, в которой потом будет Битва шпор, если я не ошибаюсь, в 1297, по-моему, году, Филипп погиб в сражении. Через пять лет его отец — в уже 1302-м — возглавляет французскую армию в этом сражении, которое называется Битва при Куртре, или Битва девятисот шпор, золотых шпор.

С.БУНТМАН: Сейчас предпочитают говорить, называть это, этот город, это место, так как фламандцы очень ревниво относятся, Кортрейк. Да, Куртре.

А.КУЗНЕЦОВ: Вот. Значит, это война, которую иногда ещё называют фламандским восстанием, потому что формально Фландрия признавала над собой верховный сюзеренитет французского короля, но была самостоятельным во всех отношениях регионом. И вот фламандцы, значит, выступили против Франции. Эта война продолжалась несколько лет. Принципиальное сражение, вот эта самая Битва при Куртре, в которой погиб и главнокомандующий, граф Артуа, и вообще — почему она называется, значит, Битвой золотых шпор: считается, что фламандцы, точнее, рассказывают, что фламандцы после этой победы собрали шпоры у всех убитых рыцарей и якобы получилось девятьсот пар, и вот эти девятьсот пар золотых шпор были, там, торжественно выставлены в некой церкви как свидетельство этой величайшей победы.

С.БУНТМАН: Да и они, конечно, очень жестоко поступили. Это вообще первая битва, в которой настолько ополчение…

А.КУЗНЕЦОВ: Практически не брали пленных, да.

С.БУНТМАН: Пехота ополчения, фламандская, побила страшную силу, потому что тяжёлая конница — это конница одного удара, а у них удар этот не получился.

А.КУЗНЕЦОВ: То, что потом через пару столетий произойдёт при Азенкуре, да?

С.БУНТМАН: А потом при Жёлтых водах.

А.КУЗНЕЦОВ: А потом много где. Но первый удар не получился — и всё рушится. В результате получается, что графство Артуа должно перейти либо дочери, либо внуку. Но дело в том, что на тот момент пока ещё ничего нет такого, что препятствует правам дочери. Вот это правило, которое мы знаем как lex salica, салический закон, по которому женщины не могут править, появится через несколько десятилетий.

С.БУНТМАН: Его вытащат, он вернётся.

А.КУЗНЕЦОВ: Вернётся, да. Появится в смысле вернётся. Действительно, вытащат из-под, так сказать, нескольких культурных исторических слоёв. И по сути вопрос — кто сумеет реально это Артуа захватить. Роберу III в этот момент всего 15 лет. Он предъявляет претензии на графство. Его тётушка Матильда, которую называют Маго, на 20 лет его старше, это взрослая женщина, уже вполне реализовавшаяся, уже, так сказать, знающая жизнь. Отличающаяся очень сильным мужским характером. Я читал одну даже не статью, а доклад на одной научной конференции, нашей, российской, который был посвящён женскому правлению в средневековой французской истории. Там женщина-автор, которая это всё описывает, говорит, что для того, чтобы править наряду с мужчинами, та же самая Маго Д’Артуа должна была демонстрировать все те же самые мужские качества, все те же принципы, все те же характеристики и так далее. Она действительно сильный, властный, умный соперник. И она без особенного труда получила решение суда в свою пользу, потому что, с юридической точки зрения, ничто не препятствует ей стать графиней Артуа. Кроме того, на тот момент её придворные позиции были несравнимо сильнее, чем у Робера III. Он был никем, мальчишкой, только-только начинающим военную деятельность. Сын графа, ну и что, мало ли в Бразилии донов педров, мало ли графов. Она же в своё время была выдана замуж по политическим соображениям за пфальцграфа Оттона Бургундского — человека, который в силу своего безразличия, что ли, к судьбам вверенных ему земель в результате позволил Французскому королевству приобрести Бургундию.

С.БУНТМАН: Эта Бургундия — графство.

А.КУЗНЕЦОВ: Да, не герцогство Бургундия. Это не Дижон, это Franche-Comté.

С.БУНТМАН: Да. Безансон.

А.КУЗНЕЦОВ: И, поскольку её роль в этом явно совершенно далеко не последняя, то в благодарность она рассматривается как достаточно важная фигура, которую стоит отблагодарить, тем более что не будем забывать, она, в общем, состоит в совершенно отчётливом родстве с королём, с Филиппом IV Красивым, которому она приходится троюродной сестрой. В результате Робер на какое-то время вынужден утереться, потому что, действительно, противопоставить ему нечего.

Кто разбирал это дело? Это дело разбирал специально созванный королём, мы сегодня переводим это как арбитраж. Это не то же самое, что в современном судебном смысле суд арбитража, который рассматривает тяжбы между юридическими лицами по различным хозяйственно-экономическим вопросам, это арбитраж в том смысле, что это суд подобных.

С.БУНТМАН: Подобных. Это правильно, потому что тут мы без хартии.

А.КУЗНЕЦОВ: Да. Великая хартия вольностей написана по-латыни, но английский перевод вот этого момента 39 статьи звучит так: «And judgment of his peers», равных по положению. Не обязательно пэров, до суда пэров мы ещё дойдем, суд пэров — это совсем другое.

С.БУНТМАН: А это будут равные пэрам.

А.КУЗНЕЦОВ: Равные пэрам, да. Но пока ни Маго не пэр Франции, ни тем более Робер III, которому…

С.БУНТМАН: А и тому, и другой как хочется!

А.КУЗНЕЦОВ: Ей хочется, потому что она властна, потому что она понимает, как бы это укрепило ещё больше её позиции. Ему пока не знаю, потом будет ужасно хотеться, он будет отдельно бороться за пэрство и получит его в конце концов как такую своеобразную подачку. Но сейчас мы до пэрства доберёмся. Одним словом, она получает Артуа, она теперь официально Матильда Артуа. Он предпринимает вторую попытку в 1308 году, опираясь на всё то же, он говорит: «Ну хорошо, суд 1302 года мог счесть меня несовершеннолетним, но теперь-то вот нет никаких сомнений в том, что я уже полноправный». И так далее. Опять же, король Филипп IV лично председательствует в очередном третейском суде, и опять выносится решение в пользу графини Артуа — опять же на том основании, что нет ровным счётом ничего, что давало бы какие-то преимущества Роберу III, потому что принцип, пока салический закон не вступил в действие, такой: пока не закончится предыдущее поколение…

С.БУНТМАН: А, вот как!

А.КУЗНЕЦОВ: Когда-то такое было и с княжеской властью на Руси, например. Вот эта лествица Ярослава Мудрого…

С.БУНТМАН: Когда непонятно всё. Я хотел тебя спросить, насколько в принципе было важно для тех процессов то, что Филипп Красивый — одним из первых привлёк легистов.

А.КУЗНЕЦОВ: Ангерран де Мариньи.

С.БУНТМАН: Ангерран де Мариньи, все вот эти люди, когда вся казуистика с 1307-го по 1314-й, процесс тамплиеров, который тоже замысловат до невероятия.

А.КУЗНЕЦОВ: Дело в том, что, конечно, личность Филиппа IV на это оказывала определяющее воздействие. Я встретил записанную одним из современных ему хронистов, я бы сказал, удивлённую характеристику короля: «Он был не зверь и не человек». «Не зверь» в данном случае не в смысле очень жестокий, а в смысле «не животное», неведомая зверушка, он был не зверь и не человек, а воплощённое спокойствие, воплощённое бесстрастие. Он был бесстрастен настолько, что казался вообще неживым.

С.БУНТМАН: То, что Кюстин напишет о Николае I, когда он говорит: «Мы хотим увидеть, мы никогда не видим никого, кроме государя, что бы ни было, хотим увидеть, заглянуть, где там человек? Нет, ничего не получается».

А.КУЗНЕЦОВ: Я думаю, что абсолютная надмирность и бесстрастность Филиппа IV, наверное, и делают, облегчают приход на первые роли легистов, специалистов по праву, во главе с Ангерраном де Мариньи, который у Дрюона, так сказать, в ранних романах одно из главных действующих лиц, и чья смерть тоже вызывает, в свою очередь, много всяких пертурбаций. Но здесь всё-таки решение будет не только юридическим. Юридическая часть не изменилась.

С.БУНТМАН: Но это семейное решение, я считаю.

А.КУЗНЕЦОВ: Свободен! Ну в каком-то смысле да, это дом Капетингов. Но поскольку было всё-таки ощущение, что нехорошо с юношей поступили, дедушка, значит, погиб на боевом посту, папа погиб ещё раньше, надо ему что-то дать. И это уже вопрос не юридический, это уже вопрос королевской прерогативы. Ему дают графство. Захудаленькое, некое Бомон-ле-Роже. Я его не смог найти даже, я бы принёс картинку.

С.БУНТМАН: Бомон-ле-Роже, его вообще, даже при всём при том, что Франция тогда из себя представляла, будь то королевские домены или не королевские домены, а представляла собою мельчайшую нарезку совершенно. А это — ну вот отбоярились от него.

А.КУЗНЕЦОВ: Это изображение, ну конечно, гораздо более позднее, Битвы при Куртре. Вот как раз, когда этих самых, вот то, о чём ты говоришь, вот жестокость этой битвы, где пленных не берут, а упавших тут же добивают, и так далее.

12.jpeg
Битва при Куртре. (Wikimedia Commons)

С.БУНТМАН: Там резали сухожилия.

А.КУЗНЕЦОВ: Да, подрезали сухожилия коням. Для этого использовали специально изготовленные из кос, такие, на длинных палках.

С.БУНТМАН: Распрямлённые косы, да. Кстати говоря, вы правы абсолютно (я обращаюсь к чату), вы правы, что, конечно, шпоры не золотые были, а золочёные.

А.КУЗНЕЦОВ: Золочёные. Но по… Извините, уж тогда, значит, обратимся к голландскому языку — вот это сражение, Битва шпор, называется по-голландски De Guldensporenslag. Скажите мне, где здесь золочёные, — здесь золотые. А уж что они…

С.БУНТМАН: Уж слово «гульден» мы все с вами знаем.

А.КУЗНЕЦОВ: Костя, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Это то, что я обещал — собственно карта.

13.jpeg
Артуа в границах 1789 года. (Wikimedia Commons)

С.БУНТМАН: Вот Фландрия тут.

А.КУЗНЕЦОВ: Немножко другие границы на самом деле, потому что я нашёл только карту более позднюю.

С.БУНТМАН: Да. Потому что Пикардия стала занимать гораздо больше, чем она должна…

А.КУЗНЕЦОВ: Да. Но, в принципе, для того чтобы понять, где это, мне кажется, и такая карта сгодится, да? Слева и с юга… С запада и с востока Пикардия, с севера и с востока Фландрия.

С.БУНТМАН: Это провинция Артуа, которая, — это уже деление в конце Старого режима.

А.КУЗНЕЦОВ: Да, это деление 18-го века… Это Ancient régime…

С.БУНТМАН: И вот со столицей в городе Аррасе…

А.КУЗНЕЦОВ: Хотя он и тогда, насколько я понимаю, был главным городом…

С.БУНТМАН: Он был столицей.

А.КУЗНЕЦОВ: Был главным городом графства.

С.БУНТМАН: Вообще это чудесное место. Это такой стык Нидерландов и Франции, собственно. Это удивительная культура с очень развитой поэзией. Там великий поэт Жан Бодель там за век до этого процветал и всех… Это с особым диалектом, который у них есть. Так что это неплохой кусок вообще-то.

А.КУЗНЕЦОВ: А вот интересно, есть какой-нибудь стереотип у французов — вот уроженец Артуа, он какой должен быть?

С.БУНТМАН: Это северяне. Достаточно похожие на фламандцев.

А.КУЗНЕЦОВ: То есть неторопливые…

С.БУНТМАН: Да, такие прижимистые достаточно. Не как овернцы в середине Франции, но тем не менее. А вот в соседней Пикардии по характеру людей родился Планше, между прочим. Так что вы себе представляете.

А.КУЗНЕЦОВ: Флегматичный такой слегка.

С.БУНТМАН: Да, флегматичный, хитроватый.

А.КУЗНЕЦОВ: То есть полная противоположность гасконцам, которые находятся ровно на другом конце Франции. Ну вот видите, как, значит, убывает или прибывает темперамент в зависимости от того, как вы находитесь на оси Гасконь — Артуа или Артуа — Гасконь. Кость, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку — познакомимся с изображениями наших героев. Вот это уже повзрослевший Робер III — ну, понятно, что это, так сказать, изготовлено художником несравненно более поздним.

14.jpeg
Робер III. (Wikimedia Commons)

С.БУНТМАН: 19-й век.

А.КУЗНЕЦОВ: А что касается его, так сказать, процессуального оппонента, то я вообще даже не стал брать изображение Маго, которое есть в средневековых хрониках, потому что там какое-то убожество, а не женщина. Вот, во французском телесериале 1973 года таким образом актриса воплотила… Ну, кстати, мне кажется, что очень удачно, да? Сильную, умную…

С.БУНТМАН: Ну-у-у… По виду да.

15.jpeg
Маго. (кадр из французского телесериала)

А.КУЗНЕЦОВ: Да. Никогда, видимо, не бывшую красивой женщину, но тем не менее прекрасно осознающую…

С.БУНТМАН: Вообще семейка ещё та. Вот мы сейчас видели Робера III Артуа. Турнирный воротник — потому что это младшая ветвь Капетингов — такой вот этот, красненький. А дедушка его абсолютно безбашенным был — младший брат Людовика Святого. При взятии Дамиетты в Египте он ворвался во главе тамплиерского воинства, хотя говорили, что не надо этого делать, в город и остановился только потому, что город кончился и была противоположная стена. Тут-то их сарацины и накрыли. Мы знаем — при Битве шпор Робер II погиб. Филипп погиб, и эта оголтелая безбашенность, она очень…

А.КУЗНЕЦОВ: И Робер III погибнет. Они все лягут на поле боя.

С.БУНТМАН: Робер III будет дольше всех жить.

А.КУЗНЕЦОВ: Это правда. И оставит больше всего последствий.

С.БУНТМАН: И больше всех интриговать, в международном масштабе, ещё ко всему. Но тут получается, что у них вот… И вот Маго — она такая тоже. Упёрлась, и всё.

А.КУЗНЕЦОВ: И вот он второй раз получает отлуп, компенсацию. И оказывается, что у него больше нет никаких оснований для того, чтобы ещё раз претендовать на графство Артуа. Дважды дело было рассмотрено, второй раз компенсацией по сути признали, что кое-какие у него основания претендовать на что-то были. Вот, на тебе, утрись — вот тебе какое-никакое графство. И, казалось бы, всё, дело бесперспективно, но тут наступает дело Нельской башни.

С.БУНТМАН: Она на том берегу, на левом берегу. Её сейчас нет, она не сохранилась: на её руинах построены кварталы.

А.КУЗНЕЦОВ: Она, собственно, уже тогда была остатком остатком укрепления. Король её прикупил у города и, по-моему, не очень понимал, на кой чёрт он её прикупил. И этим воспользовались его, скажем так, невестки. Потому что у короля, как и положено, было три сына, и все были, как потом выяснилось, так себе…

С.БУНТМАН: Старший… детина. Не зря он, когда станет королём, получит прозвище Сварливый.

А.КУЗНЕЦОВ: Людовик Сварливый, да, ещё будут Филипп и Карл. И вот, две дочери Маго Жанна и Бланка Бургундские будут выданы за среднего и младшего сыновей короля Филиппа и Карла. Сначала предполагалась немножко другая комбинация: Жанна должна была быть выдана за Людовика. Но потом отыграли.

С.БУНТМАН: Потому что там другая Бургундия появилась. Герцогство.

А.КУЗНЕЦОВ: Да, и вообще всякие соображения — никто не был обижен, всё было более-менее соблюдено. И вот в результате этого самого дела Нельской башни три высокопоставленные дамы, три королевские невестки, были обвинены. Две — Бланка и её кузина Маргарита — в прямом прелюбодеянии, а поскольку по поводу Жанны Бургундской подозрения были, но прямых доказательств, что она тоже прелюбодействовала, не нашлось, она была обвинена в недонесении и непротивлении. Она ничего не сделала для того, чтобы такой позор предотвратить. Сегодняшние историки, в общем, не сомневаются в том, что факт прелюбодеяния место имел — были там некие смазливые братья, значит, так сказать, дворяне, с которыми они проводили время в Нельской башне. В общем, братьев казнили, этих двух заточили в Шато-Гайар.

С.БУНТМАН: Это суровый нормандский замок.

А.КУЗНЕЦОВ: Значит, Жанну, как совершившую менее тяжкое преступление, — в другую тюрьму. Через некоторое время их всё-таки выпустят, но Бланку, например, отправят в монастырь, и так далее. Жанна сумеет себя обелить и вернуть расположение мужа. Для нашего дела важно, что, когда всё это дело вскрылось, Робер III почувствовал прилив сил, потому что он решил, что позиции мамы этих, значит, королевских невесток, сейчас должны сильно пошатнуться. Тем более что король Филипп Красивый так переживал это дело, что взял и отошёл в лучший из миров. Начинается чехарда, потому что никто из его сыновей, мягко говоря, выдающимся правителем не был. Дело Нельской башни вообще не заслуживало бы особенного упоминания, если бы не то, как оно началось. А ведь началось-то оно по доносу. У этих трёх орлов, которым предстояло стать королями вслед за папой, была ещё сестричка. И сестричка эта, которую звали Изабелла, находилась ровно к северу, на той стороне, что французы называют Ла-Маншем, а британцы — Английским каналом. Потому что она замужем за английским королём Эдуардом II. И вот она — дальше очень много версий, что ею двигало, — от государственных соображений до всяких сугубо личных. Но именно она на одном светском мероприятии увидев подаренные в своё время принцессам кошельки у этих самых молодых, никому особенно не известных дворян, что-то заподозрила, потом некоторое время в себе хранила, не будучи уверена, это адюльтер или куртуазная любовь. Может, это просто игра такая. Но потом пришла к выводу, что всё-таки адюльтер, и написала донос. Но дело в том, что вся эта история потом будет чрезвычайно важна как повод для начала Столетней войны, как претензия на то, что её потомство имеет теперь больше прав на французскую корону, чем вот эти вот, так сказать…

С.БУНТМАН: Там же потом получится, что дочь Людовика Х, она от… непонятно что, она… Её надо было как-то устранить — для этого придумали, что через женщин не может наследоваться престол. У Филиппа V, который вслед за ним правил, не было наследников, у Карла IV тоже не было наследников. В общем, всё иссякало, и здоровый мальчик от не очень здорового отца — будущий Эдуард III Английский — просто воплощённый дед, как все говорили…

А.КУЗНЕЦОВ: Окажется… Да-да-да, окажется вполне себе таким…

С.БУНТМАН: Умный, смелый, и так далее. Красивый!

А.КУЗНЕЦОВ: И самое главное, что сегодня это людей поражает, а для того времени конструкция — а что в ней такого? Ведь был в своё время английский король Вильгельм Завоеватель вассалом французского короля как герцог Нормандский. Почему теперь не быть наоборот? Что такого-то?

С.БУНТМАН: Тем более, Англии принадлежит довольно много на континенте.

А.КУЗНЕЦОВ: Аквитания, да, конечно.

С.БУНТМАН: Аквитания принадлежит, Анжу, Пуату — вот эти места.

А.КУЗНЕЦОВ: Собственно, именно из-за Пуату и вводится этот салический закон, как ты совершенно справедливо…

С.БУНТМАН: Да, потому что Филипп был и Пуатье граф.

А.КУЗНЕЦОВ: До́статый, или доста́тый из сундука. Значит, наш Робер считает, что это шанс. Но поскольку в суд идти уже просто стыдно, и потом совсем взрослый мальчик, он идёт другим, тоже вполне традиционным для того времени, путём, и в 1316 году, через пару лет после того, как это дело Нельской башни разразилось, умер Людовик Сварливый, не оставив наследника. Но наследник вот-вот должен появиться, потому что его следующая жена, Клеменция Венгерская, уже беременна. Потом несчастного мальчишку, который родится и проживёт, там, по-моему, всего несколько недель, что ли…

С.БУНТМАН: Иоанн Посмертный.

А.КУЗНЕЦОВ: Да, назовут Иоанном Посмертным. Но он числится в списке французских королей, куда его…

С.БУНТМАН: Да, и тоже непонятная смерть, хотя это было…

А.КУЗНЕЦОВ: Одним словом, он примыкает к мятежу, а по другим сведениям, даже сам этот мятеж провоцирует — мятеж баронов графства Артуа против графини. То есть он примыкает и возглавляет мятеж собственных феодалов, так называемых держателей второго порядка — тех, кто получил из рук графов или графини, в данном случае Артуа, свой феодальный лен. Совершенно классическая ситуация Средневековья, обычное дело — мятеж. Мятеж этот он проигрывает, хотя сначала им сопутствует удача: удалось захватить два главных города Артуа, Арас и Сент-Омер, но в конечном итоге, значит, несчастливому для него стечению обстоятельств — как раз в это время завершается борьба за регентство, и завершается она победой Филиппа Пуатье.

С.БУНТМАН: Зятя тёткиного.

А. КУЗНЕЦОВ: И в результате Робер Артуа, который начинает склоку очередную со своей тётей, с графиней Артуа, оказывается перед королевскими войсками. Ну и тут сопротивляться просто совершенно самоубийственно, поэтому он обязуется оставить занятые города — правда, далеко не сразу выполняет это всё обязательство — ну, и в результате тюрьма.

17.jpeg
Малый Шатле — одна из парижских тюрем того времени. (Wikimedia Commons)

А.КУЗНЕЦОВ: Его подержали в Шатле, потом перевели в Лувр. За это время на французском престоле некоторое, недолгое время, побыл Иоанн I — вот этот самый несчастный Иоанн Посмертный. То ли 3, то ли 5 дней. Потом его дядя, Филипп Длинный, который уселся на престол аж на 6 лет.

С.БУНТМАН: Напоминаю, что от этого шансы Робера Д’Артуа не увеличились. С точностью до наоборот.

А.КУЗНЕЦОВ: Абсолютно. Тем более что на 6 лет он присел в тюрьму. Ну, в тюрьму — не в тюрьму, Лувр всё-таки не совсем тюрьма, но он находился в изоляции, да. В марте 1317 года он выходит и опять пускается во все тяжкие. Вот в чём графов Артуа, включая последнего, Карла Х, невозможно обвинить — это в отсутствии упёртости. Они, как их прародитель упёрся в заднюю стенку крепости Дамиетта, упирались в любую мало-мальски серьёзную проблему. Значит, он выступает с обвинением тётки в уголовном преступлении. То есть он опять идёт в суд. На этот раз он делает вид, что его не волнует графство Артуа, что он как честный порядочный подданный короля имеет заявить об уголовном преступлении якобы в том, что она в своё время отравила этого маленького Иоанна Посмертного, на которого теперь можно было повесить всё что угодно.

С.БУНТМАН: Платочком, там, губы вытерла младенцу — знаем мы это дело.

А.КУЗНЕЦОВ: Его опять отфутболивают. Чтобы усилить свою партию, он женится на дочери Карла Валуа — могущественнейшего человека, которому для карьеры не хватало только одного: он был сыном короля, он был младшим братом короля Филиппа Красивого. Он был дядей трёх королей — вот этих вот разной степени неудачливости. И потом отцом короля, первого из династии Валуа, — но вот сам так никогда и не был королём. Правда, он не был королём формально, а, при, так сказать, племяннике Филиппе он фактически был правителем.

С.БУНТМАН: При Филиппе — не так, а вот при Карле он разошёлся.

А.КУЗНЕЦОВ: При Карле он был фактически правителем государства. И вроде бы женитьба на его дочери должна открыть совершенно другие возможности, но он опять это делает неудачно, потому что ровно в то же время, когда он женится на дочери Карла Валуа, Карл на какое-то время попадает в опалу. Ты прав, конечно, я перепутал — при Карле Карл Валуа будет фактическим правителем, а при Филиппе он как раз в опале, да, совершенно верно. И кроме того, то, что салический закон восстановлен после нескольких веков неупотребления, для его конкретного дела на самом деле радикально ничего не меняет. Потому что лилии не могут прясть на каком уровне? Лилии на высшем уровне не могут прясть.

С.БУНТМАН: Вот это вот для меня очень странно. Я, Алёш, я хотел спросить как раз. Ведь как вот это может быть, если салический закон у салических франков относился к земле, к наследованию земли, а не наследованию, там, королевских титулов, и так далее, наследования. Это землю не могут…

А.КУЗНЕЦОВ: Так это просто притянуто за уши, конечно. Вообще вся эта конструкция с извлечением… Ну представь себе, как можно закон времён франков, да, — совершенно другой строй, совершенно другая эпоха, феодализм там в самом-самом, что называется, эмбриональном состоянии, — и на уже поздний феодализм его применить. Конечно, это притянуто теми же самыми легистами за уши.

С.БУНТМАН: И, кстати говоря, когда произнесли, поэтому мне кажется, что не «негоже лилиям прясть» — это неправильный перевод, а правильный перевод — «лилии не прядут», потому что это цитата из Евангелия. «Лилии — не прядут», то есть они ничего не делают: не прядут, не готовят, там…

А.КУЗНЕЦОВ: Ну да, «птичка божия не знает ни заботы, ни труда». Это именно в том варианте, в котором это было притянуто за уши к наследованию престола. А вот что касается прав на различного рода феоды — здесь салический закон не обязательно применяется, здесь по-прежнему есть кутюмы, это вот обычаи. И, собственно говоря, будучи введён, салический закон ведь практически сразу же сыграл злую шутку с прямой линией династии Капетингов, потому что Филипп V Длинный точно так же, как и Людовик Х, умер, не оставив после себя прямого наследника — значит, вступает на престол младший из братьев, Карл IV, как и папа, тоже названный Красивым, попадает под сильное влияние своего дядюшки Карла Валуа. Вот тут, наконец, Роберту Артуа, вроде как, попёрла карта: он становится членом королевского совета, и он топит за салический закон: «Да, ура, конечно, никаких женщин!». Тем временем его делают пэром Франции: ну уже отвяжись. Что такое пэр Франции? Это высокопоставленнейшее лицо. Далее с этим титулом будут всякие пертурбации происходить. Пока же пэров Франции 12 человек. Шесть светских…

С.БУНТМАН: 12, как те, которые подтвердили приход Гуго Капета, вот, претензии его на трон.

А.КУЗНЕЦОВ: И вообще это чем-то напоминает… Ведь рядом же Священная Римская Империя германской нации… вот этих электоров, да? Там тоже три архиепископа, четыре, так сказать, герцога, да.

С.БУНТМАН: Да, здесь есть светские пэры.

А.КУЗНЕЦОВ: И в Англии будут светские лорды и духовные лорды — то есть эта система…

С.БУНТМАН: Это подобие, некое подобие подтверждения права на трон ещё ко всему. То есть они выбирают вот эти самые…

А.КУЗНЕЦОВ: Они электоры, ну, то есть они электоры в Римской империи, здесь они — как бы.

С.БУНТМАН: Да, а здесь они — как бы, да. Подписывают, в общем-то. Это важно, потому что они могли, часть пэров Франции признают Эдуарда III королём. И тут начнётся.

18.jpeg
Последний суд по поводу графства Артуа. (Wikimedia Commons)

С.БУНТМАН: А всё мы судимся, всё мы судимся!

А.КУЗНЕЦОВ: Тёти Маго уже нету, она уже отошедшая в лучший из миров 28-го…

С.БУНТМАН: Ну вроде бы можно веселиться, о чём судиться-то здесь?

А.КУЗНЕЦОВ: Казалось бы, но его соперницей теперь становится внучка графини Маго, соответственно, его двоюродная племянница. Но она тоже достаточно влиятельная особа, она супруга герцога Эда IV Бургундского, герцога теперь на этот раз, речь идёт о герцогстве Бургундском — вот как раз там, где Дижон со всей его горчицей. В общем, одним словом, и этот юбилейный по сути, пятый суд, он тоже проигрывает с жутчайшим треском — дело в том, что, видимо, уже совсем решив пойти ва-банк, он предъявляет подложные документы: якобы ещё тогда, до того, как погибнуть в Битве вот этих самых золотых шпор, его предок сделал… Ну дедушка, да, сделал распоряжение, и это распоряжение было прямым и недвусмысленным. «Ой, ё, — сказали все, кто хоть чего-то понимал, — а где ты был с этим всё это время, да? Из какого такого сундука вдруг достались эти документы?».

С.БУНТМАН: А! Ещё можно было сказать: их тётка держала под спудом.

А.КУЗНЕЦОВ: Ну, почему-то это в голову, видимо, не пришло, но никто этому не поверил. Довольно быстро обнаружилось, что это подлог, и было однозначно установлено, кто, собственно, этот подлог осуществил. Там, кто заказчик, ну, в данном случае тоже нетрудно догадаться, а осуществила его некая Жанна де Дивьон, которая была в своё время любовницей очень важного для Маго человека, её главного советника, её правой руки — такой был Тьерри Д’Ирсон — вот у него была эта обычная дворянка Жанна де Дивьон любовница, и она переметнулась… Нет, ты прав, конечно, я глупость сказал. Именно, собственно, с этим она якобы принесёт ему вот эти вот свидетельства, которые коварная Маго хранила всё это… Всё правильно, да. Разоблачат это. Ну, и теперь уже становится понятно, что вопрос закрыт. Эту ситуацию разбирал суд пэров, потому что он пэр. Всё, теперь уже суд равных должен разбирать, раз он пэр — суд пэров. В суде пэров из 11 голосов (он сам голосовать не может, значит, 11 человек) всего один проголосовал за то, что правда на его стороне — 10 против. И он уехал обиженный. Некоторое время странствовал где-то в центральной Франции, а затем вдруг вынырнул на Британских островах, где именно он, по многим свидетельствам, окончательно и накачал Эдуарда III. Тот и сам был не против, конечно же. Но вроде как да, но может быть нет, но давайте не сегодня, об этом я подумаю завтра… И вот появляется решительный до полной глупости и упёртости Робер III, который, по легенде, после охоты приносит цаплю, убитую его, Робера, соколом…

С.БУНТМАН: Это уже «Лилия и лев».

А.КУЗНЕЦОВ: Да, его собственным соколом, и говорит: вот смотрите, государь, вот она, эта трусливая птица цапля. Типа, вы портретного сходства с собой не обнаруживаете? Чего вы, государь, медлите? Надо брать все права. И начинается война, начинается и на море — сражение при Слейсе, как его называют, насколько я понимаю, на голландско-фламандский манер. Потом будет сражение при Креси, но это уже 1346 год. Вот в начале этой войны Робер III…

С.БУНТМАН: До этого они воевали по мелочам, они воевали — была Аквитанская война, это ещё во времена, когда … Они были просто — мама, которая Изабелла Французская — она была занята другим, убиением — убиением своего мужа она была очень сильно занята. И когда Эдуард III вышел на собственную, вообще-то, орбиту вышел, он был не опрометчив. И здесь, конечно, вот это самое — и мама, и Робер Д’Артуа сыграли очень большую роль.

А.КУЗНЕЦОВ: Ну и, чтобы закончить, так сказать, линию великих полководцев — графов Артуа — приведём сведения хрониста Фруассара о гибели Робера III. «Одна из их атак была так хорошо поддержана рыцарями, оруженосцами и даже сельским простонародьем, что они овладели палисадами, затем воротами и с боем ворвались в город». Опять Дамиетта.

С.БУНТМАН: Как прадедушка.

А.КУЗНЕЦОВ: Абсолютно. «Заставив англичан бежать, убив и ранив многих из них»… Это, на этот раз уже противники их, да? «Среди последних», — то есть среди англичан — «был и сеньор Робер, который был ранен очень тяжело, до такой степени, что с большим трудом спасся от плена. Он бежал через задние ворота, а с ним и лорд Саффолк». Дрогнул к концу жизни, да? Нет… Это он должен был бы врываться, снося палисады и ворота! А это сделали его противники — французы. Видимо, в отрыве от родной почвы сила его, как, так сказать, богатыря, покинула.

С.БУНТМАН: Омерзительный тип, конечно. Ему приписывают ещё и удушение Маргариты Бургундской в Шато-Гайаре. В общем-то, человек совершенно без чести, совести и так далее.

19.jpeg
Статуя Робера III в Версале. (Wikimedia Commons)

А.КУЗНЕЦОВ: Смотрите, какой красавец. Это в Версале, среди прочих, так сказать, украшений этого замечательного места. Ну, а похоронен он в Англии, в Лондоне, в соборе Святого Павла, там есть его надгробие. Поскольку умер он всё-таки в эмиграции. Хотя он так не считал, потому что он присягнул Эдуарду III как своему королю. А где король, там и родина.

С.БУНТМАН: Конечно, это фигура феерическая, и тётка его тоже замечательная.

А.КУЗНЕЦОВ: Время было такое.

С.БУНТМАН: Всего доброго, мы с вами прощаемся. И до следующего дела.


Сборник: Антониу Салазар

Премьер-министру Португалии удалось победить экономический кризис в стране. Режим Антониу ди Салазара обычно относят к фашистским. Идеология «Нового государства» включала элементы национализма.

Рекомендовано вам

Лучшие материалы