С.-Петербург, 13 июля 1826 г.
Мы вернулись сюда час тому назад. По имеющимся у меня сведениям, все совершенно спокойно; величайшее негодование и общее удовлетворение тем, что все закончено.
Подробности относительно казни, как ни ужасна она была, убедили всех, что столь закоснелые существа и не заслуживали иной участи: почти никто из них не выказал раскаяния. Пятеро казненных смертью проявили значительно большее раскаяние, особенно Каховский. Последний перед смертью говорил, что молится за меня! Единственно его я жалею; да простит его Господь и да упокоит Он его душу!
Войска были превосходны, общий дух их прекрасен. Завтра утром мы отслужим на площади молебен, эстрада поставлена как раз на том месте, где погиб бедный Милорадович. Печально, но и торжественно будет воспоминание обо всем ужасе, который вышел на свет в этот день! Для меня же самым утешительным останется навсегда мысль о том, что наш Ангел был избавлен от всего происшедшего, что наша национальная честь была спасена, и что Господь явил новое доказательство своего милосердия в отношении нашей дорогой, славной, старой родины.
Мысли мои устремляются к вам, дорогая матушка. Я вспоминаю все, что вам угодно было для меня сделать, особенно в эту ужасную пору, и я благодарю Бога за то, что, наконец, приближается та желанная минута, когда я смогу броситься к вашим ногам. Молю Бога скорее даровать мне это счастье.