7 (19) октября 1812 года французская армия вышла из Москвы. Большая часть всех тактических схваток завершилась её победами. Но русские полководцы уже добились стратегического преимущества. Основные планы Наполеона, которым он пытался следовать в начале кампании, не были реализованы — русская армия не была разбита, а французская уже не могла преследовать её столь же уверенно, как прежде. Боевой путь Великой армии в России завершился 17 (29) ноября переправой через Березину. Масштаб провала кампании поражал воображение современников. Все искали ему убедительные объяснения. Ранее проигравшая все войны против Наполеона русская армия оказалась сильнее, одолела лучших в Европе воинов! Начавшийся 7 (19) ноября мороз будто подсказывал одно из объяснений желающим уменьшить славу русских.
В их числе были не только французы. Уже 1 декабря 1812 в Лондоне была опубликована карикатура «Генерал Мороз, бреющий маленького Бони». Это было началом ставшего вскоре классическим сюжетом образа отступающей из России французской армии. Окоченевшей, окружённой снегами и в ужасе бредущей на запад. Спустя 2 дня после карикатуры свет увидел 29-й бюллетень Великой армии, в котором Наполеон признал и прокомментировал трагичный исход похода.
Вся Европа прочитала в том числе и о губительном действии русской стужи: «Морозы, начавшиеся с 7-го числа ноября, вдруг увеличились, и с 14 по 16 ноября термометр показывал от 16 до 18 градусов ниже точки замерзания. Дороги покрылись гололедицею, и обозные лошади падали каждую ночь не сотнями, а тысячами […].В несколько дней погибло их более 30 тыс. Вся конница осталась пешею, артиллерия и обозы без лошадей. Мы принуждены были большую часть своих пушек, также военных и съестных припасов оставить на дороге или истребить. Армия, бывшая 6-го числа ноября в самом лучшем состоянии, 14-го ноября уже совсем переменилась; она лишилась конницы, артиллерии и обозов» (орфография и пунктуация источника сохранены).
Большое внимание силе «генерала Мороза» уделяли и мемуаристы. Так, Франсуа описывал уже 1 ноября: «С каждым днём становится всё холоднее, и вскоре мороз должен соединиться с голодом, чтобы уничтожить нашу армию, эту армию, которая была столь прекрасною при переходе через Неман! […] Все одеты в более или менее дорогие меха, благодаря чему оказывается большое разнообразие костюмов, из которых один кажется причудливее другого. Как узнать в них людей, полгода тому назад заставлявших дрожать Европу? Что касается меня, я вооружён… костылём, в розовой шубе на горностаевом меху, с капюшоном на голове… […] Прибавьте к этому ещё длинную бороду, каждая волосинка которой заканчивается тоненькой льдинкой» (орфография и пунктуация источника сохранены).
Тот же день в дневнике генерала Армана де Коленкура выглядит совершенно иначе: «Погода была хорошая. Император опять несколько раз говорил, что «осень в России такая же, как в Фонтенбло»; по сегодняшней погоде он судил о том, какою она будет через 10−15 дней, и говорил князю Невшательскому, что «…сказками о русской зиме можно запугать только детей…». Разница между сообщениями одного и другого ещё не значит, что Франсуа специально врёт о холоде, оправдывая поражение природными условиями. Однако «благодаря» свойственному мемуарам влиянию ретроспективного воображения, недостаткам памяти этот источник сильно уступает дневникам уже за счёт добросовестных искажений, вызываемых временем. Но эта разница демонстрирует, с какой осторожностью стоит относиться к такого рода сообщениям о морозах.
Через несколько дней, как писали некоторые, мороз стал убийственным. По воспоминаниям Дюлюи, Йелина и многих других очевидцев, солдаты и офицеры уже думали лишь о том, как согреться, а потерпевшие неудачу умирали в большом числе. Холод и борьба за жизнь заставили прежде сплочённых товарищей воровать друг у друга и снимать с умирающих, но ещё живых людей одежду.
Конечно, жестокие описания холода, настигшего французов при отступлении из Москвы к границе, часто выглядят преувеличением. Уже у современников, таких как Денис Давыдов или Генрих Жомини, версия об участии в войне «генерала Мороза» вызывала возражения, и при том убедительные. Особенно в свете того факта, что для переправы через Березину французам пришлось наводить мосты.
Однако многие мифы всё же имеют под собой реальную основу. Указания на губительность холодов, относящиеся ещё даже ко времени ранее середины ноября, можно принять без излишнего скепсиса, если всмотреться в их контекст. Так, Ложье писал о начале ноября: «Холод увеличивается, истощение солдат, ещё ничего не евших, таково, что многие падают в обморок; другие почти не в состоянии нести оружие, но тем не менее желают боя, чтобы согреться, а может быть, надеются найти смерть, которая избавит их от этой долгой агонии». В условиях истощения и чудовищной усталости, когда армии уже не хватало продовольствия и полноценного отдыха (солдаты спали часто под открытым небом) даже не сильный ещё холод, когда термометр склонился почти к 0, может ощущаться как сильный мороз. Даже для сытого, полного сил и хорошо одетого человека несколько дней круглосуточного пребывания на улице под ноябрьским снегом могут оказаться тяжёлым испытанием. Десятки тысяч людей, давно не подкреплявших толком своих сил, голодные, подстерегаемые сильным врагом, — на французах определённо болезненно сказывалась даже осенняя ещё температура.
Русская армия была гораздо лучше накормлена и одета. Заслуга её в том, что она не дала французам отступать, восстановив порядок. Казаки постоянно тревожили арьергард и фуражиров, а Кутузов преследовал Наполеона в стороне от него, по местности, лучше удовлетворяющей потребности армии. К тому же он постоянно угрожал французам обходом и лишением их пути к отступлению. Эта угроза подгоняла французов, не успевавших согреться, найти и приготовить еду и ночлег, привести себя в порядок. Холод стал лишь одним из дополнительных факторов, уничтожавших Великую армию. Французская армия прежде, в 1795 и 1807 гг., действовала уже в морозы, и побеждала врага (тоже не меньше страдающего от холода).
«Генерал Мороз» подоспел только к концу кампании и совсем не успел показать свою силу. Судьба войны 1812 была решена ещё во время пребывания Наполеона в Москве. Не зря Лейб-хирург Ж. Ларрей писал: «Москва стала для нашего войска второй Капуей». Армия вышла из города с чудовищным обозом, о награбленном теперь были все заботы солдата. А удержать их от этого было совершенно невозможно: без грабежа им нечего было бы есть на пути из Москвы. После творившегося в городе генералам уже не удалось восстановить такие дисциплину и боевой дух, которые прежде позволяли войскам наступать и чувствовать уверенность в победе. Это уже была отступающая, не желающая настоящей победы армия. В отличие от французского, русский боевой дух, воля и дисциплина не пострадали от грабежей и разгульного постоя в большом городе. А эти качества для войны намного важнее погодных условий.