Школа революции на Капри

С критикой на Каприйскую школу обрушился Ленин. По его мнению, открыть партийное учебное заведение следовало в Париже, где проживало большое число российских эмигрантов. «Париж — самый большой эмигрантский центр, где читаются постоянно публич­ные рефераты всех фракций, происходят дискуссии, ведутся разнообразные кружки, имеются 2—3 недурных русских библиотеки, имеются десятки долго действовавших в партии с.-д. организаторов и т. д. В Париже выходят 3 с.-д. русские газеты. Одним сло­вом, для всякого, кто хоть капельку знаком с заграницей, ясно, как ясен ясный божий день: тот, кто едет учиться социал-демократизму в Париж, едет учиться действительно социал-демократизму. Тот, кто едет учиться на Капри, едет учиться особой фракцион­ной «науке», — отмечал Владимир Ильич.

Он был недоволен и учебной программой, в которую входил курс философии пролетарской борьбы». «В международной социал-демократии есть десятки и сотни (если не тысячи) программ пропагандистских занятий подобного же типа. Но вы нигде не найдете «философии пролетарской борьбы». Есть философский материализм Маркса и Энгельса, но нигде нет «философии пролетарской борьбы». И никто из европейских с.-д. не поймет, что это значит. Поймут это только те, кто знаком с сочинениями философов Станислава (А. Вольского), Богданова, Луначар­ского, Базарова. Прежде чем «философию пролетарской борьбы» преподавать, надо та­кую философию выдумать. А выдумкой этой особой философии, которая тем чаще бо­жится словом «пролетарская», чем дальше она от пролетарского миросозерцания, за­нималась и занимается только указанная группа членов новой фракции», — писал Ленин.

Рабочих на Капри учили думать по-новому радикальные большевики — отзовисты. Они призывали слушателей к немедленному вооруженному восстанию. Также лекции читали сторонники богостроительства. К ним относился и Максим Горький. Представители этого движения стремились синтезировать социализм и христианство, обожествляли прогресс и коллектив. Лекции проходили в живописном гроте ди Матроманиа. Помимо идеологической части, рабочим преподавали историю, литературу и теорию искусства.

Нередко лекции проводились в «экзотических» местах, публика собиралась разношерстная. «…Занятия проводились на море. Горький в сопровождении лекторов и курсантов в определенный час спускался по «funiculare» на «Marina Grande», рассаживались на большие лодки и под видом рыбной ловли выезжали в открытое море, где для вида забрасывали удочки, а сами проводили чтение лекций и беседы, благо возившие их рыбаки каприйцы — кроме «карашо купатца» и «иди сюда» — ни слова не понимали по-русски… Приезжал какой-то слишком «театрализованный» шкипер, ходил в развалку, широко расставив ноги, как человек, привыкший к морской качке, не расставался с дымящей коротенькой трубкой-носогрейкой. Знакомясь с русскими, выдавал себя за «потемкинца», путался в подробностях рассказа об этой героической эпопее и моментально исчез, когда появился на острове настоящий матрос-потемкинец, объявивший — глядя на него в упор — что такого шкипера у них никогда не бывало и что вообще в военном флоте шкипера не водятся», — рассказывал художник и искусствовед Николай Прахов.

Помимо преподавания, на Капри Горький работал над своими произведениями и совершал дальние прогулки. Отсюда он ездил во Флоренцию, Неаполь и Рим. Писатель финансировал школу, хотя сам едва сводил концы с концами. В 1913-м после объявления амнистии, приуроченной к 300-летию дома Романовых, Горький вернулся в Россию.