«Портсмутский мирный договор — это удивительное, эпохальное событие, масштабные последствия которого затронут не только непосредственно эти две страны, но и весь мир и будут ощущаться напрямую или косвенно во всей Азии и Европе; событие, которое станет великой дипломатической победой для России и ещё более великой моральной победой для Японии, а также личным триумфом президента США, подобного которому достигали немногие люди в истории, победой американских политических идеалов, которая значительно поднимет престиж США во всём мире», — из репортажа Джозайи Кинси.
Репортёр Джозайя Кинси оказался прав в своей оценке значимости Портсмутского мирного договора, подписанного 5 сентября 1905 года. Однако им оказались упущены негативные последствия мирных переговоров, в особенности для отношений Японии и США в период между подписанием договора и началом военных действий в Тихоокеанском регионе в 1941 году. То, что воспринималось как личная победа Теодора Рузвельта, фактически положило начало тенденции к ухудшению дружественных отношений. Дружеская атмосфера в отношениях Японии и США, нараставшая на всём протяжении войны с Россией, стала медленно сменяться агрессивной подозрительностью с обеих сторон, по мере того как с растущим числом возможных конфликтов отношения между двумя странами, ставшими в начале 20-го века империалистическими державами, становились всё тяжелее.
[Сборник: Русско-японская война]
После Мукденского сражения война фактически прекратилась. Ни одна из двух держав больше не планировала и не проводила крупных манёвров. В ежемесячных отчётах немецких наблюдателей в Китае упоминались только небольшие стычки между русской и японской кавалериями, в результате которых русские войска были оттеснены на север, а японские начали проникать на Сахалин. Но помимо этих незначительных военных столкновений в Маньчжурии ничего не происходило. Ковнер объяснял нежелание продолжать сражаться следствием «того, что обе стороны сражались на своей территории, и каждой из них было что терять дома». Таким образом, пришло время для мирных переговоров, и, согласно Меннингу, «Теодор Рузвельт готов был применить силовые методы в борьбе за компромисс».
До начала войны в правительстве Японии отказывались принять переговоры и посредничество США, но теперь японцы осознали необходимость посредника для мирного разговора с Россией. Президент США, как было подчёркнуто в письме британскому государственному деятелю сэру Джорджу Отто Тревельяну (1838−1928) от 9 марта 1905 года, уже обращался к царскому правительству в январе, пытаясь убедить Россию в необходимости мирных переговоров: «Шесть недель назад я в частном порядке и неофициально дал совет российскому правительству и позднее повторил посредством французского правительства этот совет, который заключался в том, что России необходимо заключать мир. Я сказал им, что, если они уверены, что их флот победит японский флот и что они смогут разместить и снабжать шестьсот тысяч человек в Маньчжурии, мне нечего им сказать, но, по моему убеждению, если они продолжат войну, то в будущем году будут строить такие же ошибочные прогнозы, как и в прошлом, и если они откажутся заключать мир до того, как армия Японии окажется севернее Харбина, то не смогут рассчитывать на такие же выгодные условия, какие японцы всё ещё готовы предложить сейчас».
Однако путь к мирному договору, который позднее назовут «эпохальным событием в мировой истории», был непрост, и не раз казалось, что способностей президента США будет недостаточно, чтобы убедить Россию и США прекратить военные действия. Рузвельт был разочарован ситуацией, поскольку обе стороны не только были против заключения мира, но и отказывались прислушиваться к президенту США. Более того, европейские державы не доверяли друг другу и подозревали друг друга в заговорах.
В закрытом письме государственному секретарю Джону Хею (1838−1905) от 2 апреля 1905 года Рузвельт подробно описал эту ситуацию: «На прошлой неделе я встречался два раза с Кассини [русский посол], по одному разу с Такахирой [японский посол], Дурандом [британский посол] и Жюссераном [французский посол] и четыре раза со Шпеком [фон Штернбург, немецкий посол]. Кайзер маниакально стремился пообщаться каждый раз при возникновении малейших подозрений на сговор против его жизни и власти; но в прошлом году это случалось часто, и поэтому теперь он играет в нашу игру или, как мне бы стоило корректней выразиться, его интересы и наши, а также интересы всего человечества в целом, совпадают. Он не хочет, чтобы русско-японские дела налаживало собрание держав. На сегодняшний день я с ним абсолютно согласен и думаю, что правительства Британии и Японии в этом солидарны. Кайзер с облегчением и удивлением узнал, что это верно и для британского правительства. Он искренне верит, что англичане планируют напасть на него и уничтожить его флот и, вероятно, объединиться с Францией для смертельной борьбы с ним. В действительности у Англии нет таких намерений; напротив, англичане сами панически боятся, что кайзер собирается вступить в союз с Францией или Россией, или с ними обеими, с целью разрушить их флот и стереть Британскую империю с лица земли! Я никогда не встречал такого забавного примера взаимного недоверия и страха, подталкивающих два народа к войне».
Кроме того, открытая поддержка Америкой японской стороны больше не была такой сильной, как во время войны. Рузвельт хотел «видеть [в японцах] важный фактор цивилизации в будущем», однако в то же время президент с тревогой осознавал, что «не стоит ожидать, что они будут свободны от предрассудков против белой расы и недоверия к ней». Чем дольше шла подготовка к мирным переговорам между Россией и Японией, тем враждебней Рузвельт относился к вовлечённым сторонам.
Он беспокоился по поводу переговоров и опасался, что полномочные представители и правительства в Санкт-Петербурге и Токио не поверят, что он действуют исключительно в целях установления мира. Он жаловался на это в своём письме сэру Генри Кэботу Лоджу от 16 июня 1905 года: «Чем больше я смотрю на царя, кайзера и микадо, тем больше мне нравится демократия, даже если приходится терпеть американские газеты как один из её компонентов; ответственность — это лучшая её составляющая. Россия настолько коррумпирована, вероломна, изворотлива и настолько некомпетентна, что я едва ли могу предсказать, заключит ли она мир или выйдет из переговоров в любой момент. Япония, конечно, абсолютно эгоистична, хоть и кажется, что она деликатна, намного лучше понимает, чего хочет, и способна этого добиться. В России, конечно, не верят в искренность моих мотивов и слов; иногда мне кажется, что и в Японии тоже».
Пока в Маньчжурии шла война, англо-японский союз и вмешательство Рузвельта удерживали европейские великие державы, в особенности Германию, от вмешательства в конфликт между Японией и Россией. 24 июля 1905 года Рузвельт написал письмо британскому дипломату сэру Сесилу Спрингу Райсу (1859−1918), в котором снова подробно изложил причины невмешательства: «Сразу после начала войны я самым вежливым и тактичным образом уведомил Германию и Францию о том, что в случае возникновения союза против Японии с целью попробовать повторить то, что Россия, Германия и Франция сделали с ней в 1894 году [Sic!], я сразу займу сторону Японии и буду действовать в её интересах столько, сколько потребуется. Я, конечно, знал, что ваше правительство поступит так же, поэтому не проконсультировался с Британией, перед тем как объявить о своих намерениях».
Для Рузвельта совместное вторжение европейских держав, такое как в 1895 году, ослабило бы положение США в Китае и Маньчжурии, в частности потому, что главным их интересом в регионе была политика открытых дверей в Маньчжурии, которую он надеялся поддерживать не слишком высокой ценой, опираясь на поддержку Британии и собственного американского флота. Поскольку японцы обещали равные экономические права для всех держав в регионе после победы над Российской империей, было естественно, что президент поддерживал их.
И наоборот, победа России означала бы угрозу экономическим интересам США в Восточной Азии, и Рузвельт с самого начала боялся её победы, поэтому он поручил командному составу флота подготовить возможный план действий США против Владивостока. Рассматривались совместные военные операции Великобритании и США против возможного союза России и её европейских сторонников; однако в результате побед Японии стало ясно, что в этих планах нет необходимости. Япония быстро удивила всех, кто сомневался в её военных способностях. Хотя Рузвельт не подписал официального соглашения о поддержке японского правительства, японские руководители знали, что могут по меньшей мере рассчитывать на позитивный нейтралитет США.
Однако исход Русско-японской войны указал Рузвельту на необходимость баланса между угрозой русской экспансии в Маньчжурии и возможной будущей угрозой роста влияния Японии в Восточной Азии. Сначала он решил противостоять реальной опасности, в частности потому, что оккупация Россией Маньчжурии в то время представляла более значимую угрозу интересам США в Маньчжурии, чем Япония. Следовательно, Рузвельт должен был поддерживать Японию до достижения баланса сил. Как и британцы, президент США был сторонником идеи экспансии Японии на север. Протекторат Японии над Кореей обещал больше экономических возможностей для политики открытых дверей в регионе, чем русская оккупация, так как Россия уже показала свои особые амбиции в Китае после Боксерского восстания. В июле 1905 года США и Япония подписали соглашение Кацуры — Тафта, закрепляющее такой сценарий путем обмена сферами влияния в Корее и на Филиппинах между Японией и США.
В свете вышесказанного неудивительно, что общественное мнение в Великобритании и США было во время войны на стороне Японии. Японские политики и государственные деятели стремились описать войну как борьбу цивилизованной нации с варварской автократией, а пресса обеих западных стран быстро переняла эту позицию. Войну описывали как грандиозное сражение между конституционализмом и абсолютизмом, поэтому утверждалось, что Япония борется не столько за свои экспансионистские амбиции, сколько за западные идеалы.
Олицетворением антироссийских настроений стал Джордж Кеннан (1845−1924) не только благодаря своей книге «Сибирь и ссылка» (1891), но и из-за публикации во время Русско-японской войны 26 статей, в которых он изображал Японию в положительном ключе, а Российскую империю в отрицательном — как страну, в которой «самонадеянность, неверные расчёты и лень привели к беде». Он подчёркивал, что «Япония лучше обращается со своими врагами, чем Россия со своими сторонниками»; о чём-то подобном он рассказывал в японских лагерях военнопленных для пропаганды революционных идей в России. Симпатии общественности были определённо на стороне Японии, что помогало обезопасить финансы Японии во время войны, поскольку правительство в Токио были необходимы иностранные средства для финансирования больших военных кампаний.
Япония перед Русско-японской войной не была крупным финансовым игроком, хотя страна и получила два крупных займа на своё развитие, а именно на строительство железной дороги и выплату стипендий самураям после начала социальной реформы в 1868 году. Война стоила дорого, и после того, как на победы в Мукденском и Цусимском сражениях был потрачен миллиард долларов США, Япония стала признанным национальным государством на мировых финансовых рынках. Однако первый заём было трудно обеспечить, поскольку мало кто верил в победу Японии. Первые деньги — заём в размере 50 млн долларов — дал банк «Kuhn, Loeb & Co» в Нью-Йорке, один из представителей которого, Джейкоб Г. Шифф (1847−1920), поддерживал Японию в надежде наказать Российскую империю за антиеврейскую политику. Следующие друг за другом победы укрепили положение Японии, и она получила ещё займы в международном финансовом центре в Лондоне. Итого к июлю 1905 года на фоне постоянных улучшений было выдано 350 млн долларов.
Несмотря на растущую платёжеспособность Японии, пределы её финансовых возможностей, казалось, были достигнуты после Мукденского сражения, когда японцы не смогли преследовать русские войска, уходившие на север, из-за недостатка боеприпасов и финансовых последствий ведения крупномасштабной войны. Оставшихся денег хватило бы только на полгода, поэтому для японцев мирные переговоры были неизбежны. Спекуляции по поводу требований Японии, начавшиеся уже в конце 1904 года, отражены в саркастическом комментарии в Deutsche Tageszeitung: «Бедная Япония! Она ещё не убила медведя, а уже начала делить его шкуру. Друзья Японии весьма ей помогут, вернув упрямую, воинственную, но многообещающую страну».