Талант Грибоедова был многогранен: композитор, поэт, драматург, масон, плюс к этому — государственный чиновник, дослужившийся до чина статского советника. Однако в нашей истории он запомнился одним-единственным произведением, правда, таким, что лучше и быть не может. «Горе от ума» — до сих пор одна из самых востребованных пьес в российских, а порой и в зарубежных театрах. Персонажи и конфликты не устарели, а многие фразы стали крылатыми. Но не будем вдаваться в литературный анализ «Горя от ума», поговорим об авторе.
Статья основана на материале передачи «Братья» радиостанции «Эхо Москвы». Эфир провели Наргиз Асадова и Леонид Мацих. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.
Александр Сергеевич Грибоедов был человеком необыкновенных дарований: он полностью окончил два курса университета и слушал лекции на третьем, был великолепным музыкантом, прекрасным филологом, искусным дипломатом (не только по профессии, но и по складу характера). Несмотря на свою желчность, некоторую мизантропию, Грибоедов прекрасно знал людей, умел нащупать нужную струнку в собеседнике, выйти из конфликта победителем — в общем, был великолепным, жестким переговорщиком и очень неплохим рекламщиком (качества для дипломата абсолютно незаменимые). А самое главное его дарование, благодаря которому он остался в веках, — это мастерство драматурга и поэта.
Одним словом, Александр Сергеевич был редкостно одаренным человеком. Он это прекрасно осознавал и с некоторым интеллектуальным высокомерием относился к своим друзьям и ближнему кругу. «Нелегкий друг», как писал о нем Чаадаев. С Грибоедовым было нелегко сойтись — он, как будто на дипломатической службе, все время держал дистанцию. Удивительно, но его довольно близким товарищем был Фаддей Булгарин, которому все-таки удалось подобрать ключик к непростому характеру нашего героя.
Кроме того, у Грибоедова были очень большие амбиции, связанные, в том числе, с деятельностью масонских лож. Александр Сергеевич состоял, как и многие аристократы в его время, в ложе «Соединенных друзей» — самой численно большой ложе Петербурга. Однако он хотел ее усовершенствовать, реконституировать. Почему? Дело в том, что Грибоедова там не все устраивало. Во-первых, ему не нравилась чрезмерно пышная обрядность в ложах, увлечение внешними ритуальными вещами. Например, он не видел смысла в пышном приеме, рассаживании братьев «по седалищам» (ритуале, занимавшем около 1,5−2 часов), когда церемониймейстер подходил к каждому брату, задавал ему определенные вопросы и так далее. Конечно, в этом была некая торжественность, иногда мрачноватая, иногда величественная, но Грибоедову казалось, что это время можно употребить с большей пользой. И ложу, которую он реконституировал, он назвал очень характерно для своих амбиций — «Благо».
Портрет А. С. Грибоедова работы И. Н. Крамского, 1875 год
Ближе всего, судя по уставу, ложа Грибоедова была к французским ложам, однако за легитимацией ее члены обратились в шотландские ложи, которые были в России, а потом в Великую провинциальную ложу, но оба раза получили отказ. Любопытно, но Александр Сергеевич хотел, чтобы члены его ложи (в основном иностранцы) всю масонскую деятельность вели на русском языке, дабы способствовать делу российского просвещения. В распространении русской грамоты (Белл-Ланкастерская система обучения) он видел главную свою задачу.
Белл-Ланкастерскую систему обучения придумали английские масоны, так же как и систему общинной организации, которая возникла в местечке Рокдейл под Манчестером. А в Ланкастерском графстве появилась масонская система взаимного обучения людей. Она началась от крестьян, а потом распространилась на английскую армию, где унтер-офицеры, которые были постарше званием и годами, поопытнее, обучали молодых, а выбившиеся в учебе ученики становились наставниками младших. Это была довольно эффективная система для того времени, она позволила в английской армии добиться поголовной грамотности личного состава. Об этом же после заграничного похода мечтали и русские офицеры и даже пытались кое-что внедрить. Но, увы, столкнулись, во-первых, с традиционной российской косностью и, во-вторых, с искренним убеждением очень многих и воинских, и штатских начальников, что солдата грамоте учить — только портить.
Вообще, с внедрением этих ланкастерских школ в России есть целая история. Если коротко, то они были приняты, и унтер-офицеры в гвардии приступили к обучению солдат. Даже сам Александр I пришел на экзамен и остался очень доволен. Но случился один пустяшный эпизод: растрогавшись и переволновавшись от присутствия императора, один гвардейский унтер-офицер перепутал команду (ну, и на старуху бывает проруха) и вынужден был два раза ее повторить. Это считалось недопустимым сбоем, и офицер подлежал наказанию. Но поскольку это был экзамен, торжественный случай, к тому же император Александр милостиво улыбнулся, то ему эту оплошность простили.
Но поразительно, что этот случай потом вспоминался как пример вопиющего неповиновения. Шутка ли — при государе они бунтуют! Эти вольнолюбивые идеи! Откуда они этого набрались? Из масонских книг. И ненавистники масонов, люди, от природы, как писал Евгений Тарле, «не блещущие большими фантазиями», начали писать, как и сейчас пишут, о мировой закулисе, о центре мирового заговора по потрясению основ. Но сейчас это относят в Америку, а тогда считалось, что этот заговор имеет свой центр в Швейцарии. И поскольку Николай Иванович Греч (сторонник, как и Грибоедов, Ланкастерской системы) посещал Швейцарию, к своему несчастью, то дело считалось ясным и понятным — он принимает участие во всех этих вещах. А школы эти и обучение солдат грамоте, как писали в доносах, «ничему другому не служат, как делу распространения вольнолюбивых, либеральных и потрясательных идей».
То есть если бы этот проект состоялся, дело массового обучения русского народа грамоте сдвинулось бы с мертвой точки гораздо быстрее. Для масонов это была подлинная идея-маяк, которая все время их вдохновляла. И Грибоедов очень много жара души вкладывал в это дело.
Николай Иванович Греч, 1850 год
Что касается чиновничьей карьеры нашего героя, то здесь он весьма преуспел. Поступив на службу, Грибоедов понял очень многие иллюзии своей юности, в частности, что система переламывает человека, и либо ты принимаешь правила игры и тогда остаешься, делаешь карьеру, либо система тебя выплевывает. Он выбрал первый вариант, но внутренне это его надломило, он утратил творческие потенции, о чем безумно жалел. И, может быть, поэтому, по предположению некоторых исследователей его жизни, он, точно так же, как Пушкин, Лермонтов, искал смерти.
Грибоедов не любил Запад, но рвался туда — его не послали. Он идеализировал Восток, однако, оказавшись там, понял, что Восток — это дикость, азиатчина, самое затхлое Средневековье — и думать так перестал. Кроме того, сам Грибоедов был человеком насквозь западным, он отстаивал русскую речь, русскую самобытность, как говорит Чацкий, «бодрый наш народ хотя по языку нас не считал за немцев». Его спрашивали: «Александр Сергеевич, если Вы такой патриот, отчего же вы в армячке не ходите, а все фраки новейшего покроя? Чего «Камаринскую» не играете на фортепианах, а все Моцарта?» И тут ему нечем было крыть. И сам он по-французски изъяснялся гораздо охотнее, чем по-русски, хотя язык знал великолепно. Он весь был соткан из противоречий, которые чувствительную душу гения раздирают на клочья, и тогда становится незачем жить.
Возвращаясь к теме «Грибоедов и масоны», следует сказать, что масонство дало нашему герою многое: дополнение к его блестящей образованности, знакомство с высокопоставленными людьми, возможность получить ответы на мучавшие вопросы. Но если говорить о том, что масонство помогло нашему герою установить мир в душе, то нет, этого не произошло.
Грибоедов никогда не выходил из масонства, как, например, Карамзин, Чаадаев, с бумагами, с манифестом. Его жизнь, как жизнь всякого дипломата, была полна командировок. Он несколько раз совершал очень по тем временам трудные, сопряженные с опасностями вояжи на Кавказ, бывал в Персии, поэтому регулярно посещать ложу не мог. Другой вопрос, если бы ложа «Соединенных друзей» стала такой, какой Грибоедов хотел ее видеть, он попытался бы нечто подобное организовать в Тифлисе, в образованном аристократическом городе, но таких попыток он не предпринимал.
Памятник А. С. Грибоедову на Чистых прудах
В Москве сохранилось несколько зданий, связанных с памятью о Грибоедове. Есть здание на Новинском бульваре, есть здание на Мясницкой, где Александр Сергеевич жил у Бегичевых, своих друзей. Это был его последний визит в Москву. Оттуда он уехал в Тифлис, а потом в Тегеран, где и был убит.
Грибоедов погиб от рук мусульманских фанатиков за то, что они видели в нем неверного. Фанатики часто решают вопросы подобным образом.
Другой вопрос, что Грибоедову, возможно, следовало вести себя осторожнее, выказывать больше уважения к этикету, который был принят при шахском дворе, а он демонстративно этим пренебрегал, поскольку Россия победила в войне. Кроме того, он укрыл евнуха армянина, укрыл двух женщин, сбежавших из гарема, что по тогдашним обычаям был некий casus belli. Но все это можно было уладить. Вероятно, Грибоедов такого не ожидал, что на него науськают толпу. Он не ожидал, что власть выступит в роли инициатора такого рода погрома.