В. ДЫМАРСКИЙ: У нас в гостях постоянный эксперт Алексей Макаркин, политолог, вице-президент «Центра политических технологий». Мы много раз с Алексеем говорили о разных событиях Второй мировой войны. И не только с Алексеем, но и с другими историками, нашими гостями говорили о разных странах во Второй мировой войне. Сегодня мы решили выделить группу стран, в первую очередь европейских, нейтральных. Во время войны такого масштаба возможно оставаться нейтральным?

А. МАКАРКИН: Возможно. Как показывает опыт, было несколько европейских стран, которые оставались нейтральными.

В. ДЫМАРСКИЙ: Формально нейтральными?

А. МАКАРКИН: Там была ситуация, когда 3 страны объявили себя нейтральными: Швеция, Швейцария и Португалия. С Испанией было несколько сложнее. Вначале они объявили, что являются невоюющими — такой немного необычный статус. К окончанию войны, в 1944 году, Франко также объявил Испанию нейтральной страной. Чем отличается невоюющая от нейтральной: в испанской интерпретации того времени невоюющая страна имеет право направить своих добровольцев на фронт. «Голубая дивизия». К тому моменту, когда Франко провозгласил Испанию нейтральной страной, «Голубая дивизия» была отозвана обратно.

Остальные страны никакие свои контингенты не посылали: ни обязательные, ни добровольческие. И таким образом числились нейтральными странами, хотя, конечно, целиком отстраниться от того, что идёт война, а эти страны никак к ней не причастны, оказалось невозможно. Все они оказались в той или иной степени вовлечены в процессы, связанные с войной. Конечно, на том уровне, который никак нельзя сопоставить с уровнем тех стран, которые участвовали в войне непосредственно.

В. РЫЖКОВ: У меня тоже общий вопрос. Что удержало агрессора от нападения? Вот Швеция. Гитлер за несколько дней взял Норвегию, Данию, Голландию, Бельгию. За 5 недель разгромил Францию. Что для Гитлера смять Швейцарию или Швецию? Почему удивительным образом ни одни нейтральная страна не была оккупирована? Как это можно объяснить? Вряд ли Гитлер смотрел: слушайте, она нейтральная, нет, нельзя, не будем нарушать международное право. Я не думаю, что Гитлер в этих терминах рассуждал.

А. МАКАРКИН: Гитлер, конечно, в этих терминах никак не размышлял. Но здесь была одна общая причина, и были конкретные причины. Общая причина заключалась в том, что зачем. Во всех этих случаях можно было оккупировать, а можно было нет.

В. РЫЖКОВ: Я буду по-ленински рассуждать: а золото, а драгоценности, сокровища Рокфеллера. В Швейцарии было чем поживиться.

А. МАКАРКИН: Вопрос здесь стоял с военно-стратегической точки зрения: а зачем. Если брать другие страны, там были свои основания. Например, оккупировали Норвегию, чтобы запереть Балтийское море, чтобы англичане туда не попали. И оккупировали Данию, то есть с двух сторон заперли Балтийское море. А Швеция как бы внутри Балтики, поэтому какой смысл её ещё оккупировать. Задача, которая ставилась, уже была решена. Или, например, Швейцария. Через неё не надо было никуда идти никаким маршрутом. Если надо было идти в Италию, можно было пройти через Австрию, которая в 1938 году была официально присоединена к германскому рейху. Можно было пройти уже оккупированную в 1942 году часть Франции. С военной точки зрения смысла оккупировать эти страны не было.

Но в случае, если ты оккупируешь какую-то страну, ты должен разместить там свои вооружённые силы. Получилась такая ситуация, что эти страны отвлекали бы вооружённые силы, которые можно было использовать на Восточном фронте или Западном, когда он появился, можно было бы использовать на территории, где было активное партизанское движение. Например, в Югославии или Греции. А тут надо было дополнительно держать вооружённые силы, это было в обузу.

Если мы конкретно возьмём пример Швейцарии, то она, с самого начала понимая, что она не может выиграть войну против Германии, если Германия на неё нападёт, выбрала такую линию, что она должна сделать так, чтобы Германия пришла к выводу, что оккупация Швейцарии приведёт к слишком большим издержкам. Во-первых, была там осуществлена мобилизация примитивная с учётом того, что в Швейцарии у всех находится по домам оружие. Всё взрослое мужское население проходило военные сборы, там был принцип, при котором мобилизация была в течение 2 суток. 4 сентября 1939 года они довели численность вооружённых сил до 430 тыс. человек. Это большая армия. Конечно, самостоятельно она не могла бы справиться, но, во-первых, Германии пришлось бы в связи с этим изрядно понести потери, чтобы преодолеть сопротивление такой армии. Во-вторых, в рамках этой же концепции было принято решение предоставить максимальную автономию конкретным швейцарским командирам. Таким образом, если бы эта армия должна была терпеть поражение в боевых действиях, всё равно в горах Швейцарии продолжались бы боевые действия, могло бы развернуться партизанское движение: опять же у всех в домах оружие, все умеют его использовать. И возникла проблема — зачем втягиваться в это. Хорошо, оккупировали бы равнинные районы Швейцарии, даже добились бы некоторых успехов в горных районах. Но чтобы удерживать эту территорию, надо было держать там целую армию, которую можно было бы использовать на других фронтах.

Относительно Швеции. Там была такая ситуация, что союзником Германии в войне с июня 1941 года была Финляндия. И в Финляндии значительная часть элиты — представители шведской общины. Там есть Шведская народная партия, которая традиционно представлена в парламенте. Значительная часть военачальников офицерского корпуса принадлежала к шведской общине, начиная с главнокомандующего армии маршала Маннергейма. И как бы эта община отреагировала на то, что Германия решила ещё военным путём захватить Швецию, страну, у которой с Финляндией исторические отношения, страну, которая весьма симпатизировала Финляндии во время Советско-финской войны 1939−1940 гг. Зачем, какой смысл? Просто возникает проблема с твоим союзником, а ты взамен получаешь территорию, которую тоже необходимо оккупировать, держать там какие-то войска.

И последний момент. Эти страны смогли с Германией договориться об определённых компромиссах. Если брать Швецию, то с ней Германия договорилась, что, во-первых, сохраняются довоенные контракты на поставки Германии необходимой немецкой военной промышленности железной руды. Благо там рядом, через Балтику перевозить. И второй момент был, что Швеция позволила немецким военнослужащим, находившимся в Норвегии, отправляться в Финляндию в отпуск. Из гуманитарных соображений их называли отпускниками, а на самом деле таким образом из Германии перебрасывались вооружённые силы, которые, конечно, потом никуда обратно не возвращались. Это тоже было уступкой. Вот оккупировала бы Германия Швецию, что бы произошло? Смогли бы они направлять в Швецию войска, только уже не под флагом отпускников. Могли бы поставлять в Германию железную руду — так они и так поставляли. И всё. И какой смысл держать там оккупационные войска, вступать в конфликт с Финляндией?

Что касается Швейцарии, то тоже был транзит грузов через Швейцарию. И Германия, и Швейцария подписали такое соглашение. Кроме того, было соглашение о том, что Швейцария обязалась продавать Германии золото и другие драгоценные металлы за немецкую валюту — за рейхсмарки. В то время Германия проводила такую инфляционную политику, поэтому немцы эти деньги печатали у себя на фабриках. И на эти деньги покупали швейцарское золото.

Мы уже подняли вопрос о банках. Швейцария — это мировой финансовый центр, через неё проходили очень многие транзакции. Там хранили свои деньги не только различные немецкие деятели, но и деятели из стран-союзниц Германии. Там хранили деньги итальянские деятели. Допустим, Испания была официально невоюющей страной, но она явно симпатизировала Германии. Испанцы традиционно в Швейцарии хранили свои сбережения. И к чему заниматься тем, что подрывать этот финансовый центр и получать вместо финансового центра осиное гнездо в центре Европы, партизанскую войну и т. д. Думаю, были вполне рациональные интересы.

В. ДЫМАРСКИЙ: Нейтральный статус как-то использовался? Мы знаем про 1945 год, хотя то, что нам показывали в «Семнадцати мгновениях весны», не совсем так, как было, или совсем не так, как было. Тем не менее подтверждено, что с тем же Даллесом в Швейцарии были какие-то контакты у представителей Третьего рейха. Даллес был официальный резидент американский в Швейцарии, так что даже не очень тайные были встречи и переговоры. Швейцария использовалась для тайных переговоров, встреч? Необязательно между Третьим рейхом, а может быть, итальянцы использовали? Использовался нейтральный статус для чего-то тайного, для торговли?

А. МАКАРКИН: Каких-то крупных встреч там не было. А как там торговать? Торговали, конечно, но международная торговля во время войны немножко приостановилась. Тем более, что в 1944 году уже были военные действия и во Франции.

Что касается спецслужб, они работали во всех этих нейтральных странах. Нейтральные страны во время войны — ещё и площадки для спецслужб. Другое дело, что с Германий получалось не очень хорошо для германской стороны, потому что союзники заявили о требовании безоговорочной капитуляции. Союзники очень осторожно относились к немецкому движению «Сопротивления», потому что движение говорило: «Мы против Гитлера, но Австрия наша, Судетская область населена немцами, вы же сами передали её по Мюнхенским соглашениям, какие-то территориальные приобретения Третьего рейха мы должны оставить за собой по принципу «право нации на самоопределение»». Им говорили: безоговорочная капитуляция — и всё, никаких разговоров.

Когда в Швейцарии были переговоры между Вольфом и Даллесом, они шли как раз уже о капитуляции на итальянском фронте, которая последовал в самом конце апреля 1945 года. Но до этого немцы как-то там вентилировали, зондировали. Но формулировка «безоговорочная капитуляция» эти зондажи сильно ограничивала. В Швейцарии действовало много разных спецслужб, была советская агентура во главе со знаменитым нашим разведчиком Шандором Радо, по национальности венгром, картографом, который получал самую разную, весьма интересную информацию и направлял её в Москву. Была немецкая агентура, конечно. Была американская агентура во главе с Алленом Даллесом. Разведчики там действовали. В Испании примерно так же было, тоже много разной агентуры. Причём это было актуально в 1942 году, когда были планы высадки англо-американских войск в Африке. Они высаживались недалеко от испанского Марокко. И во французском Марокко, и в испанском Марокко было много разных агентов. В кинематографии это описано в фильме «Касабланка», снятом во время войны.

Что касается Португалии, там тоже было много разных интересных операций. Одна из самых известных связана с историей герцога Виндзорского и его супруги. Это экс-король Эдуард VIII, король Великобритании, который отрёкся от престола в 1936 году, пробыв на нём около полугода. Он был известен своими симпатиями нацистской Германии, по крайней мере, в один период в Англии подозревали, что он может перейти на немецкую сторону. В Германии также такой вариант рассматривался, но совсем с другими эмоциями и ожиданиями — получить короля в изгнании. Вокруг него было много разных шпионских комбинаций, потому что во время войны он жил во Франции, он не мог вернуться в Англию как экс-монарх. Из Франции он со своей супругой переехал в Испанию, из Испании — в Португалию. И там возникла такая ситуация, что, с одной стороны, английское правительство официально назначило его губернатором Багамских островов, чтобы держать его подальше от всяких шпионских историй и соблазнов. А немецкая сторона хотела его украсть и переправить в Германию, чтобы там убедить его официально перейти на немецкую сторону. Они там друг с другом конкурировали вокруг этого экс-монарха. Экс-монарх как-то не очень хотел улетать на далёкие острова. Конкуренцию выиграли англичане, которые деликатными средствами (член королевской семьи!) убедили его, что пора отправляться на Багамы, хватит в Португалии находиться и чего-то там ждать. И он улетел со своей супругой на Багамские острова, а там уже он находился вне сферы досягаемости немецкой разведки. И благополучно руководил этими островами всю войну.

В Греции были свои истории интересные. Там проходили консультации по поводу выхода Финляндии негласные ещё в 1943 году. Это известная история, она описана в советском фильме «Посол Советского Союза», где со стороны СССР участвовала Александра Коллонтай, полномочный представитель СССР в Швеции. И как раз там показана история эта очень подробно. Там, правда, изменили фамилии. Она там проводит переговоры с одним из крупных шведский предпринимателей. Потом к переговорам подключается представитель Финляндии, прототипом которого являлся будущий премьер-министр и будущий президент Финляндии Юхо Кусти Паасикиви.

В. ДЫМАРСКИЙ: Коллонтай ещё предписывают то, что она способствовала сохранению нейтрального статуса Швеции во время Зимней войны. Шведы, вроде, хотели помочь Финляндии, но она сумела обеспечить продолжение нейтралитета шведского.

А. МАКАРКИН: Я думаю, что всё-таки вряд ли стоит преувеличивать роль одного человека, мы иногда склонны персонифицировать историю. Но Швецию здесь держала не столько Коллонтай, сколько представление о том, что если СССР сможет оккупировать Финляндию, то следующей будет Швеция в любом случае. И если Швеция официально вступает в военные действия, то дальше где остановится Красная армия, не мог знать никто абсолютно в этой ситуации. Страна тоже не хотела рисковать. Там оказывали максимальное содействие, военно-техническое, добровольцы и т. д., но сами рисковать не хотели. Возможно, Коллонтай транслировала что-то вроде этого от имени своей страны неофициально. У неё действительно были неплохо выстроены отношения неофициальные со многими представителями шведской элиты. И, наверное, это тоже сыграло определённую роль

В. РЫЖКОВ: Алексей, давайте поговорим о Франко, который Гитлеру ответил чёрной неблагодарностью. Уж сколько Гитлер ему помогал в 1930-е, сколько они бомбили вместе с Муссолини республиканцев несчастных. Уж, казалось бы, брат-брат, союзник-союзник. И вдруг при всём давлении Берлина так он и не втянулся в эту войну. Что произошло, как это можно объяснить?

А. МАКАРКИН: Здесь было несколько факторов. Первый фактор: страна, когда принимает такие сложные решения, исходит из целого набора аргументов.

В. РЫЖКОВ: Ой, Алексей, каждая ли страна принимает рациональное решение?

А. МАКАРКИН: Всякое бывает. Она рациональная, взвешенная, но она может принять ошибочное решение, она может принять решение, исходя из нехватки информации, она может принять решение, исходя из других факторов. Такое тоже случалось многократно. По крайней мере, она ведёт себя рационально, взвешивая за и против, а дальше уже ответственность государственного руководителя или руководителей, которые принимают окончательное решение: вступать или надо воздержаться.

И вот Франко взвешивал. Допустим, он вступает. Что в таком случае происходит? Во-первых, его географическое положение таково, что он зависит от поставок нефти из Америки. Нет у Испании нефти, соответственно через Атлантику идут танкеры. Всё это закончится, начнётся блокада. У Англии хороший большой флот, Америка тогда ещё ни в какую войну не вступала в 1940 году, но явно сочувствовала Англии. У Англии флот, Англия просто блокирует. Тогда Испания вступает. А что тогда было в Испании? Там закончилась гражданская война, она получала поддержку Германии и Италии. Испания в ходе этой почти трёхлетней войны была почти полностью разорена. Мадрид представлял собой полный ужас. Тогда это был город, где в течение 2,5 лет на окраинах была линия фронта. В городе были все последствия войны, бродили огромные стаи собак и т. д. Страна была разорена. Если перекрыть ей нефтяные поставки, она просто встанет. Это раз.

Второе. Что будет с испанскими колониальными территориями? С тем же самым Марокко. Когда Испания присоединяла к себе Марокко, она исходила из того, что у неё выстроены отношения с Францией, поэтому никто на испанское Марокко не нападёт. А тут англичане могут высадить десант, например, в испанском Марокко — и что тогда будет? Ситуация вполне правдоподобная, потому что в 1942 году, как я уже говорил, англичане и американцы высадили десант во французском Марокко со всеми вытекающими. А испанское Марокко было тогда в составе невоюющей страны, и его никто не затрагивал.

Плюс Франко был не просто главой Испании, а главой коалиции, которая пришла к власти в результате гражданской войны. Кто входил в эту коалицию? С одной стороны, функционеры, которые были людьми идеологическими, радикальными, ориентированными на Германию, а с другой, — аристократия, мечтавшая о восстановлении монархии и воспринимавшая Франко как временную фигуру, которая должна возвести на престол законного представителя династии Бурбонов. Эти монархисты были сторонниками Англии. Многие из них учились в Англии, жили там, ездили туда, имели там родственников. Это тоже была проблема внутренней консолидации. Если ты вступаешь в войну, ты можешь получить внутренние проблемы в своём собственном режиме.

Последний момент против: в Испании были испанские республиканцы, находились они на подпольном положении, но их было довольно много — всех не могли арестовать немецкие власти. И в этом случае эти республиканцы получили бы поддержку Англии, конечно, и устроили бы в Испании партизанское движение. Это тоже проблема. Понимаете, сколько много проблем.

Теперь посмотрим, какими были плюсы вступления в войну. Плюс эмоциональный — благодарность. Франко был прагматик, не очень склонный к эмоциям. Я думаю, этот плюс он не очень учитывал. Тогда надо ещё один. И таким плюсом могли стать территориальные приобретения. И вот тут Франко в 1940 году, как только немцы берут Париж, тут же направляет в Германию запрос: вообще он не против того, чтобы присоединиться к великой Германии, но на определённых условиях. И выдвигает 3 пункта: передать Испании французское Марокко (раз у Испании есть испанское Марокко, почему бы не объединить). Второй: была старая немецкая колония Камерун. По итогам Первой мировой войны колонию Германии отобрали, Камерун перешёл Франции. И вот Франко решил, почему бы не передать Камерун Испании. Хотя Камерун находился на отдалённом расстоянии от испанского Марокко, тем более от Испании. И третий пункт — историческая проблема, тут всё было понятно: раз он вступает в борьбу, Испания по итогам этой войны должна компенсировать своё поражение от Англии в 18-м веке, вернуть Гибралтар. Скалу, военную базу. Гибралтар, который был англичанами завоёван ещё в 18-м столетии. Вот 3 пункта.

Гитлер задумался. Его войска вошли в Париж. Он собирается требовать от Франции Ниццу, которую в своё время забрал Наполеон III, обменяв эти территории на Ломбардию. А тут ещё и Франко встаёт в очередь, который хотел бы получить целые территории. А Гитлеру надо договариваться с Францией на каких-то условиях. Конечно, условия для Франции совершенно кабальные, но Франция и так готова пойти на уступки, готова согласиться с оккупацией севера, много с чем, с унизительными условиями. Но всё-таки унижения имеют какие-то пределы. И когда французы должны были пойти на тяжелейшие условия в 1940 году с Германией, что они говорили населению: проиграли войну, должны пойти на такие очень тяжёлые условия, Париж оккупирован, но сохранили империю, колонию. А тут получалось так, что империю частично забирает Франко, который вообще не воевал. Гитлер исходил из того, что если он в Париж вошёл, он разберётся там и с другими своими вопросами.

Гитлер эти предложения отклонил, посчитал, что Франко хотел бы слишком многого. И на этом история практически закончилась. Тем более что Франко не только отправил «Голубую дивизию» на Восточный фронт. Кстати, тоже рационально, потому что у фалангистов было много претензий Франко, в том числе из-за его отказа устанавливать ортодоксально фашистский режим. Вот этих фалангистов, которые в 1938 году ещё во время гражданской войны пытались группироваться против Франко, он отправил подальше, на Восточный фронт: пускай там воюют.

Испания и Португалия поставляли в Германию вольфрам. Он был необходим для немецких технологий производства стали. И до 1944 года там были обширные поставки. В начале 1944 года Англия объявила ультиматум. Франко отклонил его. С португальцами было всё элегантнее, помягче. Португалия всё-таки была в ином положении. Она предоставила англичанам военно-воздушную базу на Азорских островах. Если с Португалией обращались значительно мягче, то Испании просто поставили ультиматум. Франко, кончено же, ультиматум отверг: как так, мы невоюющая страна, мы великая Испания. Тогда с Испанией просто сделали те вещи, о которых я говорил: перекрыли нефтяные поставки. В Испании был праздник — 1 апреля, окончание гражданской войны, победа над республиканцами. И выяснилось, что Франко организует парад 1 апреля, а для его бронетехники нет бензина. Бензин в Испании практически закончился. И после этого Франко был вынужден пойти навстречу и перекрыть поставки вольфрама в Германию. После чего ему снова открыли нефтяные поставки, и он успокоился.

В. ДЫМАРСКИЙ: В трактовке советской пропаганды всегда Франко и Салазар были представлены как фашисты, что это 2 фашистских режима: португальский салазаровский и испанский франкистский. Насколько Франко был сторонник фашизма как движения и мысли, и действия? Насколько он идеологически, идейно был близок Гитлеру или даже к Муссолини? Или всё-таки франкизм нельзя считать какой-то разновидностью фашизма?

А. МАКАРКИН: Франкизм не разновидность фашизма. Франко был профессиональным военным, генералом, представителем элиты, очень подозрительно относящимся к любым массовым движениям. Если фашизм традиционно апеллирует к массовым движениям, к народу, то Франко относился к народу с очень большим сомнением. Он видел революцию 1931 года, у него была гражданская война, когда значительная часть народных масс была на противоположной стороне. И вот он считал, что может править, опираясь в первую очередь на элиту. Это раз. Во-вторых, он к фалангистам относился очень неоднозначно. С одной стороны, он использовал их как ресурс поддержки, тем более что другого массового ресурса поддержки у него не было. Он мог опираться только на армию и на фалангистов. Конечно, была аристократия, но она никакой роли в массовых движениях не играла, она сама боялась восставших масс. Поэтому фалангисты ему были выгодны. С другой стороны, он всячески ограничивал самостоятельность, даже арестовал некоторых их руководителей во время гражданской войны, чтобы они не бунтовали, смут не устраивали.

Франко не был антисемитом. Он был антимасоном. У него было резкое неприятие любых масонских организаций. Это было связано с участием этих организаций в установлении в Испании республики, с антиклерикализм испанского масонства. По своим взглядам, если говорить про теологию, он были ближе к дрейфусарам конца 19-го века во Франции. Было знаменитое дело Дрейфуса, когда страна раскололась. Но при этом если дрейфусары были и антимасонами, и антисемитами, то Франко был только антимасоном. К евреям он относился довольно спокойно.

Испанские дипломаты спасали евреев во время войны, хотя Франко здесь никакой поддержки не оказывал, это были их индивидуальные инициативы, которые Франко по возможности сдерживал. И Франко во время войны в течение долгого времени не допускал в Испанию евреев даже с испанскими документами, с испанскими паспортами. Потом уже в 1944 году сказал, что допускает, но чтобы в Испании было одновременно не больше 25 тыс. человек. Если они уезжают в другую страну, то пускает следующих. Это было совершенно невыполнимо, но при этом испанские дипломаты могли оказывать покровительство евреям с испанскими документами. Некоторые из них помогали и другим евреям. Когда война закончилось, то это стало одним из оправданий для франкистского режима: вот, спасали тоже. Хотя спасал не Франко и не его окружение, а спасали конкретные представители испанской власти и дипломаты. Всё-таки это был не фашистский режим. Он был в чём-то ближе к режиму, который был в Венгрии при Миклоше Хорти. Он был в чём-то близок к тогдашним прибалтийским режимам, которые были в Эстонии, Латвии и Литве.

В. РЫЖКОВ: Авторитарный правоконсервативный режим.

А. МАКАРКИН: Да. Примерно, кстати, в чём-то он близок к португальскому режиму Салазара. Но там было отличие, что если режим Франко пришёл к власти в результате гражданской войны, а после гражданской войны были массовые репрессии. Франко не был склонен ни к какому наращению здесь. И если мы говорим о знаменитой Долине павших, то изначально, когда там строился монумент, его строили республиканцы, многие там умерли. Это был монумент победителям в войне. Это потом уже, после Второй мировой войны, появилась другая интерпретация, что это был монумент всем испанцам. Изначально это был монумент одной из сторон — франкистам. Поэтому для республиканцев этот монумент ни в коем случае не является монументом согласия и примирения. Сейчас политические наследники республиканцев добились того, что Франко был оттуда перезахоронен на мадридское кладбище.

А что касается Португалии, там была другая ситуация. Там не было гражданской войны, там была серия военных переворотов. Генерал, который осуществил последний военный переворот против слабой и уязвимой внутренне конфликтной республики, назначил премьер-министром экономиста Салазара, который установил финансовую дисциплину, а потом и дисциплину политическую, но там не было никаких репрессий. Там вообще даже была отменена смертная казнь, в отличие от Испании.

В. ДЫМАРСКИЙ: Салазар не был военным?

А. МАКАРКИН: Салазар был профессором экономики, экспертом в области финансов. Он никогда не имел прямого отношения к армии. У него была своя специфика. При этом в стране не было смертной казни, но недовольных высылали в колонии. А в колониях ситуация была такая, что многие умирали: климат жаркий, ужасный. Но всё равно это был иной режим, чем франкистский. И к Португалии было изначально больше симпатий, чем к Великобритании. Там был забавный эпизод. На самом деле во время войны забавных эпизодов не очень много, но иногда присутствуют. Когда Салазар и правительство Великобритания подписали соглашение о военно-воздушной базе на Азорских островах (эта база была очень нужна британцам, потому что находившиеся на ней самолёты атаковали немецкие подводные силы, топившие британские конвои, которые шли через Атлантику, португальская территория сыграла большую роль в том, чтобы подводные войска Третьего рейха были разгромлены), Черчилль в парламенте сказал, что альянс с Португалией (хотя Португалия была официально нейтральной страной) был заключён ещё в 14-м столетии. Во время Столетней войны британский и португальский короли заключили союз, который потом забыли аннулировать, и он функционировал формально всё это время. И с учётом фактора Азорских островов союзники не допускали никакой критики португальского режима в своих СМИ. Наоборот, Салазар представлялся вполне цивилизованным партнёром, конструктивной фигурой. А с Франко было куда сложнее. И Франко пришлось приложить довольно большие усилия, чтобы после войны остаться у власти, сохранить свой режим. Ситуации были разные.

В. ДЫМАРСКИЙ: А Салазар на диктатора тянет?

А. МАКАРКИН: Ну да. Но, правда, у Салазара была такая ситуация, что он был премьер-министр при том, что президенты — из армии или флота. Президентами там были военные всё это время. Но кандидатуру президента определял премьер-министр, он же полностью контролировал парламент. Были запрещены политические партии, кроме правящего движения, которое было основано Салазаром. Была цензура в СМИ. Правоконсервативный авторитарный режим. С учётом того, что его номинальные руководители из числа военных особо ни на что не претендовали. Это были слабые фигуры, по этому критерию их и подбирали: чтобы они становились главами государства и формально не мешали Салазару. Фактически он и руководил страной.

В. РЫЖКОВ: Я бы вообще сказал, что это редчайший случай, когда экономист чего-то такого добился, потому что обычно они выполняют служебную, техническую роль: стабилизируй валюту, напечатай денег, нарисуй налоговую систему. А тут получается, что экономист вертел военными — это удивительно.

А. МАКАРКИН: Экономист вертел военными и смог продержаться у власти почти до своей смерти. Почему почти, потому что это известная история, что незадолго до своей смерти он перенёс инсульт, оказался уже недееспособен, но никто не мог сообщить ему, что он уже не является главой правительства. Там уже сменили правительство, но для него печатали в одном экземпляре газету, где рассказывалось, как он управляет страной. И так до самой своей смерти в 1969 году он был убеждён, что остаётся главой правительства.

В. ДЫМАРСКИЙ: Мы подходим к концу нашей программы. Я благодарю Алексея Макаркина. Это была программа «Цена Победы». До встречи, всего доброго!


Сборник: Антониу Салазар

Премьер-министру Португалии удалось победить экономический кризис в стране. Режим Антониу ди Салазара обычно относят к фашистским. Идеология «Нового государства» включала элементы национализма.

Рекомендовано вам

Лучшие материалы