Успешные действия войск Западного фронта РККА на варшавском направлении вынудили поляков 22 июля обратиться к России с предложением о мирных переговорах. Однако прибывшая 1 августа в Барановичи польская делегация имела полномочия лишь на ведение переговоров о перемирии, что стало предлогом для сворачивания диалога. Председатель Реввоенсовета республики Лев Троцкий обратился к войскам: «Герои! Вы нанесли атаковавшей нас белой Польше сокрушающий удар. Тем не менее преступное и легкомысленное польское правительство не хочет мира… Польское правительство уклоняется от мирных переговоров… Его делегаты не являются к сроку, а если являются, то без полномочий. Варшавская радиостанция не принимает наших ответов, или польское правительство притворяется, что не видало их, даже тогда, когда есть расписки варшавской радиостанции. Сейчас, как и в первый день войны, мы хотим мира… Красные войска, вперёд! Герои, на Варшаву! Да здравствует победа! Да здравствует независимая и братская Польша!»
Воодушевлённые военными успехами и как их следствие — успехами дипломатическими, большевики в это время всерьёз задумывались о немедленном распространении революции. 23 июля 1920 года предсовнаркома Владимир Ленин с конгресса Коминтерна направил Иосифу Сталину, тогда члену РВС Юго-Западного фронта, телеграмму: «Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Моё личное /мнение/, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть, также Чехию и Румынию. Надо обдумать внимательно». Заботясь о стратегическом успехе мировой революции, большевистское руководство настойчиво стремилось тактически разрушить защиту «мирового империализма» — версальские соглашения. «Приближение нашей армии к Варшаве неоспоримо доказало, что где-то близко к ней лежит центр всей системы мирового империализма, покоящейся на Версальском договоре», — считал вождь мирового пролетариата. Таким образом, польский поход был призван решить не только военные задачи, но и сугубо политические — от его успешности, в видении большевиков, зависела советизация Восточной, а вслед за ней и Западной Европы.
Первым практическим шагом, направленным на реализацию политической задачи — советизации в Польше, явилось создание так называемых революционных комитетов, которые должны были стать органами государственной власти в стране. В числе первых был создан ревком в галицийском Тарнобреге (ныне Тарнобжег, Польша). Именно здесь ещё в 1918 году возникла Тарнобрегская советская республика.
23 июля 1920 года Польское информационное бюро в Москве приняло решение о создании Временного революционного комитета всей Польши — Польревкома (ВРКП). В период до создания постоянного рабоче-крестьянского правительства Польревком должен был заложить основы «будущего советского строя Польской Советской Социалистической Республики».
Председателем Польревкома был назначен Юлиан Мархлевский. Вероятнее всего, это столь важное идеологически назначение произошло по личной рекомендации Ленина — они были знакомы с 1900 года, когда в Мюнхене Мархлевский помог Ленину найти типографию для издания «Искры». Впоследствии Мархлевский и внутри РСДРП, и на конгрессах Второго интернационала выступал абсолютным сторонником позиции Ленина по всем вопросам. В Польревком вошли также Карл Радек, Феликс Дзержинский (де-факто игравший там ключевую роль), Иосиф Уншлихт и Феликс Кон. В качестве представителя РКП (б) с контрольными функциями в него вошёл Иван Скворцов-Степанов.
Польский ревком разместился в Белостоке, крупнейшем польском городе, занятом красными. «Необходимо принять все меры к распространению в Польше манифеста Польского ревкома самым широким образом, использовать для этого нашу авиацию», — настаивал Ленин. Манифест о создании Временного революционного комитета Польши, датированный 30 июля, был опубликован в Белостоке и вслед за ним — в других населённых пунктах. И сопровождён весьма колоритной риторикой, причём, что принципиально, риторика эта органично исходила от самих членов Польбюро и поляков-коммунистов, занимавших в тот период заметные посты в различных структурах партийно-государственной иерархии Советской России. Вот её типичный образчик: «Общими усилиями и революционной деятельностью российского и польского пролетариата был разрешён вопрос освобождения трудового народа в Польше. На землях, освобождённых от власти панов и социал-предателей, возник первый орган рабоче-крестьянской власти. Временный революционный комитет Польши, первым шагом которого стало обращение с манифестом к трудовому народу, городам и сёлам. То, за что в течение столетий боролся крестьянин, за что погибал на царской каторге цвет рабочего класса, то, что интеллигентским недоумкам всегда представлялось и представляется утопией, неосуществимой мечтой, становится реальностью.
Земля, леса, фабрики и рудники переходят в собственность трудового народа Польши и под управление трудящихся городов и деревень — вот основное содержание этого манифеста. Все акты и конституции в истории Польши исчезают и блекнут в сравнении с этим историческим манифестом вождей Коммунистической рабочей партии Польши, единственного выразителя кровных интересов трудового народа».
ВРКП заявил о непризнании легального польского правительства и о замене органов власти на территории, занятой частями Красной армии, на революционные комитеты. Фактически большевики попытались через Польревком совершить внутренний политический переворот. Польревком издал приказ польским войскам о «немедленном образовании в частях армии Советов солдатских депутатов с передачей им всей власти в армии и об аресте наиболее контрреволюционных генералов». Для разъяснения текущего момента населению активно привлекались польские публицисты, охотно приравнявшие перо к штыку: «Манифест Временного революционного комитета Польши… обращённый к трудовому народу городов и сёл, наносит первый удар по дракону, по той стоглавой польской шляхетско-буржуазной гидре, и только от рабоче-крестьянского класса зависит, станет ли этот удар смертельным, свалится ли с окровавленного тела пролетариата капиталистическое чудовище, окончится ли эра неволи и эксплуатации» — таким пафосом были пронизаны передовицы газет-однодневок и листовок.
Политорганы Красной армии совместно с польскими коммунистами создавали Советы, отряды польской милиции. В середине августа началось формирование польской Красной армии, впрочем, весьма малоуспешное. Это тем более показательно, что незадолго до этого, непосредственно с созданием Польревкома, большевистское правительство Советской России провело «партийную мобилизацию поляков-коммунистов, предложив всем Губкомам… всех коммунистов-поляков… 18−40 лет» направить в Москву, в распоряжение ЦК. Также «Губвоенкомам и Окрвоенкомам и по фронтам, кроме армий, действующих на польском фронте…» рекомендовалось «откомандировать всех военнослужащих поляков коммунистов, красноармейцев, комиссаров и красных командиров в Москву, в ПУР, откуда они, продолжая числиться в рядах Красной армии…» получат «новое назначение» — в Польшу. Мобилизация была распространена и «на всех товарищей, владеющих польским языком».
Одновременно с вступлением красных войск под командованием командарма Михаила Тухачевского на польские земли (а иногда и передним) польские коммунисты начали призывать солдат Войска польского к невыполнению приказов командования, склонять их к переходу на сторону Красной армии. В обращении к «Польским рабочим, крестьянам и легионерам», распространённом на территории, занятой советскими войсками, говорилось: «Мы призываем вас переходить к нам — в лагерь Красной армии, переходить с оружием; если невозможно, то без оружия. Вы будете встречены как братья. Переходите к нам. В одиночку или целыми частями, с оружием или без оружия, переходите под верную, надёжную братскую защиту рабоче-крестьянской армии».
Уншлихт заявил: «Поднимая боевой дух, обучая и просвещая подчинённые вам части Красной армии, вы должны помнить, что захват Варшавы не является нашей конечной целью, а лишь только исходным пунктом на пути к действительно великой цели — европейской революции, революции всемирной».
Польревком сослужил дурную службу Москве, фактически дезинформировав руководство страны и РККА, характеризуя внутриполитическую ситуацию в Польше. Оценки отличались чрезмерным преувеличением революционной готовности масс. Так, 6 августа Дзержинский в своей телеграмме на имя Ленина сообщал, что «буржуазия чувствует себя бессильной», «армия, кроме повстанцев, разваливается, дезертирство огромное», выражая уверенность в быстром создании пролетарской польской Красной армии. Даже 17 августа, когда польские войска уже вели успешное контрнаступление, Дзержинский оптимистично информировал Ленина о том, что «польские крестьяне безучастно относятся к войне, уклоняются от мобилизации, варшавские рабочие ожидают прихода Красной армии».
Иллюзии по поводу ситуации в Польше наложили свой отпечаток и на действия РВС. Основываясь на информации Польревкома, РВС принимал решения о наступлении на Варшаву, полагая, что население в массе своей поддержит наступавших. Практика показала обратное: не только 100 процентов подлежащих мобилизации в регулярную польскую армию приходили на призывные пункты — создавались и добровольческие отряды.
Тухачевский, анализируя в 1923 году польскую кампанию и её провал, небезосновательно названный главой польского государства Юзефом Пилсудским «чудом на Висле», был вынужден признать фатальную ошибочность восприятия польскими коммунистами объективной ситуации: «Положение в Польше… рисовалось в благоприятном для революции свете… Многие польские коммунисты считали, что стоит только нам дойти до этнографической польской границы, как пролетарская революция в Польше станет неизбежной и обеспеченной».
Автор — главный научный сотрудник ИВИ РАН, доктор исторических наук