«…И мы не могли довольно надивиться тому, сколь скоро успели наши погонщики, денщики и люди сие спроворить и всех побитых пруссаков так обнаготить, что при всяком человеке лежала одна только деревянная из сумы колодка, в которой были патроны, и синяя бумажка, которой они прикрыты были», — описывал происходившее после битвы при Гросс-Егерсдорфе участник сражения Андрей Болотов, ставший в будущем известным писателем. Победа русской армии над прусскими силами стала первой для Российской империи в Семилетней войне, однако воспользоваться плодами успеха в достаточной степени не получилось.
Россия в Семилетней войне
Россия вступила в Семилетнюю войну в самом начале 1757 года, следуя союзному договору, заключённому с Австрией за 11 лет до того. Появление нового противника стало сильным ударом для прусского короля Фридриха II, рассчитывавшего на противостояние лишь с Австрией и Францией (с опорой на поддержку Великобритании).
Однако в те времена о русской военной мощи не было достаточно явного мнения ни у одной из великих держав. Последняя на тот момент кампания, которую провела армия Российской империи, завершилась в 1743 году, а противником была Швеция, держава серьёзная, но уже двадцать лет как выбывшая из «элитного клуба» усилиями той же России. В действительности вооружённые силы империи были в тот момент в состоянии перестройки. Приход ко власти Елизаветы Петровны удалил из их рядов львиную долю иностранцев, что серьёзно ударило по боеспособности армии. В 1750-е годы усилиями Петра Ивановича Шувалова войска стали приводить в порядок по прусскому образцу, однако серьёзной проверки на боеспособность до момента начала Семилетней войны ещё не было.
Начало кампании в Восточной Пруссии
Весной 1757 года русская армия, внимая просьбам австрийских союзников скорее начать боевые действия, вступила в пределы Восточной Пруссии. Командующим русскими силами стал генерал-фельдмаршал Степан Апраксин, начавший свою военную карьеру ещё во времена Петра Великого. В июне его отряды смогли взять Мемель (современную Клайпеду), после чего почти 100-тысячная армия продолжила движение на запад. Командующий не особо заботился о том, что ждёт его впереди, видимо, надеясь на превосходство в живой силе. Поход сопровождался серьёзными проблемами: местное население, столкнувшееся с русскими отрядами, чаще всего иррегулярными (например, казаками), предпочитало покидать свои дома и либо бежать вглубь страны, либо уходить в леса и партизанить. Александр Прозоровский, принимавший участие в кампании, вспоминал: «Продолжая таким образом поход свой во внутренность Пруссии, чувствовали мы, и паче ещё, недостаток фуража, который тем был несноснее, что происходил от поведения описанных мною легких войск и отряжаемых от армии и самовольных фуражиров, которые, невзирая на строжайшее от фельдмаршала запрещение, с начала вступления в сию землю жгли и разоряли деревни».
Русской армии противостояли прусские силы под командованием фельдмаршала Иоганна фон Левальда, численностью менее чем в 30 тыс. человек. Благодаря данным рекогносцировки он понимал серьёзный перевес русских, поэтому действовал осторожно. Одновременно его ободрял сам король, призывая не робеть перед численным преимуществом противника. Однако первая серьёзная стычка русских и прусских кавалеристов (казаков ротмистра де ла Роа и чёрных гусар Малаховского), состоявшаяся ещё в самом начале вторжения, показала, с одной стороны, стойкость русских, а с другой — их совершенное пренебрежение к простой разведке. Эти факторы сыграют серьёзную роль в будущем крупном сражении.
В середине августа Апраксин форсировал реку Прегель и расположился у замка Шлоссберг. Не представляя, где находится противник, фельдмаршал какое-то время провёл на позициях, после чего приказал своим войскам выступать дальше на запад. 19 августа русская армия в походном порядке, двигаясь по лесным дорогам, внезапно наткнулась на прусские войска, которые, несмотря на куда лучше налаженную разведку, не ожидали так рано столкнуться с противником. Это произошло у местечка Гросс-Егерсдорф. Первая битва Семилетней войны в Восточной Пруссии началась.
Стойкость русских офицеров
Левальд обрушился на русский авангард, состоявший из 1-й и 2-й русских дивизий. Их силы были в совершенно разобранном походном состоянии: солдаты вне боевого порядка брели среди обозов и артиллерии. Внезапно они услышали приближающегося врага. Андрей Болотов вспоминал о первых часах сражения: «Весь народ смутился и не знал, что делать и предпринимать. Самые командиры и предводители наши потеряли весь порядок рассуждения и совались повсюду без памяти, не зная, что делать и предпринимать». Апраксин фактически не участвовал в битве и впоследствии оправдывался: «Что ж до меня принадлежит, то я так, как пред самим Богом, Вашему Величеству признаюсь, что я в такой грусти сперва находился, когда с такою фурией и порядком неприятель нас в марше атаковал, что я за обозами вдруг не с тою пользою везде действовать мог, как расположено было…»
Русские войска не дрогнули лишь благодаря младшим и средним офицерам, которые смогли в чрезвычайно сложных условиях сформировать хотя бы подобие оборонительных порядков. Отдельно стоит отметить усилия командира второй дивизии, генерала Василия Лопухина, чьё подразделение приняло на себя основной удар пруссаков. Прозоровский вспоминал: «Сей отменного духа начальник, получая в сражении раны, присутствовал до тех пор, покуда ранен будучи сквозь желудок, отведён в сторону». Русские несли тяжелейшие потери, но их стойкость вкупе с великолепной работой артиллерии (высокий уровень подготовки русских артиллеристов был прямой заслугой Петра Шувалова) позволяли до поры выдерживать атаки врага. В то же время успех сопутствуем силам Апраксина на левом фланге. Иррегулярная кавалерия казаков и калмыков внезапно атакует прусскую конницу (непонятно, по чьему приказу — исследователи сходятся во мнении, что этот шаг был их собственной инициативой), затем отступает, вынуждая противника преследовать себя, благодаря чему пруссаки попадают под ураганный огонь артиллерии.
Однако часы жестокого сражения настолько измотали русские войска, встретившиеся с врагом (они составляли лишь часть всех наличных у Апраксина сил), что вскоре линия обороны стала редеть. Спустя пять часов после начала битвы на поле боя внезапно появляются четыре полка под командованием генерал-майора Петра Румянцева. До сих пор неизвестно, по каким причинам они появились на поле боя. Был ли это приказ Апраксина, или личная инициатива самого Румянцева (к этой версии склоняется подавляющее большинство военных историков)? Так или иначе, но атака его полков во фланг прусских сил, вступивших с обескровленными русскими дивизиями в рукопашную, предопределил исход битвы. Противник дрогнул и начал отступление. Поле боя осталось за русскими войсками. Так благодаря, вероятно, счастливой случайности русская армия одержала первую победу в Семилетней войне. Потери сил Апраксина составили 6 тыс. человек, Левальда — около 4,5 тыс.
Странности Степана Апраксина
По преданию, генерал Лопухин, вынесенный из гущи сражения, перед смертью произнёс: «Я напишу царице, что Апраксин погубил всю армию». Действительно, многие военные теоретики ставят фельдмаршалу в вину пассивность во время сражения. Более того, когда победа была одержана, Апраксин не стал преследовать противника, чтобы окончательно его добить. Вместо этого, пройдя считанные километры на запад, он становится лагерем неподалёку от места битвы и ждёт около недели, после чего, уже 7 сентября после неудачного манёвра против сил Левальда, спешно отступает к Неману. Отступающая русская армия преследуется пруссаками, к тому же в частях начинается эпидемия оспы.
Причины, побудившие Апраксина отступить обратно в пределы России, до сих пор остаются неизвестными. Высказывается множество гипотез — от банального страха самого фельдмаршала до интриг Алексея Бестужева-Рюмина, который мог таким образом попытаться завоевать расположение наследника престола, прусофила Петра Фёдоровича.
Тем не менее Степан Апраксин за этот поступок был арестован. По всей видимости, не выдержав позора, он скоропостижно скончался в заключении через год после битвы у Гросс-Егерсдорфа. Как раз примерно в это время его бывший подчинённый, генерал Виллим Фермор, встретился лицом к лицу с прусским королём в сражении у Цорндорфа — одном из самых кровопролитных битв Семилетней войны.