Для Александра II юбилей стал важным идеологическим и политическим проектом, закреплявшим преемственность действий государственной власти по проведению кардинальных преобразований. «Великий преобразователь России», как официально именовали Петра I, своим именем должен был укрепить авторитет нового венценосного реформатора. Царь-освободитель нуждался в такой опоре и в связи с тем, что эпоха Великих реформ привнесла в жизнь России такие радикальные перемены, которые принимались в обществе весьма неоднозначно.
Уже с октября 1871 года в Санкт-Петербургской центральной городской думе начались обсуждения вопросов об организации празднования дня рождения Петра Великого. Одними из первых стали предложения повторить в том или ином виде торжественную процессию при праздновании Ништадтского мира в Петербурге и Москве и устроить иллюминацию с транспарантами, на которых были бы представлены главнейшие деяния Петра. Но от этих идей пришлось отказаться за громадностью затрат на них. 13 декабря 1871 года «Комиссия по делам о пользах и нуждах общественных» городской думы приняла специальное постановление «О праздновании двухсотлетнего юбилея дня рождения императора Петра I». В нём впервые были сформулированы основные предложения думы, в том числе:
— подготовить издание, «относящееся к истории, статистике и топографии Петербурга». Дума отпускала на это 6000 рублей;
— учредить «два мужских и два женских училища с наименованием их городскими начальными училищами в память двухсотлетнего юбилея императора Петра I». На первоначальное устройство училищ предполагалось выделить 2000 рублей, а на их содержание ежегодно — 7000;
— поместить в дни юбилея в одном из залов думы портрет Петра Великого. «На приобретение портрета и постановку оного назначить примерно до 1500 руб.»;
— «Для увековечивания воспоминаний о том месте на Лахте, где Пётр Великий, с опасностью для своей жизни, оказал помощь погибавшим во время бури, поставить памятник из гранита». Однако расчётливые думцы сразу оговаривались, что «сооружение такового памятника не должно стоить более 2 тысяч рублей»;
— «Выразить со стороны города сочувствие к мысли о необходимости принять меры к поддержанию нашего торгового флота и оказать по возможности содействие к его развитию»;
— обратить внимание и поручить кому-либо «произвести исследование, какое имело влияние на положение Петербурга, как торгового порта, проведение железных дорог и какое последствие будет иметь устройство вновь предполагаемых линий».
И наконец, главное:
— устроить трёхдневное празднество, в ходе которого предполагалось, в частности: «По окончании торжественной литургии в Исаакиевском соборе совершить молебствие и панихиду, а потом крестный ход по Адмиралтейской площади, Дворцовому мосту, Васильевскому острову и Петербургской стороне, в Петропавловский собор, на могилу Петра Великого, а оттуда к церкви Святой Троицы и Домику Петра I. Таким образом шествие это обнимет главную часть Петербурга времён Петра Великого».
— «…Назначить народное гулянье на Петровской площади по примеру гуляний, устраиваемых на Марсовом поле, причём площадь по светлому времени, взамен иллюминации украсить флагами и декоративными картинами, представляющими наиболее замечательные эпизоды из жизни Петра I».
На покрытие расходов предполагалось выделить до пяти тысяч рублей.
Согласно первоначальным планам думы, предполагалось также устроить 1 июня в Летнем саду «публичный маскарад», однако затем сумму в 20 000 рублей на его устройство город финансировать отказался. Взамен было предложено предоставить это дело кому-либо из частных лиц с правом установить за вход на маскарад определённую плату, «причём может быть выговорено условие, чтобы маскарадная процессия прошла по двум или трём улицам».
7 марта 1872 года дума приняла Приговор, то есть постановление о праздновании петровского юбилея. В окончательный вариант документа из перечисленных выше предложений не вошло устройство памятника в Лахте, вероятно, из-за того, что скульптор Николай Баринов превысил установленную смету, запросив за работу 2500 рублей.
Наконец, в начале 1872 года по указанию императора была образована особая центральная комиссия «для обсуждения мер к устройству в С.-Петербурге празднования юбилея императора Петра Великого». В неё вошли представители военного, морского и внутренних дел министерств совместно с членами городского самоуправления и управлением Санкт-Петербургского обер-полицмейстера, под председательством генерал-адъютанта, члена Государственного совета Павла Николаевича Игнатьева.
Комиссией был разработан и 16 марта 1872 года утверждён императором «Церемониал празднования в Санкт-Петербурге 200-летия со дня рождения императора Петра Великого». Его первоначальный вариант состоял из 33 параграфов и подробно расписывал все основные этапы проведения праздника. Однако затем он был сокращён до 12 расширенных параграфов. Празднество включало проведение богослужений в Петропавловском и Исаакиевском соборах, торжественного церемониала на Петровской (Сенатской) площади, декорации Марсова поля (Царицына луга) картинами из жизни Петра и устройство на нём народного гулянья. В документе особо оговаривалось: «чтобы не отвлекать население столицы от работ, народный праздник ограничится только одним днём — 30 мая».
Теперь все действия городских властей требовалось согласовывать с указаниями центральной юбилейной комиссии. Так, на запрос думы от 8 апреля об украшении Медного всадника флагами и цветами последовал ответ, что «украшение флагами монумента императора Петра I не предполагалось высочайше утверждённой Комиссией для празднования 200-летнего юбилея, об украшении же цветами сего памятника ожидается сношение г. Председателя назначенной комиссии с главным начальником Императорского Ботанического сада».
Забегая несколько вперёд, скажем, что украшение монумента всё же состоялось, однако вызвало в прессе разноречивые отклики. Журнал «Народная иллюстрация» восторженно писал, что «памятник Великого Петра… весь был разубран зелёными гирляндами и венками… в особенности эффектен был плющ, вившийся по подножию скалы». У корреспондента «Всемирной иллюстрации» по этому поводу сложилось прямо противоположное представление: «Убранство площади было, однако не так роскошно, как мы все ожидали. Самый монумент Петра не был убран растениями, гирляндами и цветами, и только по скале пущен довольно бедный плющ».
25 апреля 1872 года городская дума вновь рассматривала вопрос о финансировании тех юбилейных мероприятий, которые правительственной комиссией были отнесены к ведению города, а именно «устройство народного гулянья на Царицыном лугу с 2 народными театрами, акробатами и музыкою и кроме того, украшения Петровской площади». Члены комиссии сочли, что «для устройства же гулянья и украшения площади в виде, более соответствующему тому характеру торжества, которое Комиссия признала необходимым усвоить предстоящему празднику, оказывается… недостаточным назначенных уже Думою 5000 руб. и потребуется ещё 3000 руб.». Дума приговорила отпустить из городских средств и эту дополнительную сумму.
30 мая 1872 года торжество, о котором город был оповещён в 7 часов утра 21 выстрелом с Петропавловской крепости, началось с передачи морякам верейки Петра (четырёхвёсельная лодка верейка <от англ. wherry — рабочая лодка, ялик>, построенная, по преданию, самим Петром I, ныне хранится в музее «Домик Петра I». — А. К.) для перевозки к его памятнику на Петровской (Сенатской) площади. В тоже время придворное духовенство, взяв в Домике Петра I икону Спасителя, украшенную накануне новой золотой ризой, с крестным ходом, в сопровождении городских депутаций, совершило перенесение этой святыни в Петропавловский собор, где в присутствии императора Александра II митрополитом была совершена панихида над гробом Петра Великого. После неё император вместе с членами царского дома переправился через Неву, где на Петровской и Исаакиевской площадях уже были выстроены гвардейские части. После панихиды в Исаакиевском соборе и крестного хода состоялся военный парад.
Невиданное зрелище вызвало огромный интерес публики. Уже с раннего утра, несмотря на прохладную погоду и северный ветер, тысячи горожан устремились к центру столицы. На местах для зрителей, устроенных комиссией и частными лицами перед зданиями по обоим краям Петровской площади и около Манежа, был полный аншлаг. Самые отчаянные зеваки заполнили кровли окрестных зданий и даже разместились на крыше Исаакиевского собора между маленькими куполами. В декорированном здании Сената все окна были открыты и также полны зрителями. Петровский юбилей стал одним из первых в России массовых официальных торжеств, которые были запечатлены на фотографиях. Церемонию, кроме итальянца Ивана Бианки, снимали ещё два опытнейших мастера — Альберт Фелиш и Вильгельм Шёнфельд.
В четвёртом часу дня после окончания торжественного прохождения войск у памятника Петру Первому начался народный праздник на Царицыном лугу, где на двух открытых сценах до позднего вечера давали одноактные пьесы Николая Полевого «Иголкин, купец новгородский» и «Дедушка русского флота». Как свидетельствовала петербургская пресса, гулянье «продолжалось в полном смысле нараспашку, хотя и без малейшего беспорядка, до глубокой ночи при звуках музыки, плясках, песнях и взаимном угощении». Особенность этого мероприятия заключалась в идее наглядно показать народу художественными средствами основные вехи биографии Петра I. «Вдоль Царицына луга, тылом к Павловским казармам… была расположена целая галерея декоративных картин, изображавших наиболее замечательные события из жизни Великого Царя», — сообщала газета «Русский инвалид».
Большую часть полотен (23 из 30) создал театральный декоратор Михаил Ильич Бочаров. Четыре картины написаны Николаем Каразиным, в то время ещё начинающим баталистом и иллюстратором. Два полотна выполнил мастер церковной живописи Иван Ксенофонтов, одно — художник-декоратор Фердинанд Гелиц. Вся серия исполнялась клеевыми красками, достоинствами которых считались дешевизна и яркость. Работа художников оценивалась не слишком высоко. Бочаров с Ксенофонтовым, как академики, получили за каждое своё полотно по 300 рублей, а Каразин и Гелиц, не имеющие званий, получили по 200 и 120 рублей. Горожане оценили этот просветительский аспект праздника, и не только в день гулянья, но и в течение следующей недели до 4 июня, пока стояли картины, народ толпился около них, слушая чтение «грамотеями» подписей.
Казалось, что вся подготовка к юбилею шла в полном соответствии с высочайше утверждённым церемониалом, и ничто не могло ей помешать, однако, как известно, дьявол всегда кроется в деталях. Одной из них, согласно документам, стала… скромная полицейская будка на Петровской площади. 7 марта 1872 года санкт-петербургский обер-полицмейстер Фёдор Фёдорович Трепов направил в Санкт-Петербургскую городскую распорядительную думу отношение, в котором требовал принять меры для приведения в порядок Петровской площади, на которой должна была состояться основная часть официальной церемонии юбилея: «представляется необходимым во 1-х, очистить означенную площадь от камней и мусора, затем эту местность засыпать крупным песком, во 2-х исправить тротуары около памятника (Петру Первому. — А. К.) и у Адмиралтейского бульвара, а также спуски и перила и наконец, в 3-х, находящиеся у бывшего Исаакиевского моста (наплавной мост через Неву, находившийся до середины 1850-х годов в створе Сенатской площади. — А. К.) две полицейские будки перенести, — одну в угол к Адмиралтейскому бульвару и набережной, а другую в Новоисаакиевскую улицу позади водокачки». Получив письмо от всесильного тогда Трепова, городская дума уже 10 марта постановила поручить архитектору 1-й строительной дистанции «безотлагательно составить смету и соображения по переносу будок». 15 марта плотницкий мастер Михаил Лазарев подписал обязательство осуществить перенос двух полицейских будок к 15 мая 1872 года, за что должен был получить 300 рублей.
Однако неожиданные препятствия стали причиной последовавшей оживлённой бюрократической переписки. 22 марта председатель городской хозяйственно-строительной комиссии генерал-майор Фёдор Иванович Жербин направил Трепову ответ на его запрос, где сообщил, что «комиссией отдано распоряжение о переносе находящейся на Петровской площади… полицейской будки в угол к Адмиралтейскому бульвару и набережной; что касается до другой сторожевой будки, находящейся там же, то она принадлежит Обществу Санкт-Петербургских водопроводов, от которого и зависит перенесение её на другое место». Спустя неделю выяснилось, что злосчастная будка имеет других хозяев. Правление Общества столичного освещения (?!) сообщило, что «после уборки с Адмиралтейской площади труб Общества столичного освещения, находящаяся на ней будка, самому Обществу принадлежавшая, была предоставлена… безвозмездно в распоряжение полиции. Вследствие вышеизложенного Правление имеет честь присовокупить, что оно от вышеупомянутой будки вовсе отказывается, предоставляя её в полное распоряжение города».
Двумя днями раньше подрядчик Михаил Лазарев, которому дума поручила осуществить перенос будок, написал объяснение, что не успевает завершить работу в срок, и просил перенести его с 15 на 28 мая. Теперь уже лопнуло терпение у грозного Трепова. Один из его подчинённых, некто Д. Николаев, 2 мая отправил Жербину умоляющее письмо: «Работа по переносу полицейской будки идёт страшно вяло. Обер-полицейместер очень сердится, что будка стоит ещё на старом месте… Покорнейше прошу не оставить распоряжения о разобрании и другой… а о переносе первой понудить кого следует». На полях документа сделана надпись: «Имею честь доложить Вашему превосходительству, что фундамент для будки на новом месте уже начат и земля вырыта… Самая будка будет окончена 23 мая».
Была ли действительно завершена эта работа в срок, неизвестно. Думцы приняли соломоново решение: одну будку просто разобрать, а другую перенести с Петровской площади к Конногвардейскому манежу. Уже после завершения юбилейных торжеств архитектор 1-й дистанции представил рапорт, что работа закончена и Лазареву причитается получить 150 рублей. Лишь 25 сентября был составлен акт, что будка перенесена, и члены комиссии нашли, что «работы произведены прочно и правильно и из материала должного качества». И только 16 октября 1872 года хозяйственно-строительная комиссия думы положила конец всей затянувшейся эпопее, приняв решение «об уплате 150 рублей за перенесение полицейской будки с Петровской площади». Как прореагировал на это Фёдор Трепов, мы не знаем. В следующем году он был назначен столичным градоначальником, правда, вошёл в историю не столько своей достаточно эффективной деятельностью на данном посту, сколько «благодаря» покушению на него Веры Засулич в январе 1878 года. Но это уже, как говорится, совсем другая история…
Автор — кандидат исторических наук