С. БУНТМАН Добрый вечер! Мы сегодня выполняем, отдаём наши долги, потому что в прошлый раз, и по очень печальным обстоятельствам для мира, в день — смерти, как оказалось потом, тогда это было ещё неизвестно…
А. КУЗНЕЦОВ Да.
С. БУНТМАН Мы решили тогда сделать передачу о Елизавете II, особенно о её военной юности. Она последней была всё-таки главой государства, которая была на военной службе во время Второй мировой войны. И я сразу вам хочу сказать, что 19 числа вместо нашей с Айдаром Ахмадиевым тиранической передачи мы будем говорить о похоронах английских королей, английских королев, мы пройдёмся и по самой церемонии, которая будет 19 сентября, ну и попытаемся разобрать и представительство там, и разные нештатные ситуации, которые случались — так вот их назовём — в истории Великобритании, когда короли погибали где-нибудь, умирали где-нибудь, или были низложены, что потом было с их телами. Вот так мы будем делать. Ну, а сегодня мы возвращаемся к истории, к истории, к суду над Иваном Окладским. Человек, который был провокатором, получается? Или не был? Или есть другие мнения?
А. КУЗНЕЦОВ Другие мнения есть. Я — по крайней мере встретил одно, но вот поразбиравшись, так, забегая вперед, мне это мнение показалось таким далёким — я не хочу говорить «маргинальным», но достаточно далёким от мейнстрима, по крайней мере, я не встретил у других исследователей этого мнения, но я обязательно упомяну о том…
С. БУНТМАН Там переводится стрелка на другого человека.
А. КУЗНЕЦОВ Да, что есть, есть и такое, мы чуть позже к этому придём, но на самом деле, на мой взгляд, вина Ивана Окладского в том, что ему инкриминируется, доказана достаточно полно была. Другое дело, что за прошедшее время несколько изменились представления об этом самом инкриминируемом. И я хочу сказать, что мы с тобой сейчас вступаем на достаточно шаткую почву. Я сейчас процитирую абсолютно свежее обвинительное заключение — всего десять лет назад, 2011 год, я выпущу имя обвиняемого, неважно, да? «Имея умысел на публичное оправдание терроризма, а именно на оправдание деятельности террористов, убивших Александра II» — ну и дальше там уже к современности переходит. То есть оправдание деятельности народовольцев может стать составом, так сказать, уголовного преступления, по этому обвинительному заключению, так сказать, реальный срок был получен в конечном итоге. И я прямо даже не знаю, как вот то, что мы говорим о суде, на котором человек, выдавший по крайней мере определённую часть деятельности «Народной воли», был осуждён как преступник — как вот это выглядит в контексте нынешнего времени?
С. БУНТМАН Давайте — я обращаюсь к товарищу майору и его добровольным помощникам — рассматривайте это… хотя это бессмысленные слова для них?
А. КУЗНЕЦОВ Ну пусть прозвучат.
С. БУНТМАН Рассматривайте это как исторический факт. И факт «Народной воли», и факт террористического акта — убийства Александра II, и факт — спустя много лет, получается, сорок четыре года — суда над тем человеком, который их выдал.
А. КУЗНЕЦОВ Сейчас Александр нам даст первую картинку — к великому сожалению, более качественной фотографии нет, это всё — все, так сказать, портреты молодого Ивана Федоровича Окладского, которые вы встретите в Сети, — это перепечатка из одной и той же книжки, это издание 1925 года, когда по итогам только что состоявшегося процесса были оперативно изданы некоторые его материалы, очень интересные, я пользовался этим изданием, когда готовился к — ну, ещё на прошлой неделе к передаче. И вот оттуда вот эта вот фотография, значит, я думаю, что она взята из уголовного дела, по которому он был осуждён, из уголовного дела восьмидесятого года, тысяча восемьсот, естественно, восьмидесятого года. Совсем молодой человек, он пятьдесят девятого года рождения. То есть в момент, когда он оказался на скамье подсудимых впервые в своей жизни, ему двадцать один год, а в «Народную волю», точнее, ещё не в «Народную волю», а в один из народнических кружков он попал вообще в тринадцать. Он родом из Псковской области, из села, его отец, крестьянин, как-то немножко разбогател, какая-то у него, видимо, торговлишка была. Да, значит, перебрался он в Петербург, записался там в мещанское сословие, мальчик учился в городском трёхклассном, то есть шестилетнем училище. Но отец умер, значит, Ванечка — его так будут в народнической среде, так и будут называть Ванечкой, поскольку он мальчишкой к ним попал — значит, Ванечка училище закончить не смог, но каким-то образом он, значит, выучился, сначала учеником слесаря, потом стал слесарем. И вот прибился — ровно то, что называется — прибился к такому народническому кружку, где сначала его воспитывали, да, как маленького Маугли воспитывали волки, уж извините за такое сравнение. Но, а и затем естественным образом вот в этом, так сказать, народническом кружке он вырос, и впоследствии его начинают использовать, тем более что специальность его вполне отвечала задачам. Как раз после, значит, воронежского съезда, после раскола на «Чёрный передел», — на тех, кто считал, что надо делать ставку на пропаганду, на разъяснения, что революцию надо долго готовить, что народ должен быть её сознательным участником, и на «Народную волю» — люди, которым не терпелось, люди, которые считали, что революционный террор хорош уже тем, что одновременно и как бы подрывает силу власти, уничтожая её представителей, и является сам по себе мощнейшим средством пропаганды революционного дела. И судьба Ивана Окладского — в данном случае это действительно судьба, вот усынови его (ну, усынови в переносном смысле, формально его никто не усыновлял), приручи его кто-нибудь из тех кружковцев, кто перейдёт в «Чёрный передел» — и вполне возможно, что он засел бы за книжки, да, начал бы читать Михайловского, затем Плеханова, затем Маркса и, вполне возможно, получился бы из него какой-нибудь, так сказать, теоретик, да, так сказать. На самом деле не только из дворянской образованной среды выходили различные теоретики, один очень крупный теоретик марксизма даже семинарию в Тифлисе не закончил, как мы знаем…
С. БУНТМАН Сын сапожника, да?
А. КУЗНЕЦОВ Сын сапожника, холодного причём сапожника, самый…
С. БУНТМАН Да. Помнишь, как у Искандера: «Это тот самый Джугашвили, который отказался…»
А. КУЗНЕЦОВ Да-да-да. Вот. Но вот на роду было написано то, что называется, и его начинают привлекать к делам, и привлекают, чуть ли не первое его дело, к которому его привлекли — это подготовка взрыва царского поезда. Причём те, кто помнит эту историю: значит, народовольцы решили сработать надёжно, поэтому готовилось по линии следования царского поезда из Крыма, готовилось три места, да? Три, так сказать, взрыва. Первый — на выходе из Крыма на юге Украины — не произошёл, потому что технически что-то не сработало, а вот во втором, в Александровске Елизаветградской губернии, как раз собственно дело ставил лично сам Борис — это псевдоним Желябова. Вот как это будет уже на суде 1925 года, уже в советское время, как об этом будет свидетельствовать Окладский: «Он» — Желябов имеется в виду — «предложил, не желаю ли я» — а он в это время находился в Харькове, сам Окладский. Его там нашли и предложили ему — да, сам Желябов — «предложил, не желаю ли я принять участие в цареубийстве Александра II. Когда я изъявил своё согласие, то он мне сказал, что с этого момента я должен временно прекратить всякую свою революционную деятельность, сообщил мне подробности выработанного им плана, где именно удобнее произвести взрыв императорского поезда». И он как слесарь начал заниматься изготовлением — вот, собственно говоря, этого самого снаряда, и снаряд, так сказать, мина, которая была заложена под железнодорожные пути, был в значительной степени изготовлен им. То есть взрывчатку доставили — взрывчатка будет изготовлена в лабораториях другими людьми, химиками, а вот собственно соединить всю эту конструкцию…
С. БУНТМАН Над которым кто, Кибальчич это делал потом… Да. Потом, да.
А. КУЗНЕЦОВ Ну там не только Кибальчич, были и другие, так сказать, химики. Но Кибальчич, конечно, наиболее известный из них. Вот это всё соединить, подвести провода, машинку привести в порядок, так сказать, вот эту самую, бунзеновскую. Первый взрыв не состоялся по техническим причинам, второй тоже по техническим. Но на самом деле за техническими причинами стоял человеческий фактор. Когда Окладский — в момент, когда поезд уже шёл, вот, в место, которое было заминировано, он был наблюдателем, Желябов находился в укрытии, не видел. Собственно, сигнал должен был подать Окладский, и Окладский подал этот сигнал. «Жги», — он крикнул Желябову, да?
С. БУНТМАН Угу.
А. КУЗНЕЦОВ И Желябов, ну, перепутал, видимо, — провода соединил не в том порядке, и взрыва не произошло. Поезд прошёл, потом начали разбираться. Об этом в советское время не писали, просто писали — вот, там, так сказать… Даже вот: в советское время вот какая гуляла версия — что, как потом выяснилось, провода были перерублены: видимо, какие-то дорожные рабочие, расчищая все…
С. БУНТМАН И у Трифонова тоже это?
А. КУЗНЕЦОВ У Трифонова я не помню.
С. БУНТМАН Я тоже не помню, надо посмотреть.
А. КУЗНЕЦОВ Я не помню.
С. БУНТМАН Ведь великолепная книга — «Нетерпение».
А. КУЗНЕЦОВ «Нетерпение», конечно, одна из лучших, хотя Трифонов, видимо, писал её… начинал писать с тяжелым сердцем, я думаю, да? Но действительно… Нет, вообще эта серия — «Пламенные революционеры»…
С. БУНТМАН Замечательная, какой там был Эйдельман великолепный!
А. КУЗНЕЦОВ Эйдельман, конечно.
С. БУНТМАН А какой Аксёнов — «Любовь к электричеству»!
А. КУЗНЕЦОВ Что там было? Там был «Большой Жанно», по-моему, был у Эйдельмана…
С. БУНТМАН Там два — «Большой Жанно» и «Апостол Сергей».
А. КУЗНЕЦОВ И «Апостол Сергей», конечно. Вот. И на самом деле Желябов что-то перепутал с соединением проводов, и это всё дело не сработало. Это потом, естественно, на процессе 1880 года будет Окладскому поставлено в вину и станет одним из главных обвинений. Второе обвинение, которое всплывет уже позже, — он принимал участие в подготовке ещё одного не получившегося покушения на Александра II под Каменным мостом. Заложили два заряда, в воде. Специальные гуттаперчевые герметичные подушки наполнили взрывчаткой, подвели к ним провода и в момент, когда вот уже должно было стать известно, что вот-вот, значит, императорская карета проследует по мосту, один из народовольцев, под видом человека, значит, с корзиной картошки — в корзине была спрятана вот эта подрывная машинка, да, которую нужно было в последний момент привести в действие, — значит, он должен был спуститься на баржу, около которой были затоплены эти машинки, под мостом, и сделать вид, что он моет эту самую картошку из своей корзинки, и вот… Но дело в том, что Александра II не раз же тоже судьба, что называется, хранила и уберегала, и он в тот раз отправился на Юг, не заезжая в Петербург, прямо из Царского Села, благо железнодорожная ветка позволяла это сделать. Ну и, соответственно, это не состоялось. Они попытались эти подушки достать из воды, и не получилось, потому что оказались якоря — ну не якоря, а, видимо, что-то типа багров, которыми предполагалось это всё поднять, — оказались слишком короткими, а потом полиция уже, так сказать, обнаружила это всё дело, — так что это тоже будет поставлено в вину. Ну и в результате через какое-то время он попадает, наряду с другими народовольцами, он попадает в поле зрения полиции и оказывается в тюрьме.
С. БУНТМАН Там несколько человек арестовали?
А. КУЗНЕЦОВ «Процесс шестнадцати».
С. БУНТМАН Это «Процесс шестнадцати».
А. КУЗНЕЦОВ «Процесс шестнадцати». Другое дело, что люди… что процесс был составным, то есть туда собрали, скажем так, на тот момент пойманных народовольцев. А обвинения будут предъявляться в разных вещах, потому что разные люди в разных эпизодах принимали участие. Но надо сказать, что в то время царское правосудие, оно, в общем, увлекалось такими составными процессами. Ну, самый знаменитый и самый провальный — это «Процесс ста девяноста трех»: дело о пропаганде в Российской империи, когда вообще всех, кого можно было хоть как-то там обвинить в пропаганде народничества или в один гигантский процесс, в результате получилось очень плохо. Такими большими кустами больше не работали, вот, но… «Процесс шестнадцати», «Процесс двадцати» — вот таких составных процессов было…
С. БУНТМАН Ну это просто было, просто до кучи или амальгама, как во Французской революции?
А. КУЗНЕЦОВ Ну как?
С. БУНТМАН То есть специально подставляли явных преступников, нет?
А. КУЗНЕЦОВ Нет, нет, нет.
С. БУНТМАН То есть это было нормально…
А. КУЗНЕЦОВ Нет, это все люди, которые оказались на скамье подсудимых, действительно имели отношение к «Народной воле». Насколько я могу судить, обвинения, которые им предъявлялись, в общем и целом соответствовали тому, что они делали. Процесс был одним из классических народнических процессов, где люди старались, значит, по возможности, если это не бросало ни на кого тень, отводить от товарищей, брать на себя, в последнем слове гневно бросать в лицо царским палачам обвинительные всякие слова. И надо сказать, что… Да, как в большинстве таких случаев, был человек, которого, ну, можно называть предателем, человек сломавшийся. Я говорю «можно назвать», потому что этот человек, Григорий Гольденберг, — дрогнув в какой-то момент и рассказавший на следствии много всего лишнего, что потом во многом позволило этот процесс в общем успешно, с точки зрения власти, провести — он ещё до суда, на этапе следствия, через несколько дней после своего признания, он покончил с собой, повесился в камере на полотенце. Вообще всё, что касается вот тех гневных слов, которые так легко сегодня с нашего языка слетают, — этот предатель, этот слабак, — мы не были на их месте, дай бог и не окажемся, да? Это надо понимать, что все эти люди оказались под огромным… Во-первых, они все, почти все, очень молодые люди, да? Они оказались на перекрестке совершенно страшных таких вот дилемм — с одной стороны, представить себе горе родителей, которые узнают, что их сын приговорён, там, к бессрочной каторге или к виселице. Другое дело свои товарищи, третье дело, там, ещё что-то, четвёртое дело — это абсолютно естественный человеческий страх. Поэтому судить их давайте не будем. По поводу Окладского — другое дело. Мы увидим, что здесь, что называется, длящееся преступление, и очень долго длящееся. Это не ситуация одного эмоционального срыва. Но, так или иначе, во время процесса Окладский вёл себя, ну, можно сказать, героически. Он тоже, там, старался от своих товарищей отвести какие-то обвинения, в последнем слове гордые слова (ещё раз повторяю, ему всего 21 год): «Я не прошу и не нуждаюсь в смягчении моей участи. Напротив, если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это за оскорбление». Ну, образцовый народоволец. Суд выносит решение. Решение суровое — из шестнадцати человек пять приговорены к смертной казни. Но ситуация-то в стране непростая, 1880 год на дворе. Кроме этого, напомню, что сравнительно незадолго, к сожалению, до гибели Александра II министром внутренних дел был назначен очень необычный для российской бюрократии, и особенно для Министерства внутренних дел — такого достаточно, как правило, консервативного и архаичного — такой человек как Михаил, или Микаэл…
С. БУНТМАН Микаэл, да.
А. КУЗНЕЦОВ Микаэл Тариэлович Лорис-Меликов.
С. БУНТМАН Ах! Да…
А. КУЗНЕЦОВ Человек военный, человек, к этому времени снискавший абсолютно заслуженную славу боевого генерала, полководца вот той самой русско-турецкой войны 1877−1878 года, Микаэл Тариэлович сочетал в себе, с одной стороны, прагматизм человека, понимающего, что с революцией не борются только жандармами, решётками и нагайками, что для этого нужно проводить в обществе некоторые преобразования, которые из-под этой революции по возможности выбили бы социальную базу… Он в каком-то смысле, при всей их непохожести, — хотя, насколько я понимаю, и общих черт у них было не так уж мало, — он в каком-то смысле предшественник Столыпина. Вот оба исходили из того, что с профессиональными революционерами нужно поступать крайне жёстко. Это уже люди потерянные, с ними не договориться…
С. БУНТМАН Профессиональные и те, которые по-настоящему экстремисты.
А. КУЗНЕЦОВ Да.
С. БУНТМАН Те, которые хотят с помощью террора или, во всяком случае, силой — хотят свергнуть или убить представителя властей.
А. КУЗНЕЦОВ Те, у кого руки в крови, у кого руки в динамите, там, и так далее.
С. БУНТМАН Но вот эти бредни широкие, которые всех — любого пропагандиста, любого, там, сказавшего не то студента… Вот он это отменил ведь.
А. КУЗНЕЦОВ И, собственно говоря, то же, что Столыпин. Ведь Столыпин будет обосновывать необходимость своих экономических реформ — вот того, что мы называем сейчас собирательно столыпинская аграрная реформа — в том числе и тем, что реформа, в случае её успеха, реформирует социальную базу революции в деревне, да? Вот он за создание того самого среднего класса, того самого крепкого хозяина, которому не до революции, у него хозяйство, у него, значит, десятки, а то и сотни десятин земли, у него урожай, он своих наёмных работников держит в кулаке, сытно кормит, хорошо платит, ну и работают они у него. Всё, какая революция в таких условиях? Так вот, Лорис-Меликов в своём, ещё раз повторю, к сожалению, недолгом министерстве анонсировал ряд мер, которые потом получат, с чьей-то лёгкой руки, очень, видимо, удачное определение — «диктатура сердца». И в частности предполагалась определённая либерализация, по тогдашним временам достаточно заметная либерализация, — то, что, собственно говоря, проект вот этой… ну, иногда даже говорят — конституции… Нет, проект Лорис-Меликова конституцией не был, безусловно…
С. БУНТМАН Но ходом к ней, конечно…
А. КУЗНЕЦОВ Ходом. Это именно такой шаг в совершенно определённом направлении, шаг, наверное, не последний и даже не предпоследний, но тем не менее шаг. Слушайте, по тем временам, после ещё… Свежи, как говорится, в памяти… мрачное семилетие правления незабвенного батюшки Николая Павловича и так далее, и так далее. И обсуждение-то окончательное назначено же на 1 марта, да?
С. БУНТМАН На 1 марта — это…
А. КУЗНЕЦОВ За несколько часов…
С. БУНТМАН И вообще это, конечно, такой разрастающийся трагизм 1 марта, который будет там лежать — неделю, две будет лежать вот бумага и уже окончательно её, конечно, уберёт Александр III.
А. КУЗНЕЦОВ С мощной поддержкой мы знаем кого — Победоносцев, конечно, да, совсем другие люди, противоположные Лорис-Меликову.
С. БУНТМАН Да.
А. КУЗНЕЦОВ Так вот (затянувшееся такое вступление) Лорис-Меликов после того, как был вынесен приговор, направляет на высочайшее рассмотрение следующую сентенцию: «Исполнение в столице приговора суда одновременно над всеми осуждёнными к смертной казни произвело бы крайне тягостное впечатление. Ещё менее возможно было бы распределить осуждённых для исполнения казни по местам совершения ими преступления, то есть в Александровске, Харькове, Москве и Петербурге, расположенных по путям предстоящего возвращения государя императора в столицу. Поэтому возможно было бы ограничиться применением казни к Квятковскому и Преснякову. Временно командующий войсками Петербургского округа генерал-адъютант Костанда передал убеждение, что в обществе ожидается смягчение приговора дарованием жизни осуждённым к смертной казни и что милосердие его величества благотворно отзовётся на большинстве населения». Вот умница Лорис, дипломат, конечно, несмотря на то, что он абсолютно кадровый, не паркетный генерал, очень хорошо понимающий, на какие кнопочки надо нажимать. Вот какое, в коротком достаточно документе, какое сочетание аргументов — с одной стороны беспорядки, с другой стороны ожидание монаршей милости, с третьей стороны организационные сложности. То есть аргументы разного рода, да?
С. БУНТМАН И на каждую группу, кого надо убедить, действует тот или иной.
А. КУЗНЕЦОВ Совершенно верно. Кого надо убедить. И у каждой группы…
С. БУНТМАН Вот это ерунда, а вот это…
А. КУЗНЕЦОВ А вот это монаршая милость. Или наоборот, хрен с ней, с монаршей милостью…
С. БУНТМАН Или наоборот, да. Да.
А. КУЗНЕЦОВ …но действительно нехорошо, когда пять человек… И в результате следует та самая монаршая милость, как и предложил министр внутренних дел, — казнят в Петропавловке Квятковского и Преснякова, а до этого, за два дня до этого, Ширяева, Тихонова и Окладского царь милует. Но сообщают им об этом не сразу, по крайней мере Окладскому. Насчёт Ширяева и Тихонова не знаю, а в случае с Окладским человек, которого Окладский заинтересовал, начальник Петербургского жандармского управления генерал-майор Александр Владимирович Комаров, решает повременить сообщать ему о монаршей милости и оказывается просто снайпером в своём деле. Вот абсолютно точно он рассчитал. Я не знаю, может быть, Комаров со всеми хотел попробовать. Я не знаю, разговаривал ли он с Ширяевым и Тихоновым. Или он сразу понял, что вот этот совсем мальчишка, он наиболее такое, уязвимое место. Может быть, вот в этой немножко истеричной, как мне представляется, браваде на суде, дескать я, там…
С. БУНТМАН Может, он увидел вот эту слабинку…
А. КУЗНЕЦОВ Может, он увидел вот эту слабинку, да, вот этот ломающийся голос, вот это…
С. БУНТМАН Да, «Окладский просто Достоевский», вот по ситуации, в которой находится, лев, вы абсолютно правы, да.
А. КУЗНЕЦОВ И, в результате, ночью, когда, понятно, нервы осуждённого к смертной казни напряжены до предела, да? Он ждёт в любой момент, что стукнет намордник, да? Кто здесь на «О» — выходи, вещи не брать, да? Вот он приходит к Окладскому, и мы на пару минут их оставим.
С. БУНТМАН Да. Не забудьте, конечно, и подписываться на канал «Дилетант». Он тоже толковый, не одним «Живым гвоздём» обходимся мы-то.
А. КУЗНЕЦОВ Да.
С. БУНТМАН Да-а-а. Вот, и не забудьте, пожалуйста, о shop.diletant.media, ещё ко всему. Там много всего хорошего, и каждый день вывешивается в телеграм-канале «Дилетант» и shop. diletant.media тоже — вывешивает свои новинки и вывешивает то, что у нас ещё осталось не раскупленным. Там просто чудесные совершенно вещи есть, и таким образом вы можете и себе купить что-нибудь хорошее, и помочь — мы этого не скрываем — каналам «Живой гвоздь» и «Дилетант». Так что пользуйтесь shop. diletant.media.
А. КУЗНЕЦОВ До non/fiction…
С. БУНТМАН Вася Пупкин смотрит канал «Дилетант», не слышал он. Интересно — смотрит и не слышал!
А. КУЗНЕЦОВ Невозможно, это невозможно. До non/fiction ещё достаточно далеко, Московская международная книжная ярмарка уже закончилась, так что прямая вам дорога на shop. diletant.media. Сейчас Александр нам покажет следующую картинку.
Вот, собственно говоря, с этой ночи начинается вот эта папка. Ну, понятно, что сама папка появится значительно позже, это не первая обложка тех бумаг, которые в неё будут вложены, потому что здесь написано: «Дело департамента полиции. Делопроизводство секретное. О потомственном почётном гражданине Иване Александровиче Петровском». Ну, если бы даже здесь не стояла дата (стоит дата 1907 год), можно было бы сказать совершенно точно, что эта обложка появляется не раньше 1902-го. Именно в 1902-м Иван Александрович Петровский становится потомственным почётным гражданином. Но первый шаг к этому делается в ту самую ночь. Окладский, видимо, сломался сразу. Ну, сразу — я имею в виду, что он сломался в ту же ночь. Сколько там часов ушло у Комарова, какие именно аргументы он выдвигал, мы, в общем, знаем. Знаем из единственного источника, который… скажем, к которому надо относиться с очень большой осторожностью. Уже в советской тюрьме, ожидая советского суда, Окладский напишет свою автобиографию. Конечно, он будет там всячески вилять, конечно, он будет стараться всё в выгодном для себя свете показывать. Но что-то она безусловно… — как говорится в анонсах фильмов, «основано на реальных событиях». А уж какие события он драпирует, а какие, напротив, выпячивает, каким пытается дать другую окраску… Это чрезвычайно увлекательная работа — сопоставление с другими имеющимися документами. Частично эта работа сделана, частично ещё ждёт своего исследователя, но вот документы, которые в этой папке будут храниться, теперь уж можно сказать, — они, на мой взгляд, исключают версию о том, что советская власть набросилась на Окладского для того, чтобы задрапировать реального человека, выдавшего «Народную волю». Я наткнулся в Сети на книгу, в которой излагается версия — не как доказанный факт, но как версия — что на самом деле полиция выпячивала Окладского и что в значительной степени вот эти материалы сфабрикованы, да? Как отвлекающая фигура. А что на самом деле на следствии, уже будучи арестован, не выдержал и выдал значительную часть народовольцев один из основателей партии Александр…
С. БУНТМАН Александр Михайлов.
А. КУЗНЕЦОВ …Михайлов, да. Совершенно верно. Вот на мой взгляд, в пользу этой чрезвычайно смелой версии аргументов нет и, насколько я могу судить, Окладский, по меньшей мере, вот, со стороны этого нашего, интересующего нас сегодня процесса, Окладский — не созданный Департаментом полиции симулякр, а человек, вполне, так сказать, активно работавший по делу.
С. БУНТМАН Да. И здесь ещё в отличие вот как бы, как лев здесь в чате говорил, в отличие от Достоевского Окладский ведь не получил ни срока, ни каторги.
А. КУЗНЕЦОВ Не совсем.
С. БУНТМАН А как у него было?
А. КУЗНЕЦОВ В отличие от Фёдора Михайловича, имеется в виду дело о… Семёновский плац, дело петрашевцев, да. Нет, конечно, так, как Достоевский, он не получил. Он получил, ему смертная казнь была заменена на вечную каторгу. Вот судя по всему, в ту самую ночь он сломался, когда Комаров, уже зная, что заменено. Ну или точнее, скажем так: вот в ночь, когда он первый раз к нему пришёл, он ещё не знал, что уже состоялось решение о замене, но он знал, что к тому идёт. Он знал, что, так сказать, ожидается, что троим заменят смертную казнь вечной каторгой, и он, собственно, Окладскому сказал: «Вот есть такая опция», и Окладский стал спасать свою жизнь. В общем, здесь всё просто.
С. БУНТМАН Угу. То есть, в отличие, там… здесь было царское помилование, а он здесь обусловил его.
А. КУЗНЕЦОВ Совершенно верно, хотя государь об этом, естественно, не знал. Ну, и, значит, дальше Окладского начинают использовать по классической программе. Он по-прежнему в тюрьме. Ему явно совершенно дают понять, что он должен отработать, показать свою работу. Его используют тремя способами: два способа — это опознание, опознание по фотографическим картам или словесному описанию (он говорит: «А это вот, скорее всего, этот, а этот, скорее всего, этот»). В частности, из тех, кого он точно опознал — известный народоволец Тригони, а от него пойдёт, значит, ниточка, потому что он опознает по фотокарточке Тригони, а полиция уже будет знать, вот этот человек снимает там-то квартиру. Именно на квартире у Тригони засада возьмёт Желябова, и не только его. То есть выдача Тригони — это не только выдача конкретно его. Окладский выдаст две квартиры явочных, которые он знал, Окладский сообщит про бомбы под Каменным мостом (вот те самые, о которых полиция не знала и их выловит, эти две гуттаперчевые мины, ну точнее в гуттаперчевой оболочке). Второе — он будет использоваться для опознания вживую, через секретный глазок — он будет смотреть на человека, находящегося в допросной комнате, и, так сказать, либо узнавать его, если этот человек был ему знаком. Всё-таки у народовольцев конспирация была поставлена, не идеально, но кое-как была поставлена, но о некоторых он говорил: «Предположительно этот, вот похоже, вот я слышал о таком человеке». Одним словом, мы не можем точно сказать, о каком количестве опознанных им и выданных им людей речь идёт, но, видимо, о двух-трёх десятках. Ну и наконец, третье, самое, пожалуй, в этой ситуации нехорошее — его использовали как «наседку», но не подсаживая в камеру прямо, а перестук. Его сажали в соседнюю камеру, и дальше: «Вот я такой-то, вот я такой-то. А ты как? А ты что?» Ну и дальше, всё, так сказать…
С. БУНТМАН По этой схеме, да? Знаменитой азбуке, да…
А. КУЗНЕЦОВ В результате он просидит в тюрьме, ну вот работая в таком качестве… Можно не сомневаться, что и питание у него другое, и папиросы ему дают и, так сказать, ещё какие-то там поблажки по режиму, когда это позволяется условиями. Кстати говоря, (косвенно, не напрямую, потому что напрямую они не были знакомы), но по результатам тех разработок, которые были сделаны с участием Окладского, в сети попал такой совершенно уникальный член исполкома «Народной воли», как Николай Клеточников.
С. БУНТМАН Да, знаменитый Клеточников!
А. КУЗНЕЦОВ Единственный человек, единственный из народников, кому удастся пробраться на ответственнейший, хотя маленький-маленький, незаметненький-незаметненький пост…
С. БУНТМАН Ну, документы там у него, картотеки…
А. КУЗНЕЦОВ Да, документики через него…
С. БУНТМАН Но он же был смертельно больной человек, да?
А. КУЗНЕЦОВ Ну как — смертельно. Он был болен туберкулёзом, уже когда он пришёл к Михайлову и начал предлагать себя в качестве террориста, а Михайлов опытным своим взглядом посмотрел на него и сказал: «Знаете, голубчик, как террорист вы нам не подходите, да, вы физически не то, но вот есть работёнка…», и начнёт его использовать сначала как наживку, крючок для провокаторов, а потом так получится, сойдутся звёзды, что Клеточникову удастся устроиться сначала в Третье отделение, а потом, когда его в 1880 году реформируют, соответственно, в Департамент полиции, где он окажется на ключевом месте — чиновник вроде не высокого ранга, но через него будут идти секретные документы, сводки и всё прочее. А он ещё памятью совершенно фотографической обладал. Есть воспоминания, как он приходил на явочную квартиру и говорил: «Записывайте», и из него, как лента телетайпа…
С. БУНТМАН Да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ …"к аресту такой-то, такой-то, такой-то", значит, «к проверке такой-то, такой-то, такой-то…»
С. БУНТМАН Нет, Клеточников, лев — не Окладников наоборот, нет, это разного совершенно…
А. КУЗНЕЦОВ Нет, это люди абсолютно разной природы. Клеточников пришёл в «Народную волю» взрослым человеком — ему 30, у него за плечами уже 10 лет беспорочной чиновной службы, благодаря чему он и попадёт в Третье отделение. Его же будут проверять, но отовсюду будут приходить хорошие рекомендации: чиновник усердный, нет, не был, не замечен.
С. БУНТМАН Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ Нет, с историей Клеточникова очень много всего интересного, кому интересно — прочитайте…
С. БУНТМАН Это прочитайте сами, да.
А. КУЗНЕЦОВ Вот.
С. БУНТМАН Дальше…
А. КУЗНЕЦОВ А дальше, уже понимая, что он уже что-то отработал и что-то заслужил, ему заменяют вечную каторгу сначала поселением в Восточной Сибири. Я не помню: то ли он до неё вообще не доехал, до этой Восточной Сибири, его свернули на Кавказ, то ли он доехал туда очень ненадолго и его отправили на Кавказ. На Кавказе он попадает в хорошие, ласковые и умные жандармские руки, и там по полной программе уже работает в качестве, по сути, провокатора.
С. БУНТМАН А теперь, вот, теперь становится провокатором.
А. КУЗНЕЦОВ Да. Скажем так, он не создаёт, он не провокатор в совсем таком, стопроцентно классическом смысле слова — он не создаёт организации, это не дело «Нового величия», это не дутые вот эти жандармские…
С. БУНТМАН Ну там много было разновидностей.
А. КУЗНЕЦОВ Когда молодёжь, как светлячки на огонёк…
С. БУНТМАН Там было много разновидностей, и помимо Азефа, там было очень много.
А. КУЗНЕЦОВ Здесь подливает керосинчику, здесь подкладывает…
С. БУНТМАН Но подливает.
А. КУЗНЕЦОВ Подливает, подливает. Провокатором его назвать можно, и это корректно.
С. БУНТМАН Да.
А. КУЗНЕЦОВ И в результате начинается совсем другая жизнь. Вот, например, из этой же вот папочки, которую вы видели: «25 апреля 1873 года. Пекарский», — это вот этот самый умный, ласковый жандармский, не помню, полковник, по-моему, начальник Тифлисского жандармского управления… «Известный Вашему Высокопревосходительству», — это директору Департамента полиции он пишет, а директор Департамента полиции — фон Плеве. «Известный Вашему Высокопревосходительству Иванов на днях заявил желание служить агентом при вверенном мне жандармском управлении»… О зарплате речь пошла, да? «Причём поставил условие, чтобы ему ежемесячно выдавалось жалование в размере 50 рублей». Ну, чтобы вы себе представляли масштаб цен, 50 рублей — это жалование, которое (ну, зависело от ведомства), ну так, среднестатистически ежемесячно получает чиновник уровня надворного советника, то есть подполковника на армейские деньги. Шестой…
С. БУНТМАН Седьмой класс.
А. КУЗНЕЦОВ Седьмой, седьмой, совершенно верно, седьмой класс Табели о рангах, да. Вот это примерно 50 рублей. Но дело в том, что, помимо этого, ему же легализоваться надо — он слесарь — ещё его устраивают, то есть он сам устраивается, слесарь тогда находил работу достаточно легко — всё-таки квалифицированный рабочий. А слесарь на механическом производстве — это ещё рублей 35−40. То есть на самом деле он получает, да ещё в провинциальном Тифлисе, где цены, естественно, не петербургские, не московские — он уже начинает кататься практически как сыр в масле. Кататься он будет… Да, ну и на Кавказе он пробудет тоже достаточно недолго — год или полтора. Дальше — Петербург, дальше специальный канал для связи, в случае необходимости, с правом являться на секретную конспиративную квартиру для личных бесед с Плеве. Плеве с ним был знаком и остались либо завизированные Плеве, либо даже собственноручно написанные резолюции, касающиеся этого самого Ивана Петровского — вот наконец определились с его легализацией. В 1891 году по своему прошению, то есть прошло… 10 лет прошло — он должен ещё гнить на каторге, а ему уже за усердие в службе — личного, для начала, почётного гражданина. Это такое полупривилегированное сословие. Это ниже, конечно, чем купец, несравненно ниже, чем дворянин, но лучше, чем мещанин, не говоря уже о крестьянине. Ещё через одиннадцать лет, вот вы видели на папке, он получит потомственного почётного гражданина. Сейчас нам Саша даст третью картинку. Вот, уже профессиональный…
С. БУНТМАН Он продолжает своё дело.
А. КУЗНЕЦОВ Он продолжает своё дело. Другое дело, что мы не знаем точно, значит, кто и что становились его жертвами в 20-м веке. Вот, его деятельность более или менее с именами и фамилиями прослеживается до второй половины девяностых годов.
С. БУНТМАН Угу.
А. КУЗНЕЦОВ Дальше то ли материалы пропали, то ли что. Но! Медицинский факт. В 1902-м он получает потомственного почётного гражданина, явно не только за давние заслуги. Но самый убийственный для него факт: зарплату, а она вырастет до ста пятидесяти рублей, это уже оклад полкового командира в месяц, и пенсию, последнюю пенсию он получит в феврале 1917-го.
С. БУНТМАН Может, это идёт автоматически, но сомневаюсь. Я вот к чему говорю, что этими вещами занимались великие искатели провокаторов, как Бурцев и так далее.
А. КУЗНЕЦОВ Бурцев о нём упоминает в нескольких местах, но конкретно к делу Окладского он отношения не имел. А вот перед вами… Сейчас нам Саша покажет такого импозантного, значит, джентльмена, но это более поздние времена, это уже конец двадцатых годов. Значит, перед нами Николай Сергеевич Тютчев. Кстати говоря, не прямой, но достаточно… Племянник. По-моему, он племянник, или внучатый племянник поэта. Нет, наверное, внучатый племянник. Но он из тех Тютчевых. Он гораздо менее известен, чем Бурцев, но он тоже очень немало в своё время, так сказать, сделал…
С. БУНТМАН Тоже охотник на провокаторов.
А. КУЗНЕЦОВ Тоже охотник на провокаторов. А самое главное, Временное правительство ведь действительно было правительством демократическим и, я бы сказал, таким леводемократическим. И Временное правительство создаёт особую комиссию по разбору дел Департамента полиции. Это одна из подкомиссий той самой большой комиссии по расследованию вообще деятельности царского правительства, в которой Александр Александрович Блок служил…
С. БУНТМАН Да, да.
А. КУЗНЕЦОВ …в которой Набоков и так далее. И вот Временное правительство передало материал Третьего отделения департамента полиции для разбора в эту самую комиссию. И Тютчев вместе… Саша, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию. Да, здесь человек другого поколения, он значительно моложе.
С. БУНТМАН В круглых очках.
А. КУЗНЕЦОВ Да, в круглых очках, такой, явно из академической среды. Это очень известный уже в советское время историк Щёголев, как раз специализировавшийся в советское время на этих вопросах, именно потому что он… Вообще-то если я не ошибаюсь, историк чуть ли не искусства был. Но оказавшись, как профессионально знакомый с архивным делом человек, в этой комиссии… Это стало таким своеобразным поворотом, и Щёголев будет выступать в качестве эксперта на суде в 1925 году по делу Окладского. И вот эта самая тютчевская комиссия, её так неофициально называли, значит, весь короткий период Временного правительства занималась систематизацией и описанием дел и документов Департамента полиции. А советская власть её сохранила, эту комиссию, поскольку, так сказать, полезное начинание, и она просуществовала до конца 1919 года. А после этого был создан специальный секретный стол — ну, стол в терминологии того времени это отдел — секретный отдел при историко-революционном архиве Петрограда, а Тютчев так же и остался работать, только теперь уже в этой самой новой, так сказать, структуре. И именно они наткнулись на дело Окладского, но самого Окладского — ничего не было о нём известно.
С. БУНТМАН Ещё после февраля, ещё в февральские времена?
А. КУЗНЕЦОВ Да, после февраля. Всё. Нет. Где. Понятно, хаос, гражданская война, военный коммунизм, да, тут Юденич. Кто ж будет Окладского искать? Но затем потихонечку материалы во этой комиссии начнут, что называется, оперативным путём разрабатывать. И ведь тогда, в первой половине 1920-х такие процессы, как процесс Окладского, их будут десятки.
С. БУНТМАН Да, их будет ещё…
А. КУЗНЕЦОВ Будет Малиновский, будет знаменитая Серебрякова — дама гораздо более интересная, чем Иван Фёдорович. Может быть, когда-нибудь мы и о ней сделаем, там, через какое-то время, потому что в отличие от Окладского, кто, похоже, работал достаточно механически, она-то с удовольствием, она-то со вкусом, она-то с артистизмом, с инициативой, сама предлагала разработки. Такая судейковщина, я бы сказал. Вот. А тем временем, Окладский, оглядевшись, и, так сказать, поняв условия…
С. БУНТМАН Но у него другая фамилия.
А. КУЗНЕЦОВ У него другая фамилия — он Петровский.
С. БУНТМАН Да, он совершенно другой человек.
А. КУЗНЕЦОВ Петровских — как котов недавленых.
С. БУНТМАН Да, больше, чем Разумовских, да.
А. КУЗНЕЦОВ Вспомните две фотографии: одно дело — он, так сказать, молодой рабочий парнишка, а тут — благообразный старичок.
С. БУНТМАН Хотя… не старичок — старик. Красив!
А. КУЗНЕЦОВ Красивый, да. Хотя в 1917 году ему — 58 лет.
С. БУНТМАН Ну, немолодой, красавец, как и был.
А. КУЗНЕЦОВ Ну, у него такое амплуа — старичок. Вот он как бы загримирован под горьковского Луку. Вот кажется, что он сейчас выйдет и начнёт утешать…
С. БУНТМАН Да, но в исполнении очень, там, серьёзного провинциального актёра.
А. КУЗНЕЦОВ … и сейчас начнёт утешать умирающую слесаршу, что ты, матушка, потерпи, может, оно и к лучшему.
С. БУНТМАН Да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ И поскольку у него в руках замечательная рабочая специальность — слесарь, он устраивается на один завод, и вдруг среди рабочих в его сторону идёт негатив. Причём первая часть негатива понятна — он мастер, он устраивается мастером, потому что в прошлом, до революции, он на заводах работал уже сначала помощником мастера, а потом мастером, и, соответственно, сейчас он тоже начальник. И к нему как к мастеру прижимистому, вообще, видимо, нехорошему — к нему негативное отношение. Но вдруг в рабочей среде откуда-то берётся слух, что он был провокатором полиции до революции.
С. БУНТМАН Интересно, откуда.
А. КУЗНЕЦОВ Он куда-то исчезает, уезжает, по-моему, в Карелию, в Петрозаводск, что ли, устраивается на другой завод — а там опять слух, что он… Вот это я не смог установить, откуда, и вообще, пытался ли кто-то понять, как в рабочей среде зарождаются эти слухи. Но дальше он делает ход феерически ошибочный.
С. БУНТМАН Может, болтнул что-то… хотя странно.
А. КУЗНЕЦОВ Вот, мы оба, хотя и не бог весть какие шахматисты, но любим это дело…
С. БУНТМАН Да, любим.
А. КУЗНЕЦОВ Вот ход, который он сделает, в записи шахматной партии обычно сопровождается двумя вопросительными знаками.
С. БУНТМАН Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ Совсем провальный ход, ход, который приводит к моментальной утрате, так сказать, каких бы то ни было надежд на выигрыш. Он, видимо, чувствуя, что опять, может быть, придётся уходить, а у него запасов, что ли, нет и он вообще устал, он пишет: «Вот вы меня гнобите тут, уволить собираетесь, а ведь я пострадал при царизме, я вот по народовольческому процессу привлекался».
С. БУНТМАН Опа!
А. КУЗНЕЦОВ Живых народников, ну, было ещё, конечно, не один и не два, но всё-таки, это же первые годы советской власти — имена Желябова, Перовской звучали, того же Михайлова, живого Морозова, звучали так же громко, как имена Марата, там, Робеспьера, и так далее, пароходы называли, улицы. И конечно, он этим привлёк к себе внимание. В 1923 году опер-чекистская разработка начинается, а тем временем, вот эти документы на Михайлова, которые нашла комиссия… То есть, на Михайлова, на Петровского, извините, я оговорился.
С. БУНТМАН Хорошая оговорка, да.
А. КУЗНЕЦОВ На Петровского, которые нашла Тютчевская комиссия — там же нет фамилии Окладский. Но дело в том, что установить очень просто — в документах есть справка на этого Петровского, и в справке честно сказано, что на процессе 1880 года был приговорён к смертной казни, а дальше то-то, то-то. Пятеро было приговорено…
С. БУНТМАН Ну, друзья мои, двух повесили, да.
А. КУЗНЕЦОВ Двух сразу казнили, а двое в течение последующих двух лет умерли на каторге. То есть было понятно, кто это, Окладский вычислялся за несколько секунд. Ну, и сопоставили всё это. На следствии он сопротивлялся очень искусно. Сначала… Он прошёл все стадии, да? Только не гнев-торг-отрицание, а отрицание-гнев, а дальше начинается торг. Вот с момента, когда он скажет: «Да, я Окладский», — дальше уже торг: «ой, да нет, ой, вот не это самое». Ну вот, например, на суде он будет говорить — уже на суде, а не на следствии: «Я не великий провокатор, отнюдь нет. Когда я слышу, что мне приписывается разгром «Народной воли», то я говорю, что это мне слишком много чести».
С. БУНТМАН А!
А. КУЗНЕЦОВ «Я не знаю, чем объясняется то обстоятельство, что и во всеподданнейших докладах, и во всех документах, исходящих от Департамента полиции жандармских управлений, имеется перечисление моих заслуг — таких заслуг, которых я за собой не знаю. Я не знаю, почему, в частности, указывается на то, что благодаря мне были обнаружены лица, принимавшие участие в акте 1 марта», — тут он давит на алиби: я же уже сидел, да, к моменту покушения 1 марта. «Софью Перовскую я знал, но не встречал в Харькове. В Петербурге же я совершенно не видал, я не знал, что она была близка Желябову, я не знал адреса Желябова, не знал, под какой фамилией он жил, я не знаю, при каких обстоятельствах он был арестован, с кем и у кого». Он рассчитывал на то, что неизвестно про его работу по перестуку, потому что это всё оттуда, конечно. Это всё получено активными следственными действиями. Саш, дайте нам, пожалуйста, ещё одну картинку. Вот я скомпилировал, значит, людей, которые будут представлять, ну, фактически обвинение, потому что суд (а на самой левой фотографии вы видите «совесть партии» — Арон Сольц).
С. БУНТМАН Да, это Сольц.
А. КУЗНЕЦОВ Это Сольц, да. Так вот, Сольц — судья в этом процессе. Но поскольку, в общем, было понятно, что революционный суд — это вам не какой-нибудь суд, где судья нейтрален и просто следит за соблюдением сторонами всяческих, так сказать, формальностей — я счёл возможным его подселить к двум другим. Государственный обвинитель — Крыленко — хорошо известная фигура. Очень интересный человек поддерживал общественное обвинение — это Корф — тоже старый народник, так сказать, социал-демократ впоследствии. Вот из двух обвинителей он, я бы сказал, произнёс гораздо более толковую и связную речь, потому что Крыленко… Его речь издана в сборнике «Судебные речи», который вышел ещё до того, как, значит, произноситель этих речей оказался врагом народа, кстати, совсем незадолго до этого, по-моему, меньше, чем за год, вышли судебные речи Крыленко. Вот когда я читал (у нас эта книжка была на даче, так сказать, в старых книгах у нас был сборничек судебных речей Крыленко, я их читал, по-моему, ещё школьником или студентом младших курсов), ну и вот казалось, что да, оратор известный, вот это самое… Сейчас я прочитал эту речь и думаю: ой, что-то как-то совсем неудачно. Пролистал ещё пару — Крыленко был плохим судебным оратором. Их обычно через запятую с Вышинским…
С. БУНТМАН Ну, Вышинский это там, там, рулады и словесная вязь…
А. КУЗНЕЦОВ Нет, нет, Вышинский, я себе представляю, там и исполнение, видимо, было более качественное, но даже и когда смотришь текст… Но у Вышинского и правовой и юридический анализ, когда это было нужно, у Вышинского просто на порядок…
С. БУНТМАН Ну и тем мерзее он становится.
А. КУЗНЕЦОВ Это правда, я не к тому, что Вышинский стал мне симпатичен, да, или Крыленко, там. Крыленко мне тоже давно несимпатичен, зная его биографию, но дело в том, что Крыленко всё время как-то вот на классовое, Крыленко там чуть ли ни четверть речи отводит на то, чтобы: «А вот, значит, Окладский врал, что он сын крестьянина. На самом деле, когда он родился, его отец уже торговлей занимался».
С. БУНТМАН Ну то есть надо было сделать его мерзавцем даже до рождения.
А. КУЗНЕЦОВ Нужен был портрет… Мерзавцем классовым, да.
С. БУНТМАН До рождения. Потомственный мерзавец, да.
А. КУЗНЕЦОВ На классовой основе.
С. БУНТМАН Ну что, подводим итог.
А. КУЗНЕЦОВ Да. Смертная казнь, но сразу же, с учётом преклонных лет и давности преступления — 10 лет. Он проживёт около года в тюрьме и скончается от естественных причин в 1926 году.
С. БУНТМАН Да. А вообще история провокаторства — потрясающая штука. Я надеюсь… Об этом многое пишут, но я надеюсь, будут опубликованы ещё и документы очень важные, которые… Провокаторство было доведено до невероятного и устрашающего искусства именно после убийства Александра II. Именно тогда.
А. КУЗНЕЦОВ Да, Судейкин, дегаевщина — всё вот это вот.
С. БУНТМАН Да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ Игры в провокацию, совершенно чудовищные.
С. БУНТМАН Да. Это да. Ну что же, давайте, друзья, я вам должен сказать, что в следующий раз опять все могут подождать, пока Алексей Валерьевич будет удить рыбу.
А. КУЗНЕЦОВ Ну, Европа. Не будем всех… Европа может подождать, пока русский царь ловит рыбу.
С. БУНТМАН Европа. Европа сможет подождать. Так что у нас небольшой перерыв в следующий раз. А на «Живом гвозде» через 5 минут мы встречаемся, я встречаюсь со Станиславом Александровичем Белковским, и в такое неурочное время, на ночь глядя, мы с ним поговорим.