Исполнение Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича 9 августа 1942 г. в блокадном Ленинграде, в Большом зале филармонии оркестром Ленинградского радиокомитета под управлением К. И. Элиасберга, стало не только уникальным явлением в музыкальной культуре, но и важнейшим социально-политическим событием. Об историко-музыкальном проекте Санкт-Петербургской Филармонии «Седьмая симфония. Партитура памяти», посвящённом 80-летию Ленинградской симфонии, рассказывает его куратор, доктор исторических наук заместитель директора СПбИИ РАН Юлия Кантор
— Когда Вы задумались над проектом, у вас не было опасений, что вы пойдёте по проторенной дороге и он станет некой компиляцией?
— Юбилей — это прекрасный повод рассмотреть событие через призму истории как через увеличительное стекло. Я понимала, что, если такой проект «придумаю», то он точно должен не быть вариацией на уже известные темы. В том была и трудность создания концепции. Любой историк выбирает для себя темы, которые его интересуют и кажутся ему недостаточно изученными, но создающими впечатление, что о них уже сказано всё. Это относится к Седьмой симфонии Шостаковича — наверное, самому известному из произведений, написанных в период Великой Отечественной. Хотя во время войны музыка писалась, в том числе и симфоническая, и много занимались ею музыковеды, специалисты по истории культуры военного времени. Но всё-таки большое количество тем, сюжетов, интерпретаций осталось как бы за кадром. И разные аспекты бытования памяти о Седьмой симфонии в разных городах и странах, на мой взгляд, представляют большой интерес не только музыковедческий, но сугубо исторический и даже историософский.
Идея возникла у меня в декабре 2021 года, через месяц — полтора появились первые очертания трёхчастного разножанрового проекта. И с конца января, когда Филармония после нескольких детальных обсуждений сказала «да» этому сложному и весьма непривычному для неё проекту, мы начали интенсивно работать. Для проекта такого масштаба полгода подготовки — очень небольшой срок.
Парадокс в том, что знание о премьерах Седьмой симфонии Шостаковича, состоявшихся 80 лет назад, весьма дискретно. Мы знаем об оркестре, который играл эту симфонию в Ленинграде, о дирижёре, что-то и о том, где, в каких городах она исполнялась, но, как выяснилось, далеко не всё. Для меня очень важно — если отвечать на ваш вопрос — показать географию памяти: где симфония исполнялась и что о ней и об этом событии помнят в тех регионах, где она звучала в 1942 году. Это принципиально важно, потому что это тоже в то время было одним из факторов единения.
Мне интересно, что осталось за кадром: репетиционный процесс, доставка партитуры, мысли и чувства самих оркестрантов, выбор дирижёров, ощущения публики в разных регионах СССР и за рубежом, и много другое, в том числе то, что не попало на страницы газет. Как человеку, который занимается не только собственно историей, но и прикладным её использованием, если можно так выразиться, меня интересовало, что осталось в архивах, в музеях, как мемориализуется память.
Это для меня огромное удовольствие и одновременно огромная трудность. Потому что надо знать, где и что искать, у кого спрашивать, искать нити нахождения аргументов и артефактов. Собственно, это одна из доминант — показать, визуализировать географию памяти, при этом демонстрируя в подавляющем большинстве вообще неизвестные документы. Проект раскрывается такими интересными гранями, что становится полноценным исследовательским, источниковедческим.
— Вам удалось найти неизвестные документы?
— Документ — это не только лист с текстом. Документ эпохи — это более широкое понятие, это то, что рассказывает, предъявляя факты и образы, о времени, о событии. Да, могу сказать, что удивительные вещи выявляются. Я могу привести только несколько примеров. Благодаря документам стало возможным, например, уточнить дату, которая даже в музыковедческой литературе считалась неизвестной, а именно — день первого исполнения Седьмой симфонии Шостаковича на Урале. Это удалось подтвердить благодаря фактам, выявленным в Оренбургском краеведческом музее: в Чкалове (Оренбург) симфония прозвучала на следующий день после премьеры в блокадном Ленинграде, которая, как известно, состоялась 9 августа. В Чкалове 10 августа её исполнил оркестр Ленинградского Малого оперного театра, находившийся там в эвакуации.
Ещё один «открывшийся» сюжет связан с исполнением Седьмой симфонии в Новосибирске. Мы покажем на выставке сенсационный артефакт — оригинал партитуры, по которой дирижировал Евгений Мравинский в Новосибирске, где оркестр Филармонии находился в эвакуации. На репетиции и премьеру приезжал Шостакович. И на ней есть пометки и Мравинского, и Шостаковича. Этот экспонат не выставлялся никогда. О нём не было практически ничего известно, поскольку он находился в личной коллекции вдовы Евгения Мравинского — она скончалась относительно недавно. Ранее она передала архив Мравинского в Петербургский музей театрального и музыкального искусства.
Ну и ещё один пример — всегда хочется услышать голос из оркестра. В нашем случае — оркестра Ленинградского радиокомитета под управлением Карла Элиасберга, сыгравший симфонию 9 августа. Причём в оркестре, который возобновил репетиции 30 марта 1942 года, после страшной блокадной зимы осталось около 30 человек. Уточню, что это не репетиции Седьмой симфонии — её начали готовить летом, когда партитуру доставили в осаждённый город. Оркестр вернулся к концертной деятельности весной, и за время войны дал несколько сотен концертов, что совершенно невероятно. Это был единственный симфонический коллектив, оставшийся в блокадном городе. И надо было найти 80 с лишним человек для исполнения Седьмой симфонии. В течение нескольких месяцев он собирался до коллектива и сыгрывался под руководством Карла Элиасберга из абсолютно разных музыкантов — разных по уровню, возрасту, квалификации и творческим возможностям.
Мы все помним, что в Седьмой симфонии партия ударных — солирующая, доминирующая. Жавдет Айдаров, игравший на ударных, в какой-то момент перестал появляться на репетициях: настолько ослаб от дистрофии. И Элиасберг, в очередной раз не увидев его в репетиционной Дома радио, решил выяснить, как с ним дела. Оказалось, сказали оркестранты, он умер утром, и его отнесли в мертвецкую Дома радио. Элиасберг пошёл туда попрощаться и увидел, что у Жавдета чуть-чуть шевелятся пальцы на руке. Пальцы были совершенно ледяными. Он просто был без сознания от голода.
Жавдет Айдаров выжил, участвовал в премьере. Он писал письма в эвакуацию своим родителям, которые были в Ташкенте. Мне удалось найти его внука в Петербурге. Музыковед Надим Айдаров сохранил эти письма и предоставит их нам для выставки в Филармонии, которая откроется в день концерта — 9 августа этого года.
— То, что вы рассказываете, невероятно. Как получилось, что вот это всё до сих пор не был известно в профессиональной среде?
— Знаете, история — вещь неисчерпаемая. Конечно, искали и многое находили. Изучали творчество Шостаковича, исследовали ленинградскую повседневность, культурное пространство блокадного города и конкретно — работу оркестра Элиасберга. Многое, что связано с Седьмой симфонией, подробно изучено ещё в советское время и постсоветское. Другой вопрос, что теми аспектами, о которых говорила я, не занимались искусствоведы и историки. Занимались самой датой, самим произведением в музыковедческом смысле: как оно «сделано», какое впечатление производило, какой пропагандистский эффект имело в СССР и за рубежом, как его интерпретировали разные дирижеры. О симфонии написано огромное количество литературы. О Ленинградском радио и конкретно об оркестре радиокомитета написано несколько книг, начиная от документальных и заканчивая беллетристикой. Каждый ищет свои дороги, я пошла по музейно-архивной. В истории самая большая опасность — это поставить точку. Я уверена, что, когда будут отмечать столетие Ленинградской симфонии, тоже будут интереснейшие открытия.
— В рамках проекта состоится и научная конференция. Это ещё одна возможность поговорить о неизвестном?
— Заявки на научную конференцию принимаются до 9 июня, затем нам предстоит отобрать сильнейшие. И уже понятно по поступившим, что нас ждут очень интересные сюжеты и блестящие докладчики — музыковеды, историки, музейные работники, вузовские преподаватели со всей России.
— Девятого августа откроется и выставка?
- Да, и здесь будет много абсолютно неизвестных материалов и экспонатов. Выставка откроется в двух фойе филармонии — в фойе Шостаковича и в фойе Чайковского. 5 марта 1942-го симфония впервые была исполнена в Куйбышеве в присутствии автора оркестром Большого театра под управлением Самуила Самосуда. Затем она была исполнена в Москве. Потом, как я уже сказала, в Новосибирске. Между Москвой и Новосибирском были: Ереван, Ташкент и Лондон, затем Нью-Йорк, после — Чкалов (Оренбург) и Свердловск (Екатеринбург), Баку и Тбилиси. Об этом тоже пойдёт речь.
Конечно, важно поговорить о том, как сегодня помнят об этой Симфонии и что в ней есть такого, что до сих пор вызывает интерес и эмоциональный отклик специалистов и обычных людей. Выставка раскроет географию исполнений Ленинградской симфонии в 1942 году, покажет палитру впечатлений её слушателей — от лидеров государств, до творческой интеллигенции.
Впервые покажем документы архива МИДа, РГАСПИ, ЦГАЛИ, Петербургской консерватории, архивов Новосибирска, Самары, уникальные артефакты музеев Петербурга, Москвы, Оренбурга, Екатеринбурга, Новосибирска и, конечно, самой Филармонии. Это выставка — во всяком случае, я так её вижу, — расскажет не только о том, какое значение имела история в создании этой симфонии, но о том, какую роль сыграло это произведение в истории. Уточню, что уже 10 августа выставка, как и вся Филармония, закроется до начала сезона. Но с 25 сентября, когда новый сезон откроется, выставка возобновит работу.
Вечером 9 августа состоится мемориальный концерт, который пройдёт не только день в день, но и час в час по отношению к тому концерту, который состоялся 9 августа 1942 года.
— Дополнительной исторической аллюзией ведь станет то, что на сцене будет именно тот оркестр, который был там 80 лет назад?
— Безусловно. Это было непреложным условием историчности: играть Седьмую симфонию в такой день должен именно Академический симфонический оркестр Филармонии — бывший оркестр Ленинградского радиокомитета, с послевоенного времени де-юре ставший вторым филармоническим.
— Что для вас главное в проекте?
— Он очень полифоничный. Очень важно это расслышать, прочувствовать. И есть такая формула: «Это не мы слушаем музыку — это музыка слушает нас». Так вот знаете, надо оказаться достойными музыки, которая будет нас слушать 9 августа. Собственно, это моя сверхзадача.
Беседовала Екатерина Степанова