Отплытие в Японию
Стоило Лондону заявить о своём намерении отправиться в Японию, как сразу же посыпались предложения. Стать корреспондентом ему предлагали «Харперс», «Колльерс» и «Нью-Йорк гералд», но самое заманчивое предложение поступило от медиамагната Уильяма Рэндольфа Хёрста.
7 января 1904 года Джек Лондон отплыл из Сан-Франциско в Иокогаму на пароходе «Сибериа» в обществе нескольких американских и английских корреспондентов. Отправляясь в Японию, он взял с собой маленький фотоаппарат «Кодак», которому и принадлежала честь первому снабдить американскую публику военными снимками. Морское путешествие обещало быть лёгким и приятным, но сначала Лондон подхватил грипп, а потом так сильно подвернул ногу и растянул связки, что с трудом передвигался.
В конце января, за 2 недели до объявления военных действий, Джек Лондон прибыл в Иокогаму. Добравшись поездом до Токио, где корреспонденты проводили время в обществе чиновников, он быстро выяснил, что японское правительство не намерено пускать иностранных журналистов к расположениям войск.
Писатель мыкался по японским городам, пытаясь отплыть в Корею. Он знал, что хотя война ещё не объявлена, в тихом нейтральном порту Чемульпо обложенные превосходящими силами японской эскадры заперты русские суда — крейсер «Варяг» и канонерка «Кореец». Русские не сдадутся, обязательно будет бой.
Арест
Однажды Лондона приняли за шпиона и арестовали. Он прибыл из Нагасаки в Моджи, чтобы застать пароход 1 февраля, купил билет, вышел на улицу и сфотографировал 3 уличных сценки. «Моджи на военном положении. Японская полиция — «очень жаль», но всё же она арестовала меня. Конечно, я упустил пароход. «Очень жаль», но они отвезли меня в понедельник ночью в город Кокуру. Снова допрашивали. Держали под арестом. Во вторник судили. Оправдали. Конфисковали найденные 5 йен и фотографический аппарат. Телеграфировал американскому послу в Токио. Теперь он старается вернуть аппарат», — писал Джек Лондон своей будущей жене.
Джек Лондон должен был отплыть в Чемульпо в понедельник, 8 февраля, на «Киего Мару». За 2 дня до того, в субботу, вернувшись вечером из Кокуры (где ему вернули аппарат) в Симоносеки, он узнал, что «Киего Мару» задержан японским правительством. Лондон попал на маленький пароход, отправлявшийся в Фузан. Там пересел на пароход, полный корейцев и японцев, отправлявшийся в Чемульпо. Но впоследствии пассажиры и груз были сняты на берег, так как пароход понадобился японскому правительству.
В конце концов, Лондон нанял джонку и поплыл вдоль Корейского побережья до Чемульпо. «Если бы вы видели меня сейчас: я капитан джонки, с экипажем, состоящим из трёх корейцев, которые не говорят ни по-английски, ни по-японски, и пять японцев (отставших пассажиров), которые не говорят ни по-английски, ни по-корейски. Только один знает дюжины две английских слов. И с этими-то полиглотами мне придётся проплыть много сотен миль вдоль Корейского побережья», — писал Лондон.
В ночь на 9 февраля, когда писатель на джонке пробирался вдоль побережья Жёлтого моря к Чемульпо, японский флот внезапно атаковал Порт-Артур. В тот же день японская эскадра вынудила к бою находившиеся в Чемульпо бронепалубный крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец». После 50-минутного сражения получивший тяжёлые повреждения «Варяг» был затоплен, а «Кореец» взорван.
Джек Лондон добрался в Чемульпо к 15 февраля. Там он встретил 2 корреспондентов, которые опередили его. Один из них, видевший писателя и раньше, теперь не узнал его — до того он плохо выглядел после морского пути. В Чемульпо Лондон узнал, что война объявлена. Лондон опоздал к самому сражению, но он сделал фотоснимки того, что осталось от «Корейца» — железный нос, труба да обрывки корабельной оснастки над гладью воды.
В конце февраля Лондон прибыл в Сеул. Другие корреспонденты получили разрешение на проезд через Сеул, но относительно писателя власти не имели никаких указаний. Он нанял 2 лошадей, 3 пони, японского переводчика, 3 корейцев, которые должны были готовить еду и присматривать за лошадьми, и отправился к месту боевых действий. Через 2 недели он прибыл в Су-Ван — так далеко на север не забирался ещё ни один журналист, — но его тут же отправили обратно. Он доехал только до Пхеньяна, когда японское командование потребовало, чтобы он вернулся в Сеул. По иронии судьбы, основной нажим исходил от группы журналистов, застрявших в Токио. Протестуя против задержки, они указывали, что некоторым корреспондентам разрешили выехать ближе к фронту. В ответ японцы приказали вернуть всех журналистов.
Целый месяц Джек томился в отелях, а мимо его окон двигались колонны отправлявшихся на фронт солдат и запряжённые быками повозки с провиантом. Вновь он пытался прорваться на север, но натолкнулся на японские штыки. Вместе с другими журналистами он был прикомандирован к Первой колонне японской армии, но не имел разрешения следовать за ней. Он посылал гневные сообщения: «Сущая нелепица! Я выхожу из игры. Военный корреспондент так работать не может — японцы не дают нам увидеть войну». Облачившись в вечерний костюм, он читал отрывки из «Зова предков» в Христианской ассоциации молодёжи в Сеуле.
«Никогда, ни на одной войне с корреспондентами не обращались так, как сейчас. Это смешно, абсурдно, это ребячество, комедия. Днём мы (корреспонденты) отправляемся плавать в прекрасном озере — прозрачная вода глубиной выше головы. Вечером у костра проклинаем бога, судьбу и разные народы, и разные вещи, о которых не буду упоминать ради цензора. И день окончен», — недовольно писал Джек Лондон.
Возвращение в Соединённые Штаты
Апрель сменился маем, и Лондон написал Херсту, что вернётся в Америку, если тот не добьётся для него возможности посетить расположение русских войск. Но прежде чем его просьбу успели рассмотреть, произошёл инцидент, после которого возвращение в США стало неизбежным. У каждого корреспондента были слуги. Они постоянно пререкались из-за фуража. В один из споров вмешался Лондон. Его слуга утверждал, что другой украл у него сено для лошади. Джек вспылил и набросился на похитителя с кулаками. Дело приняло серьёзный оборот. Джека Лондона арестовали и доставили к генералу Фудзи, начальнику штаба. Поговаривали о трибунале. Один из застрявших в Токио корреспондентов, писатель-очеркист Ричард Хардинг Дэвис, телеграфировал президенту Теодору Рузвельту. Лондона освободили, но ему пришлось вернуться в Токио и немедленно покинуть Японию.