Выдача и казнь Пугачева
После окончательного разгрома повстанческих отрядов в битве у Солениковой ватаги под Черным Яром Пугачев с остатками своих войск перебрался на левую сторону Волги и укрылся в заволжских степях. Вскоре он пал жертвой заговора своих бывших соратников, казачьих старшин с Яика. Спасая себя, они арестовали Пугачева.
А. Кузнецов: После того, как пугачевская армия потерпела поражение у Солениковой ватаги под Черным Яром, Пугачев бежал, перебрался на левый берег Волги, где его схватил войсковой старшина и выдал властям. После этого начался первый этап следствия.
Стоит отметить, что первая секретная комиссия для проведения следствия над Пугачевым и его сторонниками была создана еще в 1773 году. Екатерина II предписала выделить группу офицеров с целью сбора сведений, долженствующих пролить свет на два вопроса. Во-первых, откуда взялась эта мысль поднять восстание, выдав себя за царя? Кто эти люди, которые возглавляют бунт? И, наконец, нет ли здесь иностранного следа? В конечном итоге такая комиссия была создана. Ее фактическим руководителем стал капитан Лунин, дядя Михаила Сергеевича Лунина.
Но вернемся к следствию. Когда Пугачев был арестован и доставлен в Яицкий городок, то один из офицеров-следователей, член вышеуказанной комиссии, Савва Иванович Маврин, сразу же приступил к его допросу. Правда, допрашивать пленника ему пришлось недолго: через два дня в Яицкий городок прибыл Александр Васильевич Суворов, который не успел к военному разгрому Пугачева, чем был чрезвычайно раздосадован…
С. Бунтман: Успел к доставке.
А. Кузнецов: Да. И который всячески хотел ускоренной и отлично организованной доставкой как-то прилепиться к этому делу. Используя большую разницу в чинах (Маврин был капитаном), он буквально отнял у следователя пленника и повез его дальше в Симбирск. Однако за эти полтора, по сути, дня Маврин успел снять первичный допрос. Пока Пугачев чувствовал себя довольно раскованно, он зафиксировал следующее (здесь Пугачев описывает, каким образом он объявился в качестве Петра III): «А на другой день просил я Еремину Курицу, чтоб велел истопить баню. Когда же оная была готова, то пошли с ним вместе. А по выходе из бани Еремина Курица спросил меня: «Что-де его у тебя на груди за знаки?» На то я говорил: «Ето-де знаки государевы». А как Еремина Курица, усумняся, говорил: «Что ты говоришь, какия государевы?» На то я ему подтвердил: «Я-де сам государь Петр Федорович». Еремина Курица замолчал, и пошли из бани к нему в землянку, где я ему и стал еще говорить с уверением, что я — подлинно государь. А он, сему поверя, делал мне, яко царю, приличное учтивство. Потом я говорил ему же, Ереминой Курице: «Естли бы яицкия казаки войсковой руки, умныя люди, ко мне приехали, то бы я с ними погутарил». На то Еремина Курица отвечал: «Ко мне-де будет скоро яицкой казак Григорей Закладной для прозьбы о лошади»…
А вот, например, рассказ Пугачева о том, как он уже в качестве государя и предводителя восстания выступает перед казаками: «Почему я в Илек и вошел. Встречен был со крестами, с хлебом и солью. И я прошел прямо в церковь, велел петь молебен и упоминать на ектениях государя Петра Федоровича, а государыню исключить, выговоря при том: «Когда-де бог меня донесет в Петербург, то зашлю ее в монастырь, и пущай за грехи свои богу молит. А у бояр-де села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами. А которыми я лишон престола, тех без всякой пощады перевешаю. Сын-де мой (цесаревич Павел Петрович) — человек еще молодой, так он меня и не знает». А между тем плакал пред богом, говоря при том: «Дай бог, чтоб я мог дойти до Петербурга и сына своего увидел здорова».
А вышел из церкви, стал на квартиру, и тут говорил также много приличнаго к своему возвышению. На квартиру принесли мне вина и пива, а я на толпу свою велел растворить питейной дом. В оное время один казак Дубовской пришел ко мне и говорил: «Я-де ваше величество узнал, ибо я в то время был в Петербурге, как вы обручались». На то я отвечал: «Ну, старичок, хорошо, когда ты меня знаешь». И говорил еще сему подобное, однакож всего упомнить не могу».
Итак, Пугачева увозят в Симбирск, где к делу подключается генерал-майор, троюродный брат Григория Александровича Потемкина, Павел Сергеевич Потемкин. Вместе с главнокомандующим Петром Ивановичем Паниным он ведет второй этап следствия. В итоге принимается решение, что суд должен состояться в Москве.
С. Бунтман: Почему в Москве? Петербург ведь ближе?
А. Кузнецов: Москва центральнее. А это значит, что информация по Руси Великой разойдется быстрее.
19 декабря 1774 года Екатериной был подписан манифест об учреждении суда. Судьями были назначены 14 сенаторов, 11 «персон первых трех классов», 4 члена Синода и 6 президентов коллегий. Всего 35 человек. Но еще в состав судей были включены и члены следственной комиссии Волконский и Потемкин, которые наряду с генерал-прокурором Сената Вяземским были главными распорядителями на процессе, проводя его в полном соответствии с волей матушки-императрицы.
Суд судом, но надо прямо сказать, что Екатерину волновал не столько Пугачев (и даже не впечатление, произведенное на Европу, хотя это ее беспокоило), сколько факт того, что самозванец был высочайшим образом удостоверен.
С. Бунтман: Подтвержден.
А. Кузнецов: Да. Накануне суда над Пугачевым Екатерина отправила Гримму, одному из своих ближайших корреспондентов, любопытное письмо: «Через несколько дней комедия с маркизом Пугачевым кончится; приговор уже почти готов, но для всего этого нужно было соблюсти кое-какие формальности. Розыск продолжался три месяца, и судьи работали с утра до ночи. Когда это письмо дойдет к вам, вы можете быть уверенным, что уже никогда больше не услышите об этом господине».
С. Бунтман: Кто вел следствие в Москве?
А. Кузнецов: Главных следователей было трое: Павел Сергеевич Потемкин, Михаил Никитич Волконский и Степан Иванович Шешковский. Последнего, кстати сказать, Екатерина II особенно ценила за умение разговаривать с простыми людьми. Была у Шешковского такая профессиональная репутация следователя, который без кнута и дыбы простого человека мог разговорить, потому что чувствовал струны душевные, знал подход, ключик и так далее.
В Москве Пугачева допрашивали 10 дней кряду (так называемый большой допрос). Плюс к этому было еще 14 других допросов, половина из которых — очные ставки, а другая — дополнительные допросы как следствие допросов других лиц. (То есть у него уточняли какую-то информацию, полученную во время допросов других лиц).
Среди судей разгорелся спор, следует ли подсудимых доставлять в Кремлевский дворец? Было решено, что поскольку оных много, устраивать чехарду в покоях дворца не стоит. Из нескольких членов суда была сформирована специальная комиссия, которая обошла всех подсудимых и получила от них клятвенные заверения, что все показания, записанные за ними, верны, что ничего изменять они не собираются. Единственное исключение было сделано для Пугачева.
С. Бунтман: Понятное дело.
А. Кузнецов: Да. Его должны были услышать живым голосом…
Что именно? Пугачеву были заданы вопросы: «Ты ли Зимовейской станицы беглый донской казак Емелька Иванов сын Пугачев?», «Ты ли, по побеге с Дону, шатаясь по разным местам, был на Яике и сначала подговаривал яицких казаков к побегу на Кубань, потом назвал себя покойным государем Петром Федоровичем?», «Ты ли содержался в Казани в остроге, ты ли ушед из Казани, принял публично имя покойного императора Петра Третьего, собрал шайку подобных злодеев и с оною осаждал Оренбург, выжег Казань и делал разные государству разорения, сражался с верными ея императорскому величеству войсками, и наконец, артелью твоею связан и отдан правосудию ея величества, так как в допросе твоем обо всем обстоятельно от тебя показано?»
Трижды Пугачев ответил на эти вопросы: «Да, это я».
С. Бунтман: Все.
А. Кузнецов: Затем генерал-прокурор Вяземский обратился к Пугачеву с двумя последними вопросами: «Не имеешь ли сверх показанного тобою еще чего объявить?», «Имеешь ли чистосердечное раскаяние во всех содеянных тобою преступлениях?»
Пугачев отвечал, что «сверх показанного в допросах ничего объявить не имеет», и добавил: «Каюсь богу, всемилостивейшей государыне и всему роду христианскому».
В итоге суд вынес приговор.
Что касается соратников Пугачева, то все они были распределены (по степени их вины) на несколько групп («сортов»), каждой из которых был вынесен соответствующий вид наказания. В общей сложности было 10 «сортов». Пугачев, как главный обвиняемый по процессу, был поставлен вне «сортов».
Итак, к первому «сорту» был отнесен казак Афанасий Перфильев, ко второму — Иван Зарубин по прозвищу Чика, Максим Шигаев, Тимофей Подуров и Василий Торнов. И так далее, и так далее.
Десятый разряд — это те, кто вообще был освобожден от ответственности, сочтен невиновным. Например, обе жены Пугачева, законная и незаконная. Их, правда, все равно отправили в ссылку, но решением Сената было подчеркнуто, что вины их нет.
В девятом разряде тоже были оправданные. Среди них фигурируют три очень интересных персонажа. Например, один из обвиненных офицеров, приговоренный впоследствии к лишению дворянства, офицерского звания и отправленный в Сибирь, стал прообразом…
С. Бунтман: Швабрина.
А. Кузнецов: Совершенно верно. Второй был стареньким прапорщиком инвалидной команды. Его сочли виновным, но по причине старости решили не наказывать.
С. Бунтман: Капитан Миронов.
А. Кузнецов: Да. А вот фамилия третьего персонажа — Гринев.
С. Бунтман: Ого!
А. Кузнецов: Да. И похоже, что именно эту фамилию Пушкин заимствовал для героя «Капитанской дочки», хотя все остальные обстоятельства совершенно другие.