В. ДЫМАРСКИЙ: Программа «Цена Победы». Владимир Рыжков, я Виталий Дымарский. Мы вас приветствуем нашу аудиторию и нашего сегодняшнего собеседника — хорошо вам известного историка Олега Будницкого.
О. БУДНИЦКИЙ: Здравствуйте!
В. ДЫМАРСКИЙ: Мы друг друга поздравлять с 8 марта не будем. Поздравим наших женщин. Не будем вдаваться в споры, нужен этот праздник или нет. Но то, что тема женская сегодня обязательна, это абсолютно точно. Поэтому мы выбрали для разговора сегодня тему, полностью соответствующую и дню, и обычной проблематике нашей программы «Цена Победы». Мы будем сегодня говорить о женщинах в Красной армии.
О. БУДНИЦКИЙ: Совершенно верно. И не просто в Красной армии, а в Великой Отечественной войне.
В. ДЫМАРСКИЙ: И Рыжков уже, я вижу, спешит с первым вопросом.
В. РЫЖКОВ: Да, у меня вопрос, Олег Витальевич, как обычно дилетантский. Вы сейчас расскажете, что женщин было огромное количество, и героизм. Но вопрос такой: а могла ли Красная армия без них обойтись? Или всё-таки то, что были сотни тысяч женщин в Красной армии, это была просто потребность, необходимость руководства страны?
О. БУДНИЦКИЙ: Спасибо за вопрос. Давайте, во-первых, определимся с количеством женщин в Красной армии. В литературе обычно приводилась и до сих пор приводится цифра 800 тыс. Но на самом деле опубликованы данные официальные Министерства обороны ещё в 1993 году: женщин в Красной армии было 490 с лишним тыс. человек. Что тоже очень много, почти полмиллиона. Возможно, их было ещё больше, потому что там явно не учтены вольнонаёмные. Была и такая категория. Но статистика не учитывает, сколько вольнонаёмных мужчин, сколько женщин. Поэтому мы не знаем. Ориентируемся на цифру приблизительно полмиллиона человек. Это первая часть ответа на ваш вопрос.
Вторая часть: могла ли Красная армия обойтись — нет, не могла. Есть такой миф о бесконечных, безграничных ресурсах СССР. И приводят всякие цитаты, что сколько бы ни убили, бабы новых нарожают. Всё это ерунда, конечно. Будто бы не считались с потерями во время Второй мировой войны. Очень даже считались, вели подсчёты, сколько людей нужно для формирования новых частей и соединений Красной армии.
Той же весной 1942 года выяснилось, что ситуация довольно сложная, если не сказать критическая. Почему? Два аспекта. Первое: колоссальные территории оказались под оккупацией. Причём и Белоруссия, и большая часть к тому времени Украины, и некоторые северо-западные территории РФ. То есть основной ресурс мобилизационный находился именно там. В СССР, напомню, в 1939 году с 1 сентября ввели общую воинскую обязанность. И народы СССР, ранее освобождённые от воинской службы, призывались. Тем не менее основной боевой костяк Красной армии составляли славянские народы. Надеюсь, меня не обвинят в шовинизме. В командном составе 3 славянских народа плюс евреи. И свыше 95% командного состава были люди этих национальностей.
Кроме того, колоссальные потери Красной армии в 1941 году. И вот Ефим Щаденко, который был членом реввоенсовета Первой конной армии, считавшийся надёжным соратником, он отвечал за мобилизацию, кадры Красной армии. Он представил записку, что совсем плохо с людьми. И было принято решение весной 1942 года о добровольной мобилизации женщин. Такой советский новояз: «добровольная мобилизация». Мобилизация бывает обязательная. Добровольная — что-то другое. Идея была такая, чтобы женщины заместили мужчин на небоевых должностях. Был перечень: бухгалтер, делопроизводитель, писари, библиотекари. Но в основном оказалось, что это войска ПВО, войска связи, медицина.
В чём ещё особенность добровольной мобилизации женщин? Ею занимались не военкоматы, а комсомол. По понятным причинам: женщины не были военнообязанными, если у них не было военной специальности (медики, переводчики — хотя это тоже не была формально специальность, подлежащая мобилизации, но тем не менее они в армию принимались). Предполагалось, что в основном это будут молодые женщины комсомольского возраста. Они состояли на учёте в комсомольских организациях. На практике, конечно, добровольно мобилизовывали женщин и состоящих, и не состоящих в комсомоле. Была описана идеальная девушка, женщина, которая должна была служить в Красной армии. Возраст — от 19 до 25−26 лет, член ВЛКСМ, желательно со средним образованием, если не с законченным, то, по крайней мере, 5−7 классов. Такая была модель.
Что получилось на практике. Документы показывают, что эта мобилизация была далеко не всегда добровольной. И состав был далёк от идеального по многим регионам, отраслям, специальностям. Это касалось и уровня образования, и многих других моментов. В том числе предполагалось, что призываемые были здоровы, но на практике оказывалось далеко не так. И был довольно большой отсев мобилизованных, некоторых отправляли обратно, потому что по состоянию здоровья и другим физическим кондициям они не очень подходили. Вот такая преамбула, как это всё происходило и почему это всё происходило.
В. ДЫМАРСКИЙ: Как это технически происходило? Комсомольские организации получили разнарядки?
О. БУДНИЦКИЙ: Да, конечно. Это было по регионам, областям. Конечно, это было совместно с военкоматами.
В. ДЫМАРСКИЙ: Как они учитывали девушек, которые не состояли в комсомоле?
О. БУДНИЦКИЙ: Они вообще отвечали за молодёжь. И потом они на места отправляли информацию, что нужно столько девушек. И там уже включались и военкоматные структуры, и комсомольские, и всякие прочие. Потом учились девушки в вузах, школах. Например, одна из девушек пишет, что у них последний звонок. В 12 часов последний звонок, в 2 часа всем сказали явиться в военкомат, в 6 часов призвали служить на каспийскую флотилию (это в Астрахани дело было). Там не особенно спрашивали, хотят служить или не хотят служить. Надо было явиться. Потом уже происходил всё-таки какой-то отбор по социальным признакам и по состоянию здоровья. Социальные признаки: дети раскулаченных (их не брали). Есть такая легенда, что в годы войны эти факторы отошли на задний план, главное — что ты воюешь, а какого ты происхождения и кто твои родители — не имеет значение. Но по-разному бывало. Потом так и случилось: больно уж много людей было нужно призвать в армию. Общая численность Красной армии за годы войны — 34,5 млн человек. Это совершенно фантастическая, невероятная цифра. Не одномоментно, конечно.
В.ДЫМАРСКИЙ: Прошли через армию.
О. БУДНИЦКИЙ: Да. Численность действующей армии и той, что была вне зоны боевых действий, приблизительно 10 млн человек в данный момент. Вот такая картина. В армии 34 млн мужчин служили и около полумиллиона, чуть меньше женщин.
Возвращаясь к социальным признакам. Кроме раскулаченных, дети репрессированных и всяких вредных элементов. Это был такой барьер, но со временем на него стали меньше обращать внимания.
В. ДЫМАРСКИЙ: Гибли, наверное, меньше, чем мужчины.
О. БУДНИЦКИЙ: Безусловно.
В.ДЫМАРСКИЙ: 500 тыс. по отношению к 34 млн — это мало, да?
О. БУДНИЦКИЙ: Конечно, это мало.
В. ДЫМАРСКИЙ: Её не надо было часто возобновлять, потому что были…
О. БУДНИЦКИЙ: Совершенно верно. Проходили допнаборы, но значительная часть была мобилизована именно весной 1942 года. Но потом позднее проходили определённые целевые наборы женщин.
В. ДЫМАРСКИЙ: Мы хорошо знаем по фильмам, книгам героических женщин. Авиационный отряд знаменитый. Партизаны. Много ли женщин из этого полумиллиона воевали с оружием в руках?
О. БУДНИЦКИЙ: Тогда давайте мы определимся по родам войск. Женщин в армию призывали практически во всех воюющих странах. Раньше или позже. И существует огромная литература о женщинах в американской, британской армии. В немецкой — позже всех и исключительно во вспомогательной. Ближе 50 км женщин к фронту в Германии не допускали. А когда в кино показывают, оказывается, что ходили немецкие женские батальоны. Это всё из области фантазий.
СССР был единственной страной, где женщины использовались в боевых частях. И в литературе, кино им уделяется наибольшее внимание. Это меньше 1% всех женщин военнослужащих, по моим оценкам. Они были в самом деле героические. Надо сказать, что вообще все женщины, которые находились в зоне боевых действий, а большая их часть находилась в зоне боевых действий, это было опасно, смертельно опасно. Да, потери были гораздо меньше, чем у мужчин, это понятно, потому что идея была призвать на небоевые должности. Но тем не менее.
Свыше 177 тыс. — войска ПВО, ещё свыше 170 тыс. — войска ПВО НКВД. Половина всех женщин — войска ПВО. Но, как правило, всё-таки в тылу: ПВО, защита неба от городов. Но когда идёт бомбёжка, это опасно. Но очевидно, что это не так опаснее, как боевая авиация или, к примеру, пехота.
Если мы говорим о численности, следующее — войска связи: свыше 141 тыс. женщин там служило. И далее — медицина: свыше 141 тыс. женщины, но чуть меньше, чем связисток.
В. ДЫМАРСКИЙ: Медицина меньше, чем ПВО?
О. БУДНИЦКИЙ: Да.
В. ДЫМАРСКИЙ: В моём представлении, должно быть больше медиков.
О. БУДНИЦКИЙ: Это я вам привожу официальные цифры Минобороны. Это единственные цифры, которые у нас есть.
Были же ещё вольнонаёмные, численность которых мы не знаем. Я допускаю вполне, что санитарки многие были вольнонаёмные. Там, где не требовалось особой квалификации. Но у нас нет этих данных. Мы можем только оценки давать. Вольнонаёмные были не только женщины, но и мужчины младших возрастов или непригодные по здоровью.
Дальше шли повара: 28,5 тыс. А потом шли водители. В ВВС было много женщин. Но тоже это обслуживающий персонал, как правило, не лётчики. Если говорить о боевых частях, то больше всего известно о женщинах лётчицах и снайперах: 99% публикаций. Они героически этого заслуживают, безусловно, но это неправильное отношение к основной массе женщин, служивших в армии в годы войны.
В армии женщины служили и до войны. И в 1941-м были женщины в армии. Но это были те, у кого была военная специальность Это медики, конечно, переводчицы. Переводчики были нужны остро, и среди них было много женщин. Наиболее интересные тексты о войне написали женщины-переводчики. Елена Казан, известная более как Елена Ржевская. И Ирина Дунаевская, замечательный её дневник. Моя коллега, историк, востоковед, в годы войны была студенткой филфака Ленинградского университета.
В. ДЫМАРСКИЙ: То есть ещё до войны в определённые училища брали именно женщин?
О. БУДНИЦКИЙ: Не совсем так. Я говорю именно о специальностях мирного времени, но они были на учёте воинском. В СССР студентки медицинского вуза, у них была соответствующая специализация. Моя жена, доктор, гораздо выша по званию воинскому, чем я. Хотя я в армии служил, а она нет. Я рядовой, а она, предположительно (потом ей уже перестали присылать), то ли капитан, то ли майор медицинской службы.
Женщины на вспомогательных должностях и на профильных служили и до войны. И подлежали мобилизации. Женщины рвались добровольцами и в боевые части. Но их не брали в 1941 году. Есть исключение: 3 авиационных полка. Это был личный проект Марины Расковой, знаменитой лётчицы, одновременно сотрудницы НКВД. Злые языки утверждали, что знаменитый перелёт Осипенко-Грязодубова-Раскова, она там была надзирающей, чтобы никто никуда не улетел. Была энергичная, героическая женщина, безусловно. Она Герой Советского Союза после перелёта знаменитого, когда они потерпели катастрофу, спаслись. Была фантастическая история. У неё был выход на Сталина. Она добилась разрешения создать 3 женских полка: ночной бомбардировочный, дальний бомбардировочный и истребительный. Это в 1941 году было основано, создано в Энгельсе под Саратовым, там была школа лётная, где женщины проходили обучение. Но это известная история, она заслуживает отдельного рассказа.
В. ДЫМАРСКИЙ: Считайте, что договорились.
О. БУДНИЦКИЙ: В этом отношении замечательном с ними проводили беседы, интервью в годы войны. И в замечательном архиве российской истории РАН хранятся эти интервью, я все их перечитал. Записаны в годы самой войны или сразу после окончания. Это чрезвычайно интересный материал. С одной стороны, это абсолютно героическая история. С другой, — совершенно бездумная. Например, чисто женских полков создать удалось только в одном случае — «Ночные ведьмы». Во-первых, это было невероятно опасно. Почему они по ночам летали? Потому что днём бы их сбили через 5 минут. Это же были кукурузники, скорость максимальная — 120 км/ч. И ночью они летали на недалёкие расстояния. И потом этот же самолёт не был рассчитан, что он будет бомбардировщиком. Он не мог брать большой груз бомб. Они делали, бывало, по 3−4 вылета за ночь. И главной их проблемой была проблема сна: они постоянно недосыпали. Чтобы брать побольше бомб, они не брали парашютов. То есть если подбивали или авария случалась, то считалось, что это лёгкий самолёт, он сам по себе парашют. И немало женщин погибли, потому что не могли с этих парашютов спрыгнуть. Потом уже, позднее, с конца 1943—1944 гг. они стали брать парашют. И много такого было интересного.
Почему я говорю, что безумная идея чисто женский полк? Они же грузили сами, подвешивали бомбы. Бомба худо-бедно 50 кг. Представьте себе женщин, которые всю ночь подвешивают бомбы. И там в этих интервью 1945 года сплошь и рядом темы: опущение матки, сможем ли мы рожать. Сама Марина Раскова, увы, не увидела создание рук своих. Она погибла в авиакатастрофе, врезалась в берег Волги: полетела в нелётную погоду. Она была штурман, но в данном случае она сама вела самолёт и погибла. А в бой они вступили в 1942 году.
И вторая категория, которая всем интересна, это снайперы. Это комсомольская идея. Вообще комсомольцы-мужчины, которые сами не воевали, секретари ЦК, были очень инициативны, чтобы для женщин что-то организовать такое боевое. Высшая школа снайперов выпустила около 1 тыс. женщин. Первый выпуск и первый набор был добровольным совершенно. Я читал интервью с ними, с руководителями, комиссарами, женщинами-снайперами. Чрезвычайно тоже интересные. Второй набор, как они говорят, был не совсем добровольным. Самая известная женщина-снайпер советская во время войны — Людмила Павличенко. Она никакую школу не заканчивала. Она выполняла роль снайпера без всякой специальной школы.
В. ДЫМАРСКИЙ: Была с вами программа, посвящённая Павличенко, мы рассказывали подробно о ней.
О. БУДНИЦКИЙ: Да, тоже это любопытная история. Комсомольцы решили подготовить 50 стрелковых бригад женских. Но кончилось тем, что подготовили одну бригаду женскую. И эту бригады отправили на охрану тыловых объектов, не отправили на фронт. Всё-таки нашлись разумные люди, которые это дело остановили.
Надо сказать ещё один момент об опасности участия женщин в боевых действиях. Нацистская Германия и её союзники не воспринимали женщин как комбатантов. Для них женщина, которая убивает мужчин, было что-то запредельное и нарушающее законы войны в их понимании. Поэтому если женщина с оружием в руках попадалась, оказывалась в плену, то судьба её была весьма прискорбна. Это тоже надо иметь в виду. Такой дополнительный риск. Именно потому, что они были женщины.
В. ДЫМАРСКИЙ: То есть они как военнопленные не содержались?
О. БУДНИЦКИЙ: Женщины содержались как военнопленные, если они не были с оружием в руках. Если и без оружия, то тоже это не являлось гарантией, что с ними всё будет хорошо. Известны случаи убийства медсестёр и многое другое. Но в их понимании это было нарушение естественного, природного закона. Никакого понятия о равенстве там не было, в отличие от СССР.
Нам известны отдельные женщины-командиры взвода разведки. И командиры танкового экипажа, пулемётчицы. Был целый ряд женщин, который реально принимал участие в боевых действиях. Но это по отношению к основной массе женщин-военнослужащих незначительное меньшинство. И мобилизация была задумана не для того, чтобы отправить их на передовую.
В. ДЫМАРСКИЙ: Деликатный вопрос: как воспринимало мужское большинство в армии приход женщин? Я сейчас не говорю про какие-то любовные истории, хотя они тоже, разумеется, случались. Но это создавало и бытовые неудобства и для командиров, чтобы обустроить женщин отдельно от мужчин.
О. БУДНИЦКИЙ: Это создавало неудобства прежде всего для женщин, а не для мужчин.
В. ДЫМАРСКИЙ: Но командиры должны всё это обустроить для женщин.
О. БУДНИЦКИЙ: Да, в приказах было, чтобы обустроить места общественного пользования. Разрабатывалась специальная одежда для женщин. Но как это часто бывало в СССР, решение было принято, но довольно спонтанно. И к этому подготовиться было сложно.
Вот реальный случай. Призывают женщин, форму худо-бедно нашли, а обуви нет. Ну нет обуви. И они в своей гражданской обуви, некоторые в тапочках, отправляются в часть. Это в документах комсомольского архива, не предположения или фантазии. Это реальность, которая была постоянной. Я уж не говорю о местах общественного пользования. В каких-то случаях их обустраивали, в каких-то не обустраивали. И это было, конечно, в высшей степени неудобно.
Что касается вопроса, который вы затронули, случалась или не случалась любовь. Вы можете себе представить, когда 34 млн мужчин, отпуска в Красной армии не практикуются. Только за какие-то особые заслуги или по ранению. Мужчины оказываются без женщин, женщины — без мужчин. И некоторые воспринимали призыв женщин в армию как-то, чтобы они удовлетворяли некоторые потребности мужчин сексуальные. Я об этом написал статью когда-то во французском журнале. И, что более доступно, «Мужчины и женщины в Красной армии», это глава в моей книге «Люди на войне», которая вышла в 2021 году. Кто интересуется, советую прочитать. Там подробнее об этом говорится.
Чтобы вы представили себе, что происходило в этом отношении. Именно в войну сложился институт ППЖ — походно-полевых жён. С одной стороны, была и любовь, безусловно. И было принуждение. Например, я недавно перечитывал записные книжки Василия Гроссмана военного времени. Только не то, что у нас издали в 1989 году в урезанном, обрезанном виде, а полностью. И машинопись, сокращённая версия есть, и собственноручно написанное. Он там уделяет особое внимание женскому вопросу.
Он едет в Сталинград на машине, 1942 год. И он пишет, какие женщины. Женщина взяла на себя всю тяжесть, как мужчина на фронте. Это одна тема. И там он замечает такие зарисовочки, когда девушки, женщины молодые по деревням ходят с гармошкой подвыпившие, провожают подружку в армию. Мужской обычай, но теперь это женщины. Или женщины плачут деревенские: дочек в армию берут. Добровольцы были в городах. В деревнях этого не наблюдалось, кроме таких регионов, где было совсем плохо, голодно. И в этих документах комсомольских были такие любопытные записи, довольно откровенные, что некоторые идут в армию из эгоистических соображений, а именно из тех районов, где голодно, плохо со снабжением. И они пришли в армию подкормиться. Когда читаешь эти вещи, впечатление в высшей степени тяжёлое.
Был такой микс в армии из добровольно туда вступивших, среди них в основном городские жительницы и очень много среди них студенток недоучившихся. Я об одной из них расскажу, чтобы это было более наглядно. И Гроссман пишет, что эти девушки мечтали стать танями, зоями космодемьянскими. Они идут в армию и встречаются с проблемой принуждения к сожительству. И вот он записывает: «По записке начальника АХО сначала плакала, потом пошла». АХО — административно-хозяйственная часть. В армию пришли девушки, и он просто пишет, кому её отправить. И не только для несения службы. Это ППЖ. У этого есть ППЖ, а у этого нет — это его записи. И он пишет, что мы, мужчины, перед ними виноваты.
Разные были способы принуждения. Например, можно было санинструктора придержать в тылу, а можно было отправить на передовую. Жизни было отведено недолго. У Гроссмана есть записи разговоров с девушками-санинструкторами из Тобольска, которые попали после школы сразу в Сталинград. Девушка просто перечисляет подруг, которые были убиты или искалечены буквально за 1−2 недели. И почему-то тогда при публикации то ли редакторы, то ли цензура выбросили замечательную фразу этой девушки Нади Костериной, там ещё ошибка в её фамилии при публикации, через «а», а не «о». Она говорит Гроссману: «Мне представлялась война, что всё горит, дети плачут, кошки бегают». Замечательная фраза, которая точно характеризует, что творилось. Эту фразу почему-то выбросили при публикации. Вот я её цитирую в эфире из неопубликованного Гроссмана. Возникает вопрос, откуда плачущие дети в Сталинграде. Там же гражданское население осталось, о чём мало кто знает. Эвакуации же не было массовой. Вывезли партийных работников, деятелей, а эвакуации не было. Там оставалось гражданское население. Это страшная история. Есть на эту тему исследования немногочисленные, но широкой публике это неизвестно.
Институт, что называется, ППЖ был достаточно распространён. Но надо понимать, что это была улица не с односторонним движением, а с двусторонним. С одной стороны, принуждение женщин к сожительству, с другой стороны, — для многих женщин это был способ как-то устроить свою жизнь, судьбу. Женихов в тылу не предвиделось. И для многих женщин, особенно из сельской местности, малых городов это была возможность встретить мужчин из гораздо более высокого социального уровня и положения.
Я сошлюсь на дневник Ирины Дунаевской, которая постоянно отбивалась от всяких притязаний. Она служила военным переводчиком. Она решила переселиться в женскую землянку в надежде, что там будет поспокойнее. И записывает в некотором ужасе, что там лексикон, как у Эллочки-людоедки, стоит трёхэтажный мат. И они только и рассуждают, что конкуренция за число звёзд на погонах у их поклонников. Это такой штришок. Повторяю, что, может быть, это сгущены краски, но было и то, и другое. При этом повторю, что служба даже не в боевых частях, в прифронтовой зоне, а большинство женщин служили именно там. Если мне память не изменяет, на 1 января 1945 года из 463 тыс. женщин, которые были на воинской службе, 318 тыс. были как раз в действующей армии, в прифронтовой зоне. Это было чрезвычайно опасно. И та же Ирина Дунаевская, которая переводчик в штабе, относительно безопасное место, была несколько раз ранена. И один раз довольно тяжело.
В. ДЫМАРСКИЙ: Есть ли какие-то общие сведения, общая цифра погибших женщин или там невозможно вычислить?
О. БУДНИЦКИЙ: Статистика по половому признаку не велась, так же, как по национальному.
В. ДЫМАРСКИЙ: У меня ещё один вопрос по поводу мобилизации женщин. Касалась ли она мусульманского населения тоже?
О. БУДНИЦКИЙ: Я особенно не обращал на это внимание. Но мне не встречалось, не попадалось. Там же условия в плане уровня образования. Надо же понимать, что образование, женское в особенности, было больше на европейской территории СССР, плюс надо понимать, что очень важно было знание русского языка. Ведь женщин брали, чтобы они заместили мужчин на должностях, которые требуют определённой квалификации, подготовки. И в этом плане 19−25 лет, образование желательно не ниже среднего, но на практике писали «не ниже четырёх классов».
В. РЫЖКОВ: Я хотел про юридический статус спросить: были ли они такие же, как мужчины? Я имею в виду по должностям, уставу, условиям службы, денежному довольствию, снабжению. Были ли у них какие-то привилегии: на 1 выходной больше, на 20 г масла больше? Или юридически они рассматривались так же, как военнослужащие мужчины?
О. БУДНИЦКИЙ: Так же, как военнослужащие мужчины. Среди женщин было свыше 70 тыс. офицеров, 183 тыс. — сержантский состав. Они служили и на командных должностях, на офицерских должностях. Конечно, довольно существенная часть женщин-офицеров были медики. Привилегий особых не было, кроме того что их пытались снабжать какими-то предметами женского туалета, гигиены. Но иногда это вызывало иронию, когда им чулки присылали. В армии немножко другие предметы туалеты были полезнее.
Кстати говоря, в сентябре 1942 года выходят разного рода приказы и распоряжения о том, как быть в случае беременности. А таких случаев было очень много. Это не рассматривалось ни в коей мере как нарушение, не говоря уже о преступлении. И там было оговорено, что офицерский состав по беременности получает полностью положенный им оклад до рождения ребёнка, в течение 35 дней после родов, в течение 28 дней. Потом они отправлялись уже в тыл, как правило. И там уже переходили в ведение социальных служб на местах. Такие случаи были очень распространены. Один из мемуаристов вспоминал, что крестьянские матушки давали просто задание дочерям побыстрее забеременеть и приехать домой. По-моему, это у Бориса Слуцкого или Давида Самойлова наблюдения и записи конкретных разговоров.
Хочу 2 слова сказать о типичной и нетипичной судьбе одной из женщин-добровольцев. О Елене Дейчман. Отчасти потому, что это моя коллега. По специальности она была историком, училась в Московском университете на историческом факультете. И это очень типичная и нетипичная одновременно история сталинского времени. Она была из семьи, которая сделала замечательную карьеру при советской власти. Папа её был партийным работником ниже среднего звена. Потом дипломатом, был 1-м секретарём советского посольства в Токио. Мама была известным врачом, заведовала отделением травматологическим в Басманной больнице, кандидатом наук, что была большая редкость в довоенный период, доцент. Если вы помните картину Нестерова «Хирург Юдин», с такими руками, Моцарт хирургии, рядом с ним стоит женщина-ассистент. Это её мама.
Потом, как обычно, папу арестовали. Но повезло ему: арестовали в конце 1938-го, когда на излёте был Большой террор. Ему дали 8 лет, а их не тронули. Дочка продолжает учиться в МГУ, мама работает. Уже волна, когда сажали членов семьи изменника родины, схлынула.
Но когда началась война, Софью, маму, вместе с двумя дочерьми выслали. Просто автоматически: все члены семьи репрессированных подлежали высылке из Москвы. Их выслали в Троицк в Челябинской области. Безумный поступок, с одной стороны. Софью даже из партии до этого не исключили. Она же оперирующий хирург, травматолог — то, что было нужно прежде всего. Потом туда эвакуировали госпитали некоторые, она получила работу по специальности, была очень востребована. А старшая дочь Елена окончила курсы медсестёр и рвалась в армию, писала всякие заявления. Я говорил, что если репрессированные родственники, не брали. Но если очень хотелось, то брали.
В итоге она добилась того, чтобы её призвали в армию. Сначала в Свердловске в тыловой госпиталь инфекционный. А потом она добилась перевода на фронт, рвалась в бой. Работала медсестрой, санинструктором, была ранена тяжело, награждена медалью. И среди прочего, любопытный мотив, она думала, что её добровольчество (патриотизм, с одной стороны, и тоска и скука жизни в Троицке, да простят меня его жители, но Елене Дейчман было там довольно кисло). И ещё один мотив важный: она думала, что её отца освободят. Вот, смотрите, дочь на фронте, ранена, награждена и проч. Она писала письма Калинину, начальнику ГУЛАГа, в разные инстанции. Но кончилось тем, что во время войны её папе дали ещё 8 лет вдобавок. Просто лагерному куму надо было работать, и он сочинил какую-то историю. Он освободился после войны и даже в каком-то министерстве работал инструктором после смерти Сталина.
Елена писала письма родственникам. Её сестра младшая много-много лет спустя издала её письма: «Сто писем с фронта». Очень рекомендую. Такое любительское издание. Письма очень откровенные и, что поразительно, как-то проходили через военную цензуру. Это очень патриотические письма, но в то же время там рассказывается о фронтовом быте. Письма отцу в лагерь доходили. С ней случилась частая история: она забеременела. Фронтовой роман. Причём роман у неё был с женатым мужчиной. Он сказал: «Езжай домой, не ты первая, не ты последняя». Она страшно была этим шокирована, поражена, возмущена. И не собиралась, как она писала, с этим «подарком» приезжать домой. Решилась делать аборт, что было преступлением по советским законам, ибо аборты были запрещены ещё до войны. Она заняла деньги у матери, та ей перевела деньги, заняла денег у окружающих и стала искать врача, который сможет это сделать. Колесила по Молдавии и Украине. С врачами было плохо. В конце концов кого-то нашла и сделала аборт. Вернулась в часть и рвалась всё время на передовую. Перешла в разведку, которая действовала на передовой линии. Опять там возникла тема, что какой-то товарищ её домогается, но она, наученная горьким опытом, повела себя иначе. Она была смертельно ранена в феврале 1945 года на территории тогдашней Венгрии, нынешней Словакии. И там где-то похоронена в братской могиле. Родственники долгое время не знали о её судьбе, просто потому что в извещении о потерях писарь нечётко написал одну букву: не Дейчман, а Дейгман написано. Вот такая необычная и в то же время типичная достаточно женская судьба военного времени. Конечно, было гораздо больше историй со счастливым концом, потому что большая часть женщин вернулась домой, внесла свою важную лепту в победу. Что касается её цены, то Елена Дейчман и многие другие заплатили её сполна.
В. ДЫМАРСКИЙ: Спасибо большое Олегу Витальевичу Будницкому.