Ничто не предвещало, что жизнь Серёжи Кравчинского окажется столь бурной. Он родился в 1851 году на Херсонщине в семье армейского врача. Отец видел сына военным и пристроил его в Орловский кадетский корпус. Окончив в 1870 году Михайловское артиллерийское училище, Кравчинский получил звание подпоручика и отправился в полк. Однако армейская жизнь молодому офицеру не понравилась, и всего через год он, разочаровав отца, подал в отставку.
Сергей выбрал для себя мирную профессию агронома. В Петербургском Лесном университете он увлёкся революционными идеями и учёбу бросил. Вместе со своим однокашником Кравчинский решил «пойти в народ». Два вчерашних студента подстриглись под горшок, переоделись в простонародную одежду и двинулись по деревням Тульской губернии, пытаясь увлечь крестьян социалистическими идеями. Революционная агитация на селян не подействовала, и уже во второй деревне странных пропагандистов сдали уряднику. Кравчинскому пришлось посидеть в тюрьме, но недолго. После побега он оказался в Швейцарии.
В уютном спокойствии альпийской республики Сергей стал общаться с анархистами, заразился их идеями и начал скучать. В 1875 году в балканской Герцеговине вспыхнуло восстание против турецкого владычества, и Кравчинский вместе с несколькими русскими эмигрантами поспешил на юг. Революционеры надеялись получить бесценный опыт партизанской войны, который может им пригодиться, когда в России неизбежно вспыхнет народный бунт. В Герцеговине имевшему военное образование Кравчинскому поручили командование артиллерией. Звучало это громко, но у восставших имелась всего одна пушка. Когда пришедшие в себя турки начали теснить мятежников, и её пришлось бросить. Балканские горы мало напоминали русские просторы, да и тамошняя партизанщина вряд ли походила на возможный бунт в России. Оставшиеся в живых эмигранты вернулись в скучную Швейцарию.
Деятельная натура Кравчинского вновь потребовала действия, и он нелегально вернулся в Москву. В России Сергей организовывал побеги из тюрем арестованных народников, попутно сочиняя пропагандистские сказки для крестьян. В его «Сказке о копейке» читателям растолковывались основы марксизма, а в «Из огня да в полымя» появлялся сам Карл Маркс. Когда выяснилось, что такие сказочные герои не очень интересны русским крестьянам, Сергей окончательно разочаровался в народничестве и вновь уехал за границу — с анархистами ему было гораздо интереснее.
В 1877 году Кравчинский подружился с итальянским анархо-коммунистом Эррико Малатестой и они решили зажечь факел свободы на юге Италии. В апреле три десятка молодых идеалистов захватили деревню Летино. На главной площади в присутствии всех жителей были торжественно сожжены портрет короля Виктора Эммануила II и налоговые регистры. Летинцам разрешили не платить никаких налогов и вообще делать всё, что им заблагорассудится. Местным крестьянам такой поворот событий очень понравился, даже священник благословил «новую власть». На радостях была устроена грандиозная пирушка, в разгар которой в Летино заявились карабинеры из ближайшего городка. Революционеры прямо из-за стола сбежали в горы, забыв в Летино большую часть своего небогатого арсенала. В течение нескольких дней всех анархистов переловили и посадили в тюрьму. За вооружённый мятеж им грозила смертная казнь, но через 16 месяцев по случаю восшествия на престол нового короля в Италии объявили амнистию, и Кравчинский вместе с остальными горе-мятежниками вышел на свободу. За время полуторагодовой отсидки Кравчинский успел разочароваться и в анархизме.
Нелегально вернувшись в Россию, Сергей примкнул к подпольной организации «Земля и Воля» и полностью отдался идее индивидуального революционного террора. Редактирования газеты «Земли и Воли» ему казалось мало. Кравчинскому хотелось самому убить кого-нибудь из царских сатрапов. В начале августа 1878 года в Петербург из Одессы пришло известие о расстреле Ивана Ковальского — активного участника подпольной организации. «Земля и Воля» считала ответственным за эту казнь шефа жандармов и главу Третьего отделения генерал-лейтенанта Николая Мезенцева. Подпольщики устроили заочный суд. Генерала обвиняли в жестоких репрессиях. Назначенный адвокат апеллировал к боевым заслугам Мезенцева и к его нестяжательству. Тем не менее большинством голосов главный жандарм был приговорён к смерти. Исполнить приговор вызвался Кравчинский.
Утром 4 августа шеф жандармов в сопровождении своего давнего друга отставного подполковника Макарова шёл по Итальянской улице в Санкт-Петербурге. Ни одного полицейского поблизости не было. Кравчинский вышел навстречу генералу и воткнул ему в грудь кинжал. Террорист запрыгнул в поджидавшую неподалёку пролётку и, безрезультатно пальнув напоследок в Макарова, скрылся. Промучившись восемь часов, генерал Мезенцев скончался.
Кравчинский опять уехал в Швейцарию, не зная, что на родину ему больше вернуться не суждено. В эмиграции он решил сосредоточиться на революционной пропаганде. В 1881 году, после убийства Александра II российское правительство потребовало от Швейцарии выдать беглого террориста, и Кравчинский перебрался в Милан. В тамошней газете «Жало» он публиковал очерки о революционном движении в России. В 1882 году автор собрал их в книгу «Подпольная Россия», которая была тут же переведена на несколько языков и издана в разных странах Европы. О книге благожелательно отозвались такие взыскательные читатели, как Альфонс Доде, Марк Твен и Лев Толстой. На обложке стоял псевдоним «Степняк», но для всех, в том числе и для российской полиции, не было секретом, что под этим псевдонимом скрывался Кравчинский. Петербург отправил запрос в Рим на экстрадицию автора, и в 1884 году Кравчинскому пришлось переехать в Лондон — Англия никогда не выдавала политических эмигрантов.
В 1885 году начали выходить большие очерки Степняка о положении дел в России. Печатались они на английском языке, и главной их целью было вызвать сочувствие у европейской публики к русским революционерам. Кравчинский организовал «Общество друзей русской свободы», которое стало собирать деньги для поддержки борьбы против царской власти. В 1888 году Степняк опубликовал роман «Жизнь нигилиста». Он был переиздан во многих странах, а на русском языке под названием «Андрей Кожухов» вышел только в 1896 году, когда автора уже не было в живых. Ученицей Кравчинского была английская писательница Этель Лилиан Войнич, автор романа об итальянских революционерах «Овод», бывшего очень популярным в СССР.
В последние годы жизни Кравчинский все свои силы направлял на консолидацию русской политической эмиграции. Для него не столь важны были взгляды отдельных революционных групп, главное чтобы они боролись против царизма. Большое влияние на Сергея оказали его встречи с Фридрихом Энгельсом. Под влиянием дружбы с одним из основоположников марксизма Кравчинский разочаровался в идее индивидуального политического террора и увлёкся мыслью о широкой политической агитации в рабочей среде. Он организовал «Фонд вольной русской прессы», который собирал деньги на издание за рубежом агитационной литературы и переправку её в Россию. Кравчинский планировал издание журнала «Земский собор», на страницах которого могли бы высказываться представители всех течений русской революционной эмиграции. Одним из последних сочинений Степняка стала книга «Царь-чурбан и царь-цапля» в которой он успел очень критически оценить нового царя Николая II.
Утром 23 декабря 1895 года Сергей Кравчинский вышел из дома и направился к своему товарищу, тоже русскому эмигранту. Тот жил в полумиле от него в лондонском предместье Шепард-буш. Дорога шла через пустырь и железнодорожный переезд. Анархист Пётр Кропоткин со слов очевидцев писал, что Кравчинский прямо на ходу читал какую-то книгу. Не отрываясь от неё, он вышел на переезд и был сбит «внезапно выскочившим из-за поворота паровозом». На похороны видного революционера и писателя собралось несколько сотен русских, итальянских, немецких эмигрантов и сочувствующих им англичан. Переведённые на русский язык сочинения Степняка стали настольными книгами для нового поколения российских революционеров. Большинство сподвижников Кравчинского через несколько лет после его смерти влились в партию эсеров. Скорее всего и он сам примкнул бы к социалистам-революционерам… После Октябрьской революции советские власти усиленно зазывали в Россию вдову Кравчинского, но та благоразумно предпочла остаться в Англии. На родину мужа она лишь передала весь его архив.