Национал-социалисты всегда испытывали пиетет перед громкими фразами и революционной терминологией, выдавая себя за силу, которая стремится отречься от старой Германии и в кратчайшие сроки построить новую. Поэтому назначение Адольфа Гитлера рейхсканцлером 30 января 1933 года было объявлено с высоких трибун именно захватом власти.
На первый взгляд, какого-либо революционного действа в тот день не произошло: рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург просто поручил формирование коалиционного правительства лидеру партии, имевшей самую крупную фракцию в рейхстаге. Кабинет был коалиционным: нацисты получили всего три портфеля из одиннадцати, остальные достались правым консерваторам и националистам. Но именно с этого момента начался отсчёт чёрных дней истории Германии, завершившихся в мае 1945 года в разрушенном Берлине.
«Захват власти» стал результатом пусть и не очень долгой, но достаточно активной политической интриги, в которую оказались втянуты довольно широкие политические круги.
1932 год закончился для нацистов в целом со знаком минус. На выборах в рейхстаг за них отдали свои голоса на два миллиона меньше, чем на прошлых выборах. Чуть ли не самый влиятельный после Гитлера в НСДАП человек, Грерог Штрассер, дошёл до того, что без ведома фюрера принял предложение от назначенного рейхсканцлером генерала Курта фон Шлейхера стать его заместителем. В результате скандала Штрассер покинул Германию, но его сторонники остались, и Гитлеру с трудом удалось сохранить хотя бы видимость партийного единства. Серия предвыборных кампаний истощила и без того не слишком богатую казну нацистов — что бы ни говорили, но финансовые круги с большим расположением поддерживали близких им консерваторов, а не уличных хулиганов из НСДАП.
Но именно в этой ситуации у Гитлера неожиданно появился союзник, на которого он ранее не рассчитывал. Консервативный беспартийный политик, когда-то близкий к католической Партии Центра Франц фон Папен, доверенное лицо рейхспрезидента, с таким трудом добившийся поста рейхсканцлера в июне 1932-го, 2 декабря был вынужден уступить свой пост генералу фон Шлейхеру и отправиться в политическое небытие. Он жаждал реванша, но никаких политических перспектив у него для этого не было: ему так и не удалось сформировать какую-либо политическую силу, которая его бы поддерживала. В активе фон Папена были лишь тесные связи с сыном престарелого президента — своим однополчанином Оскаром фон Гинденбургом.
Политической силой, которая проложила бы президентской клике путь к исполнительной власти, могли стать нацисты. Консерваторы вполне логично рассуждали: придя в правительство, уличные горлопаны, возглавляемые богемским ефрейтором, не смогут тягаться с профессиональными политиками и бюрократами, собаку съевшими на внутриполитических интригах. Массовая партия, какой являлась НСДАП, приведёт их к власти, а потом они заставят руководителей нацистов отойти в сторону. Гитлер станет парадной картинкой, а за его спиной Германией будет править всё тот же «кабинет баронов» — именно так в народе называли правительство Франца фон Папена, состоявшее из аристократов и ставленников крупнейших корпораций.
Встреча состоялась 4 января 1933 года в Кёльне, куда Папен прибыл по приглашению местного банкира барона Курта фон Шрёдера, любителя закулисных интриг, имевшего давние связи с НСДАП, которую время от времени снабжал деньгами. В дом Шрёдера явился и Адольф Гитлер, которого сопровождали его заместитель Рудольф Гесс, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и экономический советник Вильгельм Кепплер.
Точно сказать, о чём Гитлер, Шрёдер и Папен беседовали почти два часа, сложно: протоколы не велись. Если верить Шрёдеру, Папен предложил сформировать кабинет во главе с Гитлером и им самим. Гитлер заявил, что он однозначно будет рейхсканцлером и ни в коем случае не станет чьей-либо марионеткой, но Папен станет вице-канцлером, а его сторонники получат большинство постов в кабинете. Новое правительство, сказал Гитлер, объявит курс перемен. «Эти перемены включают устранение с руководящих постов социал-демократов, коммунистов и евреев и восстановление общественного порядка в Германии». Подобные планы у Папена возражений не вызвали. Кроме того, Гитлер был проинформирован, что в нём заинтересованы деловые круги и скоро его финансовые вопросы решатся сами собой.
Итак, можно сказать, что главные игроки будущей интриги в целом договорились, оставались детали. Встреча, как и положено, проходила «в условиях полной секретности», в связи с чем в добрых традициях Веймарской республики уже на следующий день о ней сообщили газеты.
Между тем генерал фон Шлейхер всё больше запутывался в политических играх. Пытаясь привлечь на свою сторону широкие слои населения, он начал наступление на крупных землевладельцев, пообещав в том числе отчуждение земли разорившихся юнкеров и передачу её крестьянским хозяйствам. Мало того, он позволил себе шантажировать самого Гинденбурга, который также оказался замешан, хотя и косвенно, в афере с государственными средствами, выделенными на поддержку юнкерского землевладения.
Одновременно Шлейхер вновь начал переговоры со Штрассером, чтобы заставить Гитлера быть более уступчивым к требованиям консерваторов. Поражает то, что Шлейхер был полностью уверен в успехе своих действий. 15 января он заявил австрийскому министру юстиции: «Герр Гитлер больше не проблема, его движение не представляет политической угрозы, судьба его решена, он канул в прошлое». В тот же день нацисты с помпой отметили большой успех на выборах в карликовой земле Липпе — они получили 39%, а Йозеф Геббельс на следующий день, 16 января, отметил в дневнике, что финансовое положение НСДАП «за две [последние] недели коренным образом улучшилось». Выборы в Липпе имели колоссальное значение, поскольку показали, что НСДАП не лишается поддержки населения, вопреки разговорам после ноябрьских выборов предыдущего года.
22 января в доме пользовавшегося доверием Гитлера торговца импортными винами Иоахима фон Риббентропа состоялась ещё одна секретная встреча: Гитлер, Геринг и Фрик (все будущие члены кабинета) встречались с Папеном, шефомп резидентской канцелярии Отто Мейснером и сыном рейхспрезидента Оскаром. Во время встречи Гитлер предложил Оскару пройти в соседнюю комнату, из который они вышли умиротворённые. И опять никто не знает содержания разговора, известно лишь, что спустя несколько месяцев земельные владения Гинденбургов в Восточной Пруссии увеличились на пять тысяч акров, о налогах с этого имущества было благополучно забыто, а Оскар вскоре получил звание генерал-майора.
Впрочем, рейхспрезидент всё ещё не желал назначать рейхсканцлером какого-то богемского ефрейтора. Но теперь его активно обрабатывали люди, которым он доверял, — Папен, Мейснер и его родной сын. Акции генерала фон Шлейхера стремительно пошли вниз. После того как его надежды получить поддержку хоть какой-то влиятельной политической силы рухнули, он явился к рейхспрезиденту и потребовал введения военного положения и предоставления ему чрезвычайных полномочий. А буквально накануне Папен убеждал престарелого Гинденбурга, что Гитлер сумеет добиться поддержки большинства депутатов рейхстага, после чего он, фон Папен, вместе со своими министрами сумеет приструнить Гитлера. Шлейхеру указали на дверь. Но он ещё пытался бороться. Усмотрев в сложившейся ситуации интригу фон Папена, генерал решил сделать финт и сам выступил с инициативой назначить рейхсканцлером Гитлера. Через три дня, 29 января, фон Шлейхер представил Гинденбургу своё прошение об отставке, а перед этим отправил своё доверенное лицо к Гитлеру, с предупреждением, что Папен готовится его предать и тому лучше договориться с уходящим в отставку канцлером, которого поддерживают военные. Но нацисты уже полностью списали Шлейхера со счетов, предложение «хромой утки» никого не интересовали.
Вечером Гитлер угощался в отеле «Кайзерхоф» пирожными. В зал вошёл председатель рейхстага Герман Геринг и сообщил: решение принято, завтра, 30 января, Гитлеру будет официально поручено формирование нового кабинета. Этот день завершился совершенно неуклюжей попыткой Шлейхера и его сторонников в руководстве сухопутных сил организовать камерный военный переворот, но очень скоро выяснилось, что армия не собирается поддерживать своего «политического генерала-канцлера». Никакого выступления не получилось, и на Берлин опустилась ночь.