С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы начинаем. У нас, если кто-то видит две картинки, как вижу я, в компьютере, то такое ощущение, что у нас с Алексеем Кузнецовым вот одно окно, вот продолжается, вот тёмное нечто, вот у меня окно, у него, по-моему, шкаф, если не ошибаюсь.
А. КУЗНЕЦОВ: Да!
С. БУНТМАН: Вот. Мы сегодня оба удалённо, и обоих нас сразило нечто такое вот, московское среднерусское, потому что и простуды и давление. Ну, во всяком случае, мы сейчас с двух сторон приближаемся к студии, чтобы рассказать очередную жуткую историю.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, я хочу сказать, что у нас внутри нашего сообщества любителей передачи уже несколько лет существует группа — я не представляю себе её размеров, но она точно есть — людей, которые очень ждали эту передачу. И то, что она наконец произошла, — это, в общем, наверное, закономерно. Дело, которое, в которое нам с вами сейчас предстоит погрузиться, совершенно потрясающее. В Америке это одно из самых знаменитых дел. Вот у меня такое ощущение сложилось… У нас о нём практически ничего не написано, только очень обрывочная информация. И поэтому мне пришлось погрузиться, соответственно, в американские источники. Вот у меня возникло устойчивое ощущение, что для американцев это такая наша группа Дятлова. Существуют целые клубы, люди, значит, исследуют, там, форумы под тысячу страниц, они обсуждают каждую детальку — а деталей в этом деле предостаточно, и они, поверьте мне, чрезвычайно противоречивые. Я постараюсь некоторые примеры сегодня привести, там есть о чём спорить. То есть дело 130-летней давности продолжает жить, книжки продолжают выходить. Правда, к сожалению, книжки всё больше, вот, с изложением какой-нибудь сумасшедшей версии.
С. БУНТМАН: А вот, есть и сумасшедшие версии, вплоть до, как Ilya Gilmanov здесь пишет, вплоть до инопланетян?
А. КУЗНЕЦОВ: Ну вот настолько я не встречал, это у нас с группой Дятлова — да, там есть и поклонники инопланетной версии.
С. БУНТМАН: Да-да, там все кто угодно.
А. КУЗНЕЦОВ: Тоже, да, и приближающейся к ней версии американских диверсантов, значит, в горах Южного… Северного Урала. Ну…
С. БУНТМАН: Ну это примерно одно и тоже, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, на мой взгляд, абсолютно. Нет, в случае с Лиззи Борден — нет, но некоторые версии, в общем, ну, совершенно такие вот, построенные на каком-то если не песке, то, в общем, сравнимом по зыбучести материале. В конце, если время останется, я про парочку упомяну.
Значит, давайте сразу к делу. Что произошло? Мы переносимся в штат Массачусетс, на самый его юг, на границу со штатом Род-Айленд, где расположен — ну, у нас вот я встретил в паре мест «маленький городок». Не такой он маленький в это время. Называется он Фолл Ривер, «осенняя река», потому что там, где британцы говорят autumn, да…
С. БУНТМАН: А, fall в этом смысле, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Американцы говорят fall. И дело в том, что этот город действительно начинался с крошечного городка, которых в Новой Англии вообще-то много. Но дело в том, что как раз в период описываемых событий, в 1880—1890 годы, этот город переживал настоящий экономический бум — город стремительно превращался в один из сначала американских, а затем и общемировых центров текстильной промышленности.
В этом городе по количеству, вот я не знаю как, я в текстильном деле совершенно не разбираюсь, но вот есть единица производства, условное веретено. Вот по количеству этих самых производственных единиц в конце 19-го века Фолл Ривер в мире на втором месте. После Манчестера. То есть обгоняет и Лодзь, и наши, там, наши все эти подмосковные богородские, да? То есть это крупный центр текстильной промышленности, где всё так или иначе с нею связано. И вот живёт семья, состоящая из отца… Да, сейчас нам Костя Рольнов покажет первую нашу картинку, это будет карта этого самого Фолл Ривер.
Вы увидите довольно большой… Это примерно, карта соответствует примерно 1870-м годам. Довольно большой американский городок, в центре которого находятся даже многоэтажные, ну, там немного этажей, но тем не менее несколько этажей, здания, да. Дальше вокруг такие регулярные, разбитые на кварталы, значит, районы индивидуальной застройки. В городе довольно сильное социальное расслоение. Это не типичный небольшой городок Новой Англии, где все люди более или менее примерно в одном среднем классе находятся. С одной стороны, здесь живут работники вот этих самых фабрик, причём довольно много, вот почему-то так исторически, видимо, сложилось, именно в этом городке довольно много эмигрантов из Испании и Португалии. До сих пор, кстати говоря. Там по какой-то переписи населения середины 20-го века около половины населения городка своими предками указывают эмигрантов из Португалии. Но в Америке это, кстати говоря, не редкость. Вот в Чикаго, например, огромная польская диаспора в своё время сложилась, да? Люди едут, ищут своих. Эмигрировав в другую страну, они стараются оказаться в окружении понятного языка, понятно, обычаев, всего прочего, да, оказавшись в новом во всех отношениях свете. Португальский след мелькнёт.
И вот, значит, живёт семья, состоящая — сейчас нам Костя даст вторую картинку, мы увидим дом, в котором они живут.
Вы видите, это большой дом. И это имеет значение для нашей сегодняшней передачи, потому что в какие-то моменты будет казаться — ну не может быть, чтобы они там не пересекались. Может быть. Это большой трёхэтажный дом, плюс ещё полноценный такой вот подвал, и они могли там не пересекаться вообще, на процессе многие свидетели будут так или иначе прямо или косвенно свидетельствовать в пользу того, что семья не была, ну вот скажем так, фанатами совместного времяпровождения. Они совершенно необязательно собирались вместе за завтраком, они совершенно необязательно собирались вместе за ужином. У каждого было по комнате, плюс ещё гостевые комнаты, да. И они вообще любили сидеть по своим норкам. Так что размеры дома в данном случае для этого всего имеют самое непосредственное значение. Значит, теперь нам понадобится третья картинка, и мы увидим старших, собственно говоря, вот тех людей, кто стал жертвами.
Слева — Эндрю Борден, человек, который в своё время пробился, что называется, из низов. Всю свою жизнь он много и упорно трудился. Нет никаких оснований полагать, что он религиозный такой вот, очень религиозный человек, но он, конечно, типичный протестант, которых в Новой Англии большинство, и для него труд — это главное содержание жизни. Когда он первым браком, значит, сочетался, у них с женой первое время, там, первые пять лет вообще, по-моему, детей не было, потом рождается девочка, потом рождается ещё одна девочка, но ей не суждено было долго прожить, ей двух лет не было, когда она умерла. И наконец, почти через десять лет после рождения первой девочки Эммы, рождается вторая и последняя дочка, которую назвали Лиззи. Это не уменьшительное имя, её об этом будут спрашивать во время коронерского инквеста — она была крещена под этим именем. То есть это её полное имя.
Когда младшей девочке ещё не исполнилось трёх лет, мама умерла. Ещё через три года папа привёл другую женщину, на которой он женился, и она удочерила вот этих двух девочек, старшая уже подросток, значит, Эмме 14, Лиззи, соответственно, 5 лет. И вот они начинают жить.
Отношения в этой семье — это первый из неясных моментов. Потому что свидетели показывают очень разное. С одной стороны, очевидных конфликтов не было. Вот история Золушки, она не проявляется в каких-то доказанных вещах. Уйти и отправиться на бал и оставить, там, ребёнка гречку перебирать — вот этого не было. Но особенной теплоты, видимо, тоже не было, потому что новая миссис Борден, её описывают как женщину простоватую, иногда грубоватую. Кроме того, как раз примерно в это время в семью пришло немалое финансовое благополучие. Господь наконец наградил Эндрю Бордена за его труды, и его состояние начало быстро расти.
Причём состояние по-американски очень разнообразное. У него чего только нет: у него есть мебельное производство; он директор нескольких вот этих небольших текстильных фабрик (не владелец, но нанятый администратор на хорошей зарплате); он президент одного из местных небольших банков; он покупает, продаёт недвижимость. И в конечном итоге, когда он погибнет, то его наследницам достанется капитал, который в сегодняшнем измерении составляет 9,5 млн долл. То есть это не средний класс, это уже богатые.
Но всё равно они живут очень скромно. Девочки одеваются, там, хуже своих многих сверстников из бедных семей. А вот новой жене, и особенно её многочисленной родне, папа Борден начинает делать подарки, в том числе, значит, там её каким-то близким родственникам он дом подарил. То есть у девочек вроде как есть основания мачеху не любить. Но когда во время коронерского очень жёсткого допроса (он 3 дня будет продолжаться) Лиззи Борден будет отвечать на вопросы, связанные с её отношениями с мачехой, она будет говорить: «Да нет, у нас конфликтов не было». «А вы называли её мамой?» — там очень агрессивно будет себя вести представитель государства, он пока ещё не называется обвинителем: пока ещё не суд, пока ещё коронерский инквест, да, предварительное слушание. Но он ведёт себя совершенно, как обвинитель: «Вы называли её мамой?» — «Ну, пока я была девочкой, называла». — «А ваша сестра?» — «Нет, сестра её никогда не называла, называла миссис Борден». — «А вот потом вы перестали называть её мамой?» — «Потом перестала». — «А почему вы перестали называть её мамой?» — «Ну перестала и перестала, я выросла…» — «А вот у вас были хорошие отношения?» — «У нас были хорошие отношения». — «Вы относились к ней как к матери?» — «В чём-то да, в чём-то нет». — «А в чём нет?» И Лиззи: «Я не понимаю, о чём вы спрашиваете, я не могу ответить на ваш вопрос, не понимаю, что вы хотите услышать».
В общем, там, конечно, всё было не идеально. Но с другой стороны, ничего такого, что указывало бы на то, что там такая вот застарелая ненависть, готовая взорвать этот дом, тоже вроде ничего не [говорит]… И вот 1892 год, значит, нашей героине уже 32 года, она не замужем, как, впрочем, и её старшая сестра, которой уже 40, и она тоже не замужем. Вроде бы, отец своих дочерей пилил: «Вот, сидите на моей шее, замуж выйти не можете». Но это тоже всё соседские слухи: соседи с радостью-то вообще вываливали всё, что за много лет у них в тайниках накопилось, во время процесса.
И вот, значит, 4 августа. Накануне у них в дом приехал родственник, родной брат первой жены, то есть родной дядя вот этих самых дочерей, и остался ночевать. Он вообще продолжал оставаться в хороших отношениях со своим зятем, значит, он много путешествовал, тоже пытался каким-то бизнесом заниматься: то есть в его приезде ничего необычного, ничего сверхъестественного не было. Он приехал, в гостевой комнате переночевал, наутро позавтракал, ушёл по каким-то своим делам (там двух быков надо было ему купить, с кем-то повидаться, и так далее).
Вся семья предыдущие два-три дня, включая служанку, кстати говоря, то есть пять человек (в доме пять человек постоянно проживали) — все себя неважно чувствовали. У них было что-то желудочное: слабость, какие-то симптомы. Вообще во время инквеста и во время, собственно, процесса, прозвучит баранина, которая, значит, была приготовлена в большом количестве — даже разбогатев, мистер Борден не оставил привычек очень тщательно относиться к своим тратам: вот баранина когда-то была приготовлена и была первой свежести, но когда наступила вторая свежесть, баранина ещё не закончилась, поэтому её продолжали есть. И в общем, даже когда и вторая свежесть уже закончилась, баранина тоже ещё была. Вот похоже, что эта баранина, значит, всю семью… По крайней мере, все пятеро в разной степени испытывали недомогание.
И вот, значит, картина следующая: белый день, всё происходит до полудня. Кто где. Миссис Борден, Эбби Борден, после завтрака отправилась наверх убирать комнату, в которой ночевал брат. Вообще-то это была обязанность дочерей, но дочери были заняты другими делами, старшей вообще не было дома. У неё абсолютно железное алиби, её физически не было, она даже не ночевала. Она, так сказать, остановилась в каких-то меблированных комнатах. Видимо, тоже признак того, что не очень хорошие в семье отношения: предпочла домой не возвращаться. Они с сестрой ездили на курорт и вот вернулись, и старшая домой не переехала обратно. А младшая вернулась. Значит, служанка занимается тем, что моет окна на первом этаже, моет снаружи. Она не в доме, она снаружи, значит, моет окна на первом этаже. Потом она эти окна помыла, и поскольку тоже себя плохо чувствовала, почувствовала себя настолько разбитой, что поднялась в свою комнату (у неё своя комната на третьем этаже), легла там и задремала.
Значит, мистер Эндрю Борден сходил на службу, появился в банке буквально на несколько минут, ещё что-то… Сказал, что он себя плохо чувствует, — пришёл домой. Не мог открыть дверь, довольно долго возился с замком, позвал горничную — она к этому времени ещё мыла окна — она ему стала изнутри помогать отпирать, тоже что-то там замок заедало, она матюгнулась… и услышала у себя за спиной женское хихиканье, как реакцию на это ругательство. Она не поворачивала голову, но она сказала: «Я уверена, что это была мисс Лиззи, и по звуку мне показалось, что она находилась на лестнице второго этажа». Но она голову не поворачивала, она возилась с замком, в конце концов открыла, хозяин вошёл. Значит, после этого мистер Борден прилёг отдохнуть на диванчик в гостиной, не стал подниматься в свою спальню.
Лиззи, как она показывала, в это время пошла в сарай. Она занималась в доме глажкой, но поскольку мистер Борден из экономии в дом электричество не провёл, хотя уже технически была такая возможность, то гладила она классическими утюгами, которые нагревались на плите. И вот эти утюги в очередной раз остыли, и она сказала: «Я их поставила на плиту, чтобы они нагрелись, а сама пошла в сарай, потому что меня через несколько дней подруга звала на рыбалку, значит, и подумала: «А вот что-то у меня нет грузил на моих удочках». Проверить я это не могла, поскольку удочки у меня там на ферме, куда мы собирались на рыбалку, но вот я помню предыдущий раз, — а это было 5 лет назад, — вроде как на них грузил не было, и я пошла на второй этаж, — ну, сарай такой, где вообще всё хозяйственное находится», искать эти самые грузила. Там прокурор её измучил: «А леска, а крючки?» — «Нет, это всё там на моих удочках на ферме было… но грузил не было». Одним словом, там, про эти грузила, по-моему, часа два допрос длился. Её не было, по её собственным ощущениям, минут 20.
После этого, как она сама рассказывает, она входит в дом, значит, не сразу проходит в гостиную, значит, она сначала что-то там ещё поделала. А потом она зашла в гостиную и увидела, что тело отца распростёрто на кушетке. Я не стал включать фотографии, потому что их без труда найдёт любой желающий в интернете. Есть фотографии обоих, значит, убитых, но особенно фотографии отца ну такие, что люди непривычные — им на это смотреть будет очень неприятно. Отец был убит, голова практически полностью размозжена. Потом медики судебные насчитают, что было нанесено минимум 10 ударов.
С. БУНТМАН: 10 ударов!
А. КУЗНЕЦОВ: Минимум, минимум. Не все можно посчитать, сколько там было: один или несколько в одно место, но убийца лупил по голове, причём все удары только в голову, убийца лупил по голове своей жертвы явно совершенно после того, как в этом уже не было производственной необходимости. Значит, Лиззи закричала, начала звать служанку. Служанка у себя наверху на третьем этаже проснулась, спустилась. Да, а Лиззи кричала: «Спускайся вниз, значит, мистера… кто-то пробрался в дом и убил мистера Бордена». То есть вот эта фраза, «кто-то пробрался в дом», её версия событий, она звучала сразу прямо в призыве, значит, на помощь.
Служанка спустилась, служанку послали за доктором через улицу. Она сбегала к доктору, доктора не было дома, она его жене, значит, оставила сообщение, чтобы он срочно шёл домой. Прибежала опять в дом, её, значит, Лиззи отправила к их общей с Эммой подруге — тоже очень важному свидетелю в этом деле, у них была такая подруга, по возрасту она между ними как раз находилась, Элис Расселл, то есть это тоже взрослая уже женщина, ей там где-то 35−36 лет. Она жила за углом, вот пусть Элис приходит, они накануне виделись, тесно, значит, общались, всё. Когда служанка второй раз вернулась уже вместе с этой Элис, она, значит, начала подниматься на второй этаж, служанка, и когда вот её голова вот на уровне пола второго этажа оказалась, то она увидела, что в гостевой комнате на полу ничком лицом в пол лежит миссис Расселл. Потом судебные медики установят, и тут не возникнет никаких сомнений, что сначала убили миссис Расселл, ей нанесли около 20 ударов топором. Значит, и между её убийством и убийством мистера Расселла прошло около часа.
С. БУНТМАН: Расселла?
А. КУЗНЕЦОВ: Ой, прошу прощения, Бордена, Бордена.
С. БУНТМАН: Все Бордены.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, Бордены, это я Элис Расселл назвал и соскочил у меня язык. Значит, между вот этими двумя убийствами супругов прошло где-то около часа. Но дело в том, что эта гостевая комната довольно изолированная. Если вот непосредственно мимо её не идти, то лежит там тело или не лежит — туда никто больше не заходил. То есть когда мистер Борден вернулся домой, похоже, что его супруга уже была убита.
С. БУНТМАН: И он пошёл в свою комнату отдыхать.
А. КУЗНЕЦОВ: Не в свою, он остался на первом этаже.
С. БУНТМАН: На первом этаже отдыхать.
А. КУЗНЕЦОВ: Она на втором, служанка на третьем, да, дом действительно огромный. Он остался на первом в гостиной. Но дело в том, что… И он сразу же прилёг отдыхать. Они вообще считали, что миссис Расселл нет в доме, потому что утром кто-то принес записку от какой-то её подруги…
С. БУНТМАН: Миссис Борден…
А. КУЗНЕЦОВ: Миссис Борден, я прошу прощения.
С. БУНТМАН: Это давление!
А. КУЗНЕЦОВ: Это давление и это давление дела, мне хочется успеть рассказать как можно больше сегодня, это, кстати, трудно будет сделать. Миссис Борден получила записку от какой-то захворавшей подруги, и все как-то сделали вывод, что она, скорее всего, пойдет её проведать. Поэтому ну нет её и нет, никаких звуков в доме нет, ну и ушла. И вообще они не привыкли друг друга сразу искать, чтобы поздороваться, обнять и так далее — это достаточно суровая семейка.
Ну, а дальше набежала полиция, естественно, набежали зеваки и так далее. Ну, какие есть варианты? В момент убийства, значит, старшей сестры просто физически не было поблизости, дяди не было, его алиби зафиксировано абсолютно железно, настолько, что один из полицейских офицеров потом об этом отзовётся так: абсурдно достоверное алиби, absurdly perfect alibi, скажет он. Ну вот такое, что называется, студентам показывай, что такое настоящее алиби. Служанку заподозрить в убийстве хозяев ну никаких оснований, никаких ни конфликтов, ни чего-то такого, да. И получается, что-либо Лиззи, либо некие неустановленные лица.
Полиция заподозрила Лиззи. Значит, у мистера Бордена было трое наследников: ну он каким-то там оставил благотворительным организациям что-то, но основная часть его денег и недвижимости оставалась трём наследникам. Одна из этих наследниц была мертва. Значит, каждая из сестёр Борден получала около 5 млн долл. в ценах 2022 года. Какая полиция тут не заподозрит, значит, молодую женщину?
С. БУНТМАН: Нет, это первое.
А. КУЗНЕЦОВ: Абсолютно, а в данном деле это первое, второе и третье.
С. БУНТМАН: Да, автоматом наследников, всё.
А. КУЗНЕЦОВ: И когда… Да, но пока её, Лиззи я имею в виду, под стражу не взяли, полиция осталась, полицейские там наблюдают, подруга вот эта, Элис, осталась с ней ночевать — ну, по понятным, значит, причинам. Они там ещё по дому передвигались, полицейские потом это всё зафиксировали, обвинение будет пытаться им это предъявить — а зачем вы спускались в подвал вдвоём? Но этот вопрос как-то так и остался неотвеченным, потому что обвинение тоже не смогло свою версию объяснить.
С. БУНТМАН: Да, пока обдумываем ещё.
А. КУЗНЕЦОВ: И, кстати говоря, вот Лиззи Борден спасёт от смертного приговора — а в случае если бы она была признана виновной, смертный приговор был бы вынесен практически автоматически, да, — спасло то, что полиция слишком рьяно взяла этот вот обвинительный уклон и действовала настолько грубо по американским стандартам, что в результата из доказательств на процессе будет исключено несколько достаточно опасных для неё вещей.
Дело в том, что решение об её аресте было принято ещё до того, как состоялось коронерское расследование, инквест так называемый. Я напомню, что коронерский инквест — он не должен найти преступника. То есть если это произойдёт, такое бывает, то, что называется, хорошо, но вообще главная задача — юридически установить, что смерть была предположительно насильственной и что необходимо следствие с перспективой уже классического суда. Ну что смерть была насильственной, ни малейшего вопроса не было. И вот… ну собственно, Кость, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку, нам уже пора посмотреть на Лиззи Борден.
Её фотографий не так много, хороших портретных всего две, и вот одну из них вы видите. Вообще надо сказать, что у неё очень хорошая репутация была, это то, что сыграет, конечно, свою роль. Соседи о ней отзывались как о человеке дружелюбном, совершенно не склонном ни к грубости, ни к истерикам, ни к какой-то там ещё недружелюбной соседской политике. Она состояла в полудюжине христианских молодёжных организаций. Она была усердной прихожанкой местной церкви. Мы её чуть позже, эту церковь, увидим. Ну, собственно говоря, если мы на Лиззи Борден налюбовались, то можно давать следующую картинку, там мы увидим вот эту первую конгрегационную церковь, очень респектабельную. Её приход — это то, что называется лучшие люди города. Лиззи Борден входила в актив этой церкви. То есть репутация у неё была практически безупречной.
С. БУНТМАН: Сейчас тебе скажут, что все маньяки такие вообще все, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Не все, не все. Как известно, Чикатило, что он там, аккумулятор спёр, что ли? Или что-то в этом роде. Значит, и полиция приняла решение, но арест специально отложила. В чём смысл махинации? Когда она арестована, это значит, что ей уже, по сути, предъявлено обвинение, и она может сказать — пятая поправка. Я не обязана свидетельствовать против себя. А они хотели, чтобы она на инквесте давала показания. А пока ты не обвиняемая, ты не можешь сказать — пятая поправка, потому что почему против себя? Тебя никто не обвиняет, тебя допрашивают как свидетеля. Но поскольку было непреложно доказано, что полиция ордер уже выписала, точнее, ордер выписывает-то судья, поэтому это установили, так сказать, легко, просто не вручала, тянула это самое, то Большой суд потом велит всё, что было на инквесте показано, исключить из доказательств, что эти доказательства были получены неправомерным образом.
А главное нарушение в том, что ей не предъявили обвинение, хотя уже считали обвиняемой, и тем самым лишили возможности на защиту. Более того, даже её адвоката на инквест не допустили, хотя она хотела, у её семьи был постоянный адвокат, он будет одним из трёх юристов на процессе. Ей сказали, а зачем на инквесте адвокат? Инквест можно проводить без адвоката. Действительно, по законам штата Массачусетс, инквест, поскольку это не судебная процедура, можно проводить, и это на усмотрение суда. А что полиция пыталась доказать? Полиция пыталась доказать, что она с самого начала готовила это преступление. Местный аптекарь показал, что за день до убийства она якобы пришла к нему в аптеку, но доказательств тому нет. Его слово против её слова. Он говорит, она приходила. Она говорит, я не приходила.
С. БУНТМАН: И больше никто не видел.
А. КУЗНЕЦОВ: А больше никто не видел. Якобы она хотела у него купить синильной кислоты. Это совершенно смертельный яд. Но дело в том, что желудки убитых тут же были забраны на экспертизу, тщательнейшим образом исследованы. Никаких следов ядов.
С. БУНТМАН: Никаких вообще?
А. КУЗНЕЦОВ: Никаких вообще. То есть, скорее всего, вот это недомогание, которое все пятеро испытывали, было вызвано обычным пищевым отравлением. Потому что любая баранина, она в конечном итоге становится не лучше, а хуже, поскольку она не коньяк. Вот. И вот версия обвинения очень много на эту синильную кислоту на самом деле ставила. Вот смотрите, она задумала убить родителей. Пыталась сначала организовать отравление, но вот яд она купить не смогла, потому что аптекарь, по его версии, отказался ей продать, и поэтому вынуждена была прибегнуть к другим этим самым.
С. БУНТМАН: Как правильно пишут чате у нас, топор в аптеке не купишь. Философически замечают, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Топоров в деле был лёгкий переизбыток. При обыске дома нашли пять топоров.
С. БУНТМАН: Ну и что? Большой дом, извините меня.
А. КУЗНЕЦОВ: Ничего такого. Кроме того, электричество не проведено. А хозяин, не будем забывать, среди его бизнесов есть и мебельный. Так что столярный инструмент в доме должен быть. В русском языке есть слова «топор» и «топорик», они однокоренные. В английском они разнокоренные. Есть слово axe, это большой топор такой, которым дрова рубят. И есть слово hatchet, которое означает топорик, которым выполняют более тонкую, столярную, например, работу. В доме нашли два больших топора и три топорика, причём на третий топорик сразу полиция, как она потом утверждала, обратила внимание, потому что у него отсутствовала рукоятка. Только немножко древесины осталось вот в этой части топора, куда продевается топорище. И судя по надлому, рукоятка была сломана достаточно недавно. А сам топорик был покрыт особенно густой угольной пылью. Его нашли в ящике, где уголь хранился. Что заставило предположить, что когда-то на этом топорике была кровь. Но доказано это в конечном итоге не было.
А когда во время инквеста Лиззи спросили, а вот вы не знаете, откуда могла бы быть кровь на топорике, она сказала: ну я точно не знаю, но, знаете, год назад был такой инцидент, его тоже любят цитировать, обсуждая отношения между отцом и дочерью. Значит, на дворе завелись голуби. И Лиззи их очень привечала, этих голубей, построила и для них какой-то там домик голубиный, да? А папа в один прекрасный день им посрубал бошки. Как сама Лиззи описывала, она пришла, лежат обезглавленные голубиные трупики. А на вопрос, папа, чем тебе голуби…
С. БУНТМАН: Чем ты мотивируешь?
А. КУЗНЕЦОВ: Да, папа, а что это было? Он сказал, что, во-первых, твои голуби гадят, а во вторых, твои голуби привлекают соседских мальчишек, которые прибегают на них посмотреть, мальчишки орут, и это мешает моим умственным занятиям. Сестра старшая подтвердила, да, было такое. Вопрос, голубиная ли кровь на топорике, так и остался открытым, но отношения в семье… В общем, мне кажется, такой достаточно яркий этот самый. А на что напирала полиция? Полиция напирала: у неё есть мотив. У Эммы тоже есть мотив, но у Эммы алиби. А у неё нет алиби. А кроме того, её попытка создать алиби, вот она якобы была в этом самом сарае, искала эти грузила, она вроде как фейковая, потому что вот у нас есть офицер полиции, офицер, пройдите на, значит, свидетельское место, положите руку на Библию, повторяйте за мной. Офицер проводил осмотр второго этажа сарая, и он под присягой утверждает, что на полу сарая никаких следов того, что в него кто-то заходил последние несколько дней. «Идиот!» — слышится в зале, и защита вытаскивает на свидетельскую трибуну других офицеров полиции, которые говорят: дубина, ну ты же пришел одним из последних. Мы до тебя уже по этому сараю ходили, искали. Поэтому если следы бы отпечатывались, то там как минимум полдюжины наших следов должно было бы быть.
Убирались они в сарае, погода была сухая, день был жаркий, необычно жаркий. Это служанка рассказывала, что она мыла окна, ей дурно стало на солнцепёке, и так далее. Вот поэтому какие следы? Ну и очень многое закрутилось вокруг платья. Дело в том, что самый сильный аргумент в пользу невиновности Лиззи Бёрден… Ой, тьфу Бёрден, что у меня сегодня. Борден. Бёрден — это уже вообще из «Всей королевской рати». Да? Ну, главный аргумент, на мой взгляд, по моей шкале в пользу её невиновности заключается в том, что никто из тех, кто видел её практически сразу после смерти её отца (а медики установили, что между появлением полиции и его гибелью прошло 10, максимум 15 минут, труп был совсем тёплый, кровь ещё не начала сворачиваться, да), а никто не видел на ней ни малейших следов крови, ни на ней, ни на её одежде. А теперь вот уж извините, вот тут без подробностей не обойдёшься. Длина человеческой руки 60−65 см, вытянутой. Длина топорика с топорищем и того меньше. Значит, убийца находился от убиваемых им двух людей на расстоянии меньше полутора метров.
С. БУНТМАН: Убийца ещё, и ещё ведь не вытянутой же рукой. Дело в том, что тут, извините меня за подробности, конечно, нужно подойти ближе.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, то есть где-то метр. Он лупил, он или она, в смысле убийца, двух человек лупил по голове, нанеся в одном случае около 20 ударов, в другом случае по меньшей мере 10 ударов, черепа были представлены на суд. Прямо оригиналы, да, сами черепа. Есть фотографии, там колоссальные проломы, у неё в затылочной области, у него в височно-теменной области.
С. БУНТМАН: Вопрос, а вокруг брызги крови?
А. КУЗНЕЦОВ: На полу, на софе, да, крови много, то есть очень много.
С. БУНТМАН: То есть по периметру…
А. КУЗНЕЦОВ: Крови, мозга, то есть всего этого. То есть человек, значит, теперь вот давайте посчитаем, если всё это сделала Лиззи Борден, то в течение этого времени, условных вот этих полутора часов она должна была переодеться четыре раза. Почему четыре? Потому что утром её видели в синем платье. И в этом же синем платье её будут видеть все те, кто прибежит в дом на крики «убили, убили», значит, она должна была его сначала снять, а потом надеть. Если она убила мачеху и отца с интервалом в полтора часа, то что, она всё это время ходила в окровавленной одежде со следами мозга? Значит, она должна была, конечно, опять же, переодеваться. Да.
С. БУНТМАН: А не могла она накинуть какой-нибудь плащ?
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, во-первых, плащ ей бы мешал, да? Потому что ей нужно свободное движение правой руки. А самое главное, что он бы неизбежно сползал при этих движениях и, соответственно, не выполнял бы своей функции. Тут уж проще совсем раздеться. Но, извините меня, дома служанка, дома стоят рядом друг к другу. Потом свидетелей всяких мелочей обнаружится множество. Эта тётушка сидела у открытого окошка — напоминаем, жаркий день, эта тётушка… Оказывается, что господин Борден пришёл домой, там человек пять с разных точек видели. И в этой ситуации она разгуливает по дому либо в окровавленной одежде, либо без одежды. Сама окровавленная. Рядом дрыхнет служанка, которая непонятно, в какой момент проснётся.
Одним словом, когда… Да, был вот какой эпизод, очень, конечно, подозрительный. За день до инквеста один из полицейских офицеров простодушно ей сказал: мы вас считаем главной подозреваемой. То есть ордер ещё не предъявили, да, но офицер полиции ей сказал: вот сами посудите, ну кого нам считать этим самым, как не вас? И вот через пару часов после этого разговора её подружка, вот эта самая Элис, зашла домой и обнаружила её на кухне разрывающей какую-то ткань и бросающей её в печку. Ты что делаешь? А я своё платье сжигаю. А зачем? Да вот тут дом красили, я тоже там принимала участие. Оно у меня в краске испачкалось, и, значит, я его решила сжечь. Что ты делаешь? Ты понимаешь, что ты наделала? Ты же, значит, на себя тем самым подозрения навлекаешь. Ой, а чего же ты мне раньше не сказала? Так подруга… Дальше непереводимая, но молчаливая фраза могла бы быть на этом месте, да. Подруга во время инквеста молчала. А на большом жюри, когда решался вопрос о передаче дела в суд, вылезла с показаниями: вот, знаете, я пришла, а она своё платье сжигает. Правда, сестра подтвердила, что да, действительно, за несколько дней до этого были покрасочные работы, она тоже помогала красить и испачкалась. Она мне говорила, что это платье пропало, придётся его выкинуть. Маляры, которые красили, сказали — да, молодая миссис, мисс нам помогала красить. И, понятное дело, покраска дело такое, не запачкаться при покраске то же самое, так же, как при этом убийстве. И фирма, которая, где она покупала, магазин, точнее, где она покупала одежду, говорят: да, вот мы ей продавали такое-то платье, да? Одним словом, ни одной прямой улики следствию найти так и не удалось. Косвенные есть, но на любые косвенные улики находились, именно на них контрулики.
Что касается альтернативных версий, на инквесте её очень подробно, очень агрессивно расспрашивал один из будущих обвинителей. Костя, дайте нам, пожалуйста, следующие фотографии. Можете посмотреть на лица, серьёзные лица двух джентльменов, которые будут осуществлять обвинение. Вот левый из них, мистер Хоза Ноултон, он был представителем государства во время квеста. Один из журналистов его описал как рыжеволосый бычара.
Bull-like man, да. Red haired bull-like man. Bull of a man. Вот и он, значит… А вот у вашего отца были какие-то враги? Да, у него были много лет неприязненные отношения с братом его первой жены. Ну, это как бы понятно, да? Нет, не так. Не с братом первой жены. С каким-то другим родственником через брак. Ну, тут как бы они давно были в неприязни, все про это знали, они не виделись. А вот не было в последнее время что-то. И она рассказывает историю, что за несколько дней до убийства она сверху услышала разговор. Отец открыл кому-то дверь, и они разговаривали в дверном проёме на улице. Мужской голос, но человека она не видела. Разговор шёл на повышенных тонах, и человек говорил: а я вот хочу открыть вот этот вот свой магазин вот в этом вашем помещении. А отец говорил, а я не хочу вам сдавать в аренду помещение, он же владел недвижимостью. И речь, видимо, шла о том, чтобы арендовать помещение под магазин. Мне ваш бизнес там не нужен. Но я же знаю, как вы любите деньги, значит, давайте договариваться. Нет, я не настолько люблю деньги, чтобы с вами иметь какие-то дела. То есть был, с её слов, некий человек, у которого возникли какие-то, как говорят интеллигентные люди, тёрки по бизнесу. Что это было? Было ли на самом деле? Так полиции установить и не удалось.
Самое интересное, на мой взгляд, в этом деле, что за несколько дней до того, как начнётся суд — то есть после убийства пройдёт уже девять месяцев — за несколько дней в этом же самом городе происходит очень похожее убийство: молодую девушку среди бела дня зарубили топором. Причём нанеся более десятка, значит, ран. Её отец был богатым землевладельцем, и он нанимал очень много сезонных рабочих. Причём был знаменит тем, что набирал исключительно бесправных эмигрантов и платил им ну даже по бережливым меркам Новой Англии полное свинство, а при первой же возможности вообще выгонял, не заплатив.
Потом, Лиззи Борден уже признают невиновной, уже закончится процесс, потом найдут одного из них, выходца с Азорских островов, который, значит, вот с ним хозяин поступил таким вот образом. Он пришёл с топором к хозяину разбираться, хозяина дома не достал. Застал его дочь 20 с небольшим лет, а его обманули, кинули на деньги. И он решил, что он эти деньги возьмёт. Он девушку зарубил. И действительно, чего смог, вот чего нашёл, какие-то побрякушки, какие-то там деньги, кошелёк он утянул. Там тоже суд был не очень, так сказать, аккуратно проведён. Но поскольку это никому практически не известный, значит, плохо говорящий по-английски, свежий эмигрант, ему дали пожизненное за убийство второй степени. Он признался в конечном итоге, и это признание ему спасло жизнь, потому что признание позволило переквалифицировать с первой степени на вторую. Он получил пожизненное, потом отсидел около 20 лет, потом там дядя, который за это время стал влиятельным человеком, как-то выхлопотал ему помилование. Это я к тому, что когда обвинение говорило: не может быть, чтобы чужой человек среди бела дня незамеченный зашёл в дом и топором убил. Вот, пожалуйста, в этом деле среди бела дня чужой человек, не замеченный, зашёл в дом, топором убил.
Главное, на что, видимо, опиралось жюри… Кость, полистайте, пожалуйста, нам нужна самая последняя фотография.
Вы увидите 12 не рассерженных, а вполне себе умиротворённых и довольных собой мужчин. Это ещё время, когда женщины не могли быть присяжными. Вот эти 12 белых мужчин согласились с одним из аргументов защиты, что это убийство не то, которое может совершить молодая белая женщина. Что это убийство совершено человеком зверского темперамента, большой физической силы, не привыкшего, значит, заранее всё тщательно готовить, положившегося на случай, поскольку только случайность позволила убийце избежать этого всего. Надо сказать, что для такого сложного дела присяжные совещались сравнительно недолго, 90 минут. Это мало. В таких процессах иногда сутками совещаются. Тем более, что в деле об убийстве требуется единогласное решение присяжных. И вот за 90 минут присяжные единодушно постановили not guilty. Но всем было понятно, что вердикт-то звучит — да, не виновна. Но на самом деле, конечно, они исходили из того, что вина не доказана.
Её дальнейшая жизнь сложилась следующим образом. Они с сестрой получили наследство, купили дом, больше 10 лет жили вместе, ни та, ни другая так и не вышли замуж. А затем у них случился конфликт. Конфликт был связан с тем, что Лиззи начала очень сильно дружить с одной довольно популярной в то время американской актрисой. Судя по всему, у них была связь, и сестра, видимо, не одобряя такое поведение, из дома съехала. Интересно, что они, несмотря на почти 10 лет разницы в возрасте, умрут, причём совершенно независимо друг от друга, в разных местах, с интервалом в девять дней. Обе от болезни, в 1927 году, соответственно, Лиззи будет 60 с небольшим, Эмме — 70 с лишним лет. Дело так и останется нераскрытым.
И, строго говоря, оно по сей день не закрыто. Представить себе, что появятся какие-то свидетельства, которые помогут пролить на это дело что-то, очень трудно, потому что для какой-то ДНК-экспертизы, а что может служить материалом? Полиция не смогла даже доказать, что вот этот вот топорик, который она представляла в суде, что он был орудием убийства. Он, предположительно, был, по их версии был, но никакой судебно-медицинской экспертизы, которая обнаружила бы кровь жертв, или, скажем так, трасологической, которая бы установила, что следы именно этого топора, да, там трупы в такое превратили, что какая там трасологическая экспертиза. Вот в результате это дело, как я сказал, стало таким вот американским делом группы Дятлова.
Я обещал в конце о таких зелёных человечках этого дела сказать пару слов. Одна писательница, феминистка, разумеется, написала книгу, где излагается версия, что у Лиззи была связь со служанкой, что мачеха эту связь открыла и грозилась рассказать об этом отцу и утверждала, что вот ты увидишь, он тебя за такую-то скверность наследства лишит. И вот, значит, Лиззи убила мачеху, и боясь, что она уже успела рассказать отцу, на всякий случай и папу тоже ликвидировала.
С. БУНТМАН: Но вообще-то это достаточно крепко. Это вполне крепкая версия-то.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, но только никаких оснований полагать, что у Лиззи была связь с горничной. Вот чего-чего, но кумушки из Фолл Ривер на этот счёт ни одного звука не издали. И, кстати, эта девушка, горничная, ирландка, потом выйдет замуж и проживёт совершенно классическую в этом смысле жизнь замужней женщиной. Я понимаю, что это не алиби, но я имею в виду, что эта версия построена исключительно на том, что да, потом вроде бы через много лет у Лиззи Борден будет проявляться интерес к женщинам. Слушайте, но это же, мы же не будем скатываться до того, что считать всех представителей нетрадиционной сексуальной ориентации потенциальными убийцами.
С. БУНТМАН: Нет, нет, гетеросексуалов-убийц неизмеримо больше.
А. КУЗНЕЦОВ: Безусловно, в любых случаях, да, Я думаю, что и в процентном соотношении.
С. БУНТМАН: Это во всех отношениях. Вот. А ещё какой-нибудь, там было ещё что-нибудь?
А. КУЗНЕЦОВ: Да нет, там всякие случайные люди пробираются в этот дом, там, да? Там, значит, что папа убил маму, а потом зарубился. На самоубийство не похоже, как говорил герой Юрия Кузнецова в первой серии «Улицы разбитых фонарей». Вот, на самоубийство совсем не похоже. Но я к тому, что да, это одно из тех дел, которые провоцируют людей фантазировать и пытаться провести своё собственное расследование, почему я и провёл аналогию с делом группы Дятлова.
С. БУНТМАН: Да, потрясающе. В этом есть аналогия. А в другом тут у нас, конечно, какое-то таинственное преступление и наказание. Даже красильщики есть у нас.
А. КУЗНЕЦОВ: Я многого не успел рассказать. Я порекомендую под конец. Если вы читаете по-английски, в одно слово, thelizziebordencollection.com. Зайдите в американскую Википедию, там есть ссылки внизу на этот сайт, и там очень подробное изложение всех этапов этого дела от самого преступления до последующей жизни признанной невиновной Лиззи Борден, и получите удовольствие, если вам это интересно.
С. БУНТМАН: Ну что же, друзья. Да, у нас ещё одна передача тоже до Нового года будет, что-нибудь припасёт вам Алексей Валерьевич.
А. КУЗНЕЦОВ: Уже припас.
С. БУНТМАН: А сейчас мы с вами расстаёмся. Завтра я вам назначаю рандеву, в 17:00 буду с удовольствием ждать ваших вопросов и на них отвечать потом. Всем всего доброго. До свидания.