А. АХМАДИЕВ: Добрый вечер! Это YouTube-канал «Дилетант». Неделя прошла. Меня зовут Айдар Ахмадиев, напротив меня Сергей Бунтман — всё по традиции. «Тираны. Происхождение видов», мы начинаем. Сегодня перенесёмся на 2 тыс. лет назад. Две тысячи?
С. БУНТМАН: Ну да, чуть меньше.
А. АХМАДИЕВ: Ну, далековато, давненько это было. Гай Юлий Цезарь Август Германик (очень длинное имя), ну или просто Калигула. Что такое Калигула? Это солдатский сапог, насколько я помню.
С. БУНТМАН: Ну, это мы ещё увидим. Мы увидим, что такое калига, а калигула — это маленький сапожок. Ну вот Калигула, Гай Юлий Цезарь Август Германик. Германиком был его дед, и Германиком был его отец. Германик — почему это прозвище было? Потому что, конечно, воевали в Германии, с германцами воевали, и его дед застал гибель легионов Варра (битва в Тевтобургском лесу).
Что мы здесь видим? Конечно, Калигула — мальчик, который родился в невероятно запутанную эпоху. Почему она запутанная? Вот есть за нами, вот за мной, как всегда — здесь наполовину Август, наполовину Путин. Но вот там, где наполовину Август, мы видим долгое и вроде бы прекрасное правление Августа, Октавиана Августа. Вроде бы, прекрасное.
Что делает Август? Он подминает под себя — не уничтожает, но подминает под себя институции — римские традиционные республиканские институции. И всё это под предлогом возвращения к республике после гражданских войн, после того, как его приемный дедушка Юлий Цезарь был убит. Не на Капитолии, а там где теперь Архентина. Пальцем могу показать — не на Форуме, а туда был перенесён, Сенат там заседал, потому что там был ремонт. И вот по-настоящему, как учит нас великий Сонькин («Здесь был Рим»), Юлия Цезаря убили в несколько ином месте.
Ну вот, вроде бы, прекрасная эпоха, замечательная, расцвет всего. Расцвет Римской империи и её институций — вроде бы. Расцвет искусств. Кровавостей мало — практически совсем нет. Но при этом какое наследие оставляет эта достаточно личная система, которую устроил Октавиан Август?
Наследие он оставляет такое — в лице Тиберия: очень запутанная система усыновления, родства. И мы видим, как здесь образуются династии Юлиев и Клавдиев. Здесь в семью Юлиев вход, Клавдиев надо оставить немножко в стороне. Старый, патрицианский тоже, род Клавдиев, но если ты переходишь юлианскую семью, то тут… В общем-то, становится так после нескольких смертей. Ну, примерно так, как мы увидим через много-много веков — мы увидим, как было при Людовике XIV: он так долго правил, что у него умер сын, умер внук, и только правнук его смог в детстве попасть на трон. И вот Тиберий приходит. Тиберий, который вроде бы все соединения этой громадной системы — он их укрепляет везде.
А. АХМАДИЕВ: Каким образом?
С. БУНТМАН: Он их укрепляет, вводя новые законы. Укрепляет экономическую систему, вводя налоги. Особенно не воюет. Это продолжает систему Августа. У Августа, конечно, был (у позднего Августа) крах в Германии. Тиберий практически никуда не лезет, но империя и так огромная. Давайте покажем сейчас карту Римской империи.
А. АХМАДИЕВ: Куда ещё расширяться?
С. БУНТМАН: Нет, расширяться можно куда угодно. Мы ещё увидим там потом, что вон Паннония, которая нынешняя Венгрия — вот сюда можно. Там Галлия Белгика — вот, огромная, где страны Бенилюкса у нас теперь располагаются. Можно идти в Германию, но можно и не идти. Вот эта кривая линия, такое ступенчатая, которая здесь отделяет Римскую империю от совсем не Римской империи — это фактически Рейн. В основном это Рейн. Рейн переходить не собираются.
Всё, вроде бы, хорошо. Но есть закон, который при Тиберии начинает играть невероятную роль. Это закон об оскорблении величия. Это может быть всё что угодно. Это мы прекрасно знаем — что такого рода законы прописываются в угоду правителю. Всё, что не понравилось правителю, всё, что не понравилось величию, любая критика, любой вольный римский спич, так скажем — он может быть сочтён оскорблением величия. И невероятное количество доносов существует. Просто невероятное количество зафиксированных доносов.
А. АХМАДИЕВ: А как наказывали — жёстко?
С. БУНТМАН: Наказывали ссылкой, наказывали смертью. Оскорбление величия — это государственное преступление. Это очень серьёзное преступление. И, в общем-то, люди страдают. Люди Тиберием недовольны. И вот один недовольный и в тех местах, куда привозят маленького Гая. Войдя в систему Юлиев, он должен быть Гаем Юлием, потому что его отец был усыновлён (увнучён) Тиберием. Сложная система, не будем в неё вдаваться, но, во всяком случае, его отец какое-то время считается наследником Тиберия — Германик, его отец.
И его привозят примерно туда, где нынче Кёльн находится — вот здесь, можно так вот даже ткнуть пальцем или ручкой. И вот здесь лагеря. Германик невероятно любим. Он человек чести. Он человек образованный. Он человек говорящий и пишущий. Он выступал в судах — даже когда ему это можно было и не делать. Он выступал в защиту людей, он выступал в тяжбах. Он писал — стихи, драмы. И при этом был какой-то совершенно такой военный — просвещённый военный.
Что он сделал? Он нашёл останки воинов из легионов Варра. И легенда благая говорит о нём, что он первым начал собирать эти останки. Он приказал их похоронить с честью как настоящих римлян. И Германик первым понёс вот эти останки, которым уже было достаточно много лет.
А. АХМАДИЕВ: В общем, персонаж в большей степени положительный.
С. БУНТМАН: Персонаж прекрасный. И вот в этом лагере есть мальчик, один из младших сыновей Германика. У него много было сыновей, дочерей.
А. АХМАДИЕВ: При этом несколько из них погибли ещё в раннем возрасте.
С. БУНТМАН: Да, там умирали. Из-за этого споры, когда родился, где родился будущий Калигула. Потому что тоже был ещё мальчик Гай до этого, который родился, но быстро умер. В Анции родился, около Рима. Его потом уже привезли к отцу в лагерь.
Мать — Агриппина-старшая. Мать его одевает маленьким воином. И даже огромная, гигантская есть камея — считается, что это самая крупная камея, резьба по камню. Вот такая камея — сейчас мы ее увидим. Она показывает нам (вот это фрагмент) всё семейство Тиберия и показывает нам Агриппину-старшую, мать, и вот этого мальчика, Гая Юлия. Показывает его — смотрите, он уже в костюме, он уже одет как маленький воин.
А. АХМАДИЕВ: Для чего это делалось? В целях воспитания?
С. БУНТМАН: Нет, это умилительно. Но это здорово — маленький воин. Не как сейчас (а может быть, и так же) переодевают в гимнастёрки. Но он просто сын их командира, и его страшно любят солдаты.
А. АХМАДИЕВ: А ещё нужно выделяться каким-то образом. Всё-таки не простой…
С. БУНТМАН: Нет, не выделяться даже. Дело в том, что «смотрите, вот с нами сын командира, маленький. Он нам принесёт удачу. Он вон смотри какой. А когда вырастет, будет такой же, как отец — замечательный парень».
Что такое калига? Давайте посмотрим на калигу сейчас. Калига (это вот реконструкция калиги) — это чрезвычайно удобная обувь. Потому что она делается из куска кожи, специально вырезается. Она охватывает ногу, подбивается подмёткой, делается подмётка. Внизу можно положить стельку.
Это необычайная вещь. Реконструкторы, которые во Франции изображали, решили проделать путь римского патруля… Причём они шли только по дорогам, которые сохранились с римских времён — они шли только там. Шли они в калигах, ели только то, что ели римляне, и шли в полном вооружении — так, как патруль и должен был идти по Галлии. И они в один голос говорят: «Это совершенно прекрасная обувь!». Ну, климат другое дело. Но, кстати говоря, когда были в Германии, они это надевали на нечто вроде обмоток. Они делали обмотки и надевали на них калиги.
И вот представляете — умилительно: маленький мальчик, и у него маленькие калиги. Если это на Рейне, то у него маленькие обмотки. Он как воин. И он такой был хорошенький ещё ко всему. Он хорошенький такой, похож на отца. Но вообще совершенно бессмысленно смотреть на парадные портреты, на бюсты — мы уже насмотрелись на бюсты греческие. Здесь, в общем-то, мало можно разглядеть черт. Хотя как раз у Гая Калигулы, который уже за ним закрепляется, и мы больше не будем произносить все его имена…
Кстати, имя его отца, которое преномен, первое имя, как Айдар или Сергей (хотя Сергей — это родовое римское имя на самом деле, Сергий), у него неизвестно. Потому что он получал много разных имён, и непонятно, где и когда. И мы его знаем уже просто как Германика с некоторыми ещё другими именами. «Германика» унаследует и Калигула будущий. Ну вот, сначала погибает отец. Причём отца, наверное, отравили.
А. АХМАДИЕВ: Кто? Предположения какие-нибудь?
С. БУНТМАН: Предположение — отравили люди, которые хотели, чтобы он не стал наследником. Может быть, по приказу Тиберия.
А. АХМАДИЕВ: Условно, свои или по ту сторону?
С. БУНТМАН: Свои. Потому что когда он умер (тоже рассказам можно доверять, а можно не доверять), противники устроили траур, враги — германские племена.
А. АХМАДИЕВ: Очень странное поведение.
С. БУНТМАН: Потому что это было необычайно уважение. Он был человек чести. Он не занимался зверствами, скажем так, по критериям той эпохи. То есть он был честен. Он воевал по правилам и относился с уважением к врагам, и враги к нему тоже относились с уважением. И вот остаётся мальчик, сестры его и мать. Тиберий усыновляет его, и он остается главным наследником.
А. АХМАДИЕВ: Всё-таки как это происходит? Почему Тиберий его усыновляет?
С. БУНТМАН: Потому что по всем линиям он высчитывает, кто… Вот смотрите, кстати говоря, когда при Августе устанавливается, и до него, когда Юлий Цезарь пытается переделать Римскую республику. Усыновления были и раньше, по старым обычаям. Делаются усыновления — там покупают даже у семьи, условно покупают. То есть его переводят из семьи в семью. Но здесь со времён Августа это приобретает ключевое и практически монархическое значение. То есть это человек, которому будут передавать власть. Тиберий воспитывает Калигулу. Тиберий его обучает сам. Ревнитель, скажем так, знаний Тиберий его обучает.
А. АХМАДИЕВ: Это очень важно для будущего.
С. БУНТМАН: Да, он должен быть просвещённым, должен быть начитанным. У него хорошая наследственность. От отца я не знаю, что он успел, потому что сам Калигула родился в 8 году, отец погиб в 19, умер в 19.
А. АХМАДИЕВ: 11 лет.
С. БУНТМАН: Да, 11 лет — вот мог он получить? Мог он получить. Но что видит при этом Калигула? Он видит какой-то вертящийся постоянно клубок наматывающихся интриг, репрессий, отравлений. Его мать ссылают, сестёр сссылают.
А. АХМАДИЕВ: Кто ссылает, Тиберий?
С. БУНТМАН: Тиберий, Тиберий.
А. АХМАДИЕВ: А как он это объясняет? Для чего это нужно?
С. БУНТМАН: Заговоры тут, заговоры там, заговоры сям. Это постоянно.
А. АХМАДИЕВ: Как типичный тиран. Кстати, Тиберий тиран или нет? Его так можно назвать?
С. БУНТМАН: Тиберий — тиран. И здесь, как и с Писистратом, мы имеем в виду: очень в рамках закона всё, практически в рамках закона — периодически становятся консулами…
А. АХМАДИЕВ: Каков закон только.
С. БУНТМАН: Да, становятся квесторами люди, то есть они набирают инсигнии римские. И при этом они мужают. Калигуле приходится мужать административно очень быстро, стремительно. Он не успевает ничего сделать. Он, между прочим, первый не воевавший принцепc — не воевавший, не служивший.
А. АХМАДИЕВ: Но уважать меньше его не стали из-за этого?
С. БУНТМАН: Калигулу?
А. АХМАДИЕВ: Да. Или не уважали совсем?
С. БУНТМАН: Это очень сложный вопрос. Потому что он потом будет добиваться того, чтобы его уважали. Но при этом он производит странные телодвижения. Он организует (но это будет потом уже, когда он будет принцепсом) походы на Германию в виде манёвров, которые, конечно, недоброжелатели описывают как очень и очень странные.
Например, послать за Рейн несколько человек. Потом они говорят, что идут враги, кричат. Войска переходят Рейн, идут по ущелью, им страшно, они отступают, но потом в реляции сообщается, что это германцы сбежали и не хотели встречаться с римскими войсками.
Он организует подготовку в нынешней Булони — примерно там. Строит огромный маяк на Па-де-Кале (то, что называется у нас Дуврским проливом сейчас: с одной стороны — Па-де-Кале, с другой — Дуврский пролив). Он организует всё это и делает очень странные вещи. Многие исследователи говорят: «Мы просто неправильно переводим, что он говорит — собирать ракушки и отправлять в Рим». Это жертвы богам? Или ракушки — это вовсе не ракушки? Или ракушками он называет корабли, которые Рим должен поставить? Вообще отметим себе: Калигула — человек (это не означает, что он непризнанный гений), которого не понимают ни современники, ни потомки. Просто очень часто не разбирают, что он хочет сказать.
Но вернёмся к Калигуле. Он мужает. Проходит 18 лет, насколько я понимаю, с года смерти его отца — и умирает Клавдий. Да, кстати говоря. В 14 году — очень важная вещь, которая характеризуют его отца, — когда умирает Август, легионы, находящиеся под командованием Германика, ему предлагают, командиры ему предлагают: «Мы тебя сделаем принцепсом».
А. АХМАДИЕВ: Он отказывается?
С. БУНТМАН: Зачем нам Тиберий этот? О котором очень плохие слухи идут как о человеке вздорном, скупом, жестоком. Он отказывается. Он говорит: «Нет».
А. АХМАДИЕВ: Почему?
С. БУНТМАН: Нельзя.
А. АХМАДИЕВ: Моральные принципы?
С. БУНТМАН: Это ниже его достоинства. Он человек, с одной стороны, республиканских ценностей, но в нём нет той республиканской, позднереспубликанской ценности, возрождённой, которая тираноборство. Он не пойдёт, как делали люди, которые хотели установить свою диктатуру в Риме — он не пойдёт на Рим, не поведёт легионы. Вот он — человек эпохи Августа. Вот в этом смысле. Он не перейдёт Рубикон, в отличие от Юлия Цезаря. Потому что он считает, что ему нечего спасать здесь — всё, в общем-то, нормально. Если, конечно, сведения о том, что ему предлагали и он отказался, — это правда.
Но это запомнили. Запомнили, наверное, не то, что он отказался, а то, что ему предлагали. Пройдёт время, и такой блестящий человек, как Германик, может и передумать. Отметим это как тираническую черту — вот эта такая параноидально-тираническая черта, которая нам пригодится. И вообще мы все эти передачи, вот уже 5-й выпуск, отмечаем много разнообразных тиранических черт. И одна из них — недоверие к союзникам и к тем людям, которые привели тирана к власти.
А. АХМАДИЕВ: Здесь мы это тоже увидим.
С. БУНТМАН: Увидим, и прямо очень скоро, почти что сейчас. Он мужает. Давайте-ка мы с вами посмотрим на реконструкцию облика Калигулы. Уши — вот этого никто не мог придумать. Глубоко запавшие глаза — все свидетельствуют, что были глубоко запавшие глаза. Очень бледный — здесь он какой-то у нас такой розовенько-терракотовый. Палевый даже. Он очень бледный. Впалые щеки.
Но мы никак не видим продолжение. Потому что почти что в один голос говорят, что он очень рано начал лысеть, и у него появилась проплешина. И поэтому, как говорили злые по отношению к Калигуле языки, он страшно не любил, никому не позволял смотреть сверху, когда он шёл. Никому не позволялось — нельзя было. Говорят, что у него были достаточно редкие волосы. Но потрясающая деталь: редкие на голове и густые на теле (господи!). То есть он был такой вот достаточно волосатый, так скажем.
Он грузный — все описывают. У отца были тонкие ноги — он унаследовал от отца. Римляне на это смотрели очень серьёзно. Одежда это позволяла, кстати говоря. Тонкие — это не значит стройные, а это неразвитая мускулатура. Отец его, в общем-то, мало на это обращал внимание. Но, как пишут и говорят, он много ездил верхом. Он вообще был настоящий полководец — много ездил верхом, много занимался и тренировался, и у него были ноги мускулистые.
Мы описываем все эти вещи, потому что они важны для того, чтобы увидеть Калигулу. Калигула, наверное, всё время воспринимал себя как «золотого мальчика», которому многое позволено. И позволено, в общем-то, всё.
А. АХМАДИЕВ: Ну понятно.
С. БУНТМАН: И что он красавец. И вот это тучное тело, которое описывают другие. А сейчас говорят, это всё только по рассказам. И жестокости Калигулы, и уродство, и страшный взгляд описывают те, кто его не любил. Потом описывают. Но вот сейчас я скажу одну вещь.
Мы вам предлагаем, кстати говоря, одну из основных вещей освежить в памяти — Гая Светония Транквилла, который написал «Жизнь двенадцати цезарей». Мы — счастливые люди, потому что в нашу эпоху был сделан лучший русский перевод Михаила Леоновича Гаспарова. Был великолепный перевод, выверенный — Гаспарову можно верить во всём. Комментированное издание. Хотя оно лёгкое и такое, можно сказать, карманное в какой-то степени, но я думаю, что в кармане с жизнеописанием 12 цезарей походить очень здорово. В нашем онлайн-магазине можно найти.
И кстати говоря, 20-й наш номер можно найти, 20-й номер «Дилетанта», посвящённый Калигуле. Кроме того, у нас появилась замечательная коллекция «Литпамятников». «Жизнь двенадцати цезарей» — выходил Светоний в «Литпамятниках». Но кроме этого, «Литпамятники» — это такая прекрасная вещь, что в ней есть от московских князей и русских сказок до Бонавентуры, например. Вы можете просто пролистать и увидеть здесь и великолепнейшее издание Гомера — есть и «Илиада» Гнедича, и «Одиссея» Жуковского. Так что всё это может быть.
А. АХМАДИЕВ: Наш зритель Олег пишет, что в школе историю Древнего Рима как-то посредственно преподавали, и ничего не отложилось.
С. БУНТМАН: Это кто как. Это зависит от учителя. И что?
А. АХМАДИЕВ: Литература, пожалуйста.
С. БУНТМАН: Да. А что значит посредственно? Мы прекрасно знаем учителей, которые великолепно преподавали. Конечно, в своё время в советских учебниках, конечно, мы больше там обращали внимание на экономические и социальные дела. Это сушило историю по учебникам. Но были преподаватели, которые могли оживить.
А. АХМАДИЕВ: То есть политика была где-то в стороне, политические вопросы.
С. БУНТМАН: Даже не то, что политика, а те вещи яркие, которые запоминались. Их очень трудно было найти в учебнике. Хотя учебник истории древнего мира Коровкина был не такой плохой. Ну и потом были гениальные учебники Немировского. Было всё, можно было — уже расцвет наступил. Я не знаю, сколько лет нашему зрителю.
А. АХМАДИЕВ: Кстати, указывайте. И город.
С. БУНТМАН: Потому что тогда будет ясно, в какие годы вы учились. Но вернёмся к Калигуле. Калигула мужает. Калигула уже замечен в проступках. Клевета, не клевета…
А. АХМАДИЕВ: Какого плана?
С. БУНТМАН: Инцест, например.
А. АХМАДИЕВ: Но Тиберий — тут прослеживается его наследство?
С. БУНТМАН: Не знаю, но тут… Вообще, вы знаете, очень сложно выстраивать какие-то теории наследственности, болезни. Во-первых, если о современных правителях-то у нас…
А. АХМАДИЕВ: А тут 2 тысячи лет.
С. БУНТМАН: Когда в век великой медицины, когда можно определять как угодно состояние здоровья человека, нам это трудно сделать, и мы всё спорим, кто чем болел, у кого какие были психические и физические нарушения и что из-за этого происходило, то тогда это сделать почти невозможно.
Давайте сейчас посмотрим. 37 год. 37 год каждого века, наверное, получается. И вот Гай Юлий Цезарь Германик наш после 16 марта 37 года входит в наследование. Он получает вместе с Гемеллом, родственником, другим усыновлённым. Спекуляций полно. Тиберий хотел отдать предпочтение Гемеллу, и поэтому руководитель преторианской гвардии по прозвищу Макрон…
А. АХМАДИЕВ: Сколько у нас параллелей.
С. БУНТМАН: Да, чтобы он убил Тиберия. Наверное, это не так. Тиберий болел. Уже в марте было замечено, что он болел. Сторонники всеобщей насильственной смерти всех известных людей скажут: это был медленно действующий яд. Вот его травили долго, значит. Если бы сразу, то травили сильнодействующим быстрым ядом. Во всяком случае, он умирает.
Тиберий — человек, который живёт на Капри. Его знаменитая эта вилла на Капри — посмотрите как-нибудь реконструкцию этой виллы, которая стоит на скале. Иллюстратор Толкиена Алан Ли иззавидуется, я думаю, в своих построениях вот этих пространств скальных. Это потрясающий вид, конечно — вилла Тиберия.
Но что он делает? Он очень долго не идёт в Рим. Он соблюдает всё: он едет на Капри, он привозит прах Тиберия, он потихоньку внедряется в публичную римскую жизнь. Его поддерживают. Плохо думают (это, как всегда, большая ошибка), что кто-то может руководить. Это была ошибка Макрона того же самого. Потому что Калигула даёт вздохнуть сразу. Вот смотрите: огромная эпоха Августа, достаточная эпоха Тиберия — и вдруг приходит мальчик. Приходит молодой человек, не имеющей ни военного опыта, ни административного опыта. Его на 5 лет раньше срока назначили квестором, но он не успел получить все нужные…
А. АХМАДИЕВ: Чтобы понимали: очень молодой. Ведь ему… — тинейджер в современном…
С. БУНТМАН: Давайте считать. 8 год, а это 38 — это не тинейджер.
А. АХМАДИЕВ: Ну, 30 лет, но всё равно молодой. Не тинейджер, но молодой.
С. БУНТМАН: Это муж. Но многие к 30 годам (и его предки по разным линиям — Марк Антоний, например, среди его предков) — в героические эпохи это уже люди, которые себя проявили. Люди могли очень рано начинать. Но он почти никто. Что он делает? Он отменяет закон об оскорблении величия и публично сжигает все доносы и все списки.
А. АХМАДИЕВ: Но ходит версия, что всё-таки копии остаются.
С. БУНТМАН: Это Светоний. Светоний говорит, он просто утверждает: это копии. И мы это увидим, потому что он замечен в том, что показывает донос на одного из своих подозреваемых. У него очень быстро подозреваемыми становятся все. Потому что 37 год, он успел только славно начать. Он даже практически отменил в экономике налог с продаж, который очень торговцам мешал — очень большой был налог с продаж. Но он заболевает, и тут всё начинается — то ли начинается, то ли продолжается. Чем он болел, непонятно.
А. АХМАДИЕВ: Ходят слухи, энцефалит.
С. БУНТМАН: Энцефалит скорее всего. Может быть, это поражённая щитовидная железа. Но тут начинаются споры. Какие споры? «У него глаза впалые, а они не могут быть…». Дальше выходят (ну, это уже для Марины Аствацатурян и для «Гранита науки») люди и говорят: «Нет, глаза навыкате — это далеко не во всех случаях». Можно спорить сколько угодно. Но я как профан скажу: он как при биполярке себя ведёт — абсолютно неадекватный взгляд на себя, переходы настроения.
А. АХМАДИЕВ: До этого такого не было, не прослеживалось?
С. БУНТМАН: Во всяком случае, это не отмечалось. Он был достаточно скрытный. А может быть, власть на него так повлияла. Может быть, власть проявила все черты. Потому что он остаётся человеком знающим. Он любит цитировать. Кстати говоря, это он процитирует знаменитое «Пусть ненавидят — лишь бы боялись». Это его любимая цитата из трагедии «Атрей».
Что он начинает делать? Когда он болеет, есть традиция: «Лишь бы выздоровел, я бы отдал свою жизнь», — пишут на табличках. Клянутся люди, что они сделают: «Отдам свою жизнь». Калигула выздоравливает и начинает требовать.
А. АХМАДИЕВ: Обещали.
С. БУНТМАН: Обещал отдать — отдай. Человек сказал: «Я гладиатором пойду на арену и умру». Он раз выходит на арену… «Выходи на арену» — выходит на арену, побеждает. Два побеждает — ну ладно. Другого же человека… Ну, здесь, конечно, всё мы делим, но уж очень концентрированное такое всё-таки описание деяний и поведения Калигулы, чтобы мы могли абсолютно не доверять всему, что пишут. Можем эксцессы какие-то отмести, а можем выделить из этого тенденцию. Другой человек — его позорят, прогоняют фактически сквозь строй, оскорбляют и с раската бросают. То есть его заставляют умереть.
Этим начинается главная вещь: Калигула всё выставляет напоказ, всё понимает буквально. Правда, это для него оказывается очень обоюдоострым оружием, потому что его начинают понимать буквально. Его знаменитые шутки, игры слов, желание сжечь всё, что написал Вергилий, желание уничтожить Гомера — когда он говорит: «Как, там смеются над богами? А почему, собственно, боги греческие устами Гомера позволили побить ахейцам троянцев?». А троянцы — легендарные (через Энея) предки римлян. Он издевается. Он явно издевается.
Он ходит в чём хочет. Я смотрел — нам, наверное, надо было во что-то очень цветное одеться, такое с золотом. Он ходит в каких-то плащах, шалях, драгоценностях. Раньше — гораздо раньше, чем Нерон — он поёт, он выступает, он танцует, он сидит и комментирует.
А. АХМАДИЕВ: Это всё после болезни происходило.
С. БУНТМАН: Да, это после болезни, но мы не знаем, насколько это была именно болезнь. Или это было упоение властью, или это был внутренний эксперимент.
А. АХМАДИЕВ: А можно ли упоиться властью за столько времени? Это ведь несколько лет.
С. БУНТМАН: Упоиться властью можно запросто и очень быстро. У меня нет ощущения, что Калигула рассчитывал на какое-то бесконечное царствование. То ли он что-то понимал о себе. Вообще говорят, что он был очень пуглив.
А. АХМАДИЕВ: Кого боялся?
С. БУНТМАН: Молнии. Грозы боялся. Он был по-детски пуглив. Вообще-то он был, конечно, подросток на троне. И вот это издевательство, например — давайте сейчас посмотрим следующую картинку, — это издевательство над женщинами. Ну, мы видим. Калигула — это поле для всех, кто хочет показать. Вплоть до Тинто Брасса, который снял фильм в основном об этом — об эротике и жестокости. Он может отнять любую жену, чужую.
А. АХМАДИЕВ: Прийти на свадьбу и увести.
С. БУНТМАН: Прийти на свадьбу. Пригласить жену с мужем, а когда муж сидит с женой и с ней любезно разговаривает или даже (о, ужас!) обнимает, «Что ты делаешь с моей подругой?» — вдруг кричит Калигула. Мог увести. У него как-то так всё это было очень просто и очень напоказ.
А. АХМАДИЕВ: Я представляю, как этот кадр было сложно найти, потому что в этом фильме очень сложно найти кадр, который можно показывать в эфире.
С. БУНТМАН: Ну, мы старались, когда делали промо наше. Лучший кадр. «Самый невинный кадр», — сказала Альбина. Да, конечно. Ну, я скажу, что это не самый любимый фильм из римской жизни. Но Малкольм Макдауэлл, мне кажется, это очень важный человек. Это очень важный персонаж для того, чтобы воплотить Калигулу. Ведь не зря он до этого снимался в «Заводном апельсине». Малкольм Макдауэлл — человек, который может сыграть многое (мог сыграть, во всяком случае). И он мог сыграть такой внутренний слом.
Не зря, опять же, Калигула со всеми его закидонами — это и пример в классической литературе. Очень точно — не потому, что у него в рифму лезет или в ритм лезет, в просодию попадает, у Пушкина в оде «Вольность»: «Калигулы последний час он видит ясно пред глазами». Потому что именно вот такое короткое, безумноватое и с явным издевательством. С желанием порядка, но с явным издевательством. Как царствование Павла I казалось. Да, там что-то есть?
А. АХМАДИЕВ: Нет, я просто вспомнил, что когда он приш\л — буквально первые, скажем, месяцы его правления, эти либеральные реформы, — он ведь отменил в том числе и цензуру. Вернул некоторые литературные произведения, которые до этого были запрещены.
С. БУНТМАН: Совершенно верно, да. Это параллельно и встык как раз с законом об оскорблении величия.
А. АХМАДИЕВ: А потом что-то происходит — щёлкает, и всё. И тут начинаются, например (я не знаю, что это — придумка или действительно так было, сложно сказать), кормления диких животных в зоопарке. Когда заканчивается корм, он приказывал бросать туда своих…
С. БУНТМАН: Это не зоопарк. Это дикие животные, которые выпускались на арену. Где борьба с дикими животными, и дикие животные, которые разрывают. Чем кормить? Нечем кормить? Кормить преступниками. Ты это имел в виду?
А. АХМАДИЕВ: Да.
С. БУНТМАН: Кормить преступниками. От лысого до лысого — всех. Неважно, кто что. «Я могу всё» это называется. И некоторые исследователи говорят, за что особенно не любили Калигулу — за то, что у него всё было напоказ. И вот эти отнимания чужих жён, и его связи с греческим мимом, например. Это всё не так, как у людей должно быть. У людей должно быть как-то так: мало ли, чем ты занимаешься…
А. АХМАДИЕВ: Что происходит с правами человека?
С. БУНТМАН: Какие права человека?! Права есть у одного человека. Все права есть у одного человека. Мне кажется, что после такого прижимистого Тиберия что мы здесь видим? Мы видим какую-то пародию, шарж на единоличную власть. Мы видим здесь доведение её до предела.
Не зря Альбер Камю, который ещё до войны стал писать замечательную свою драму «Калигула» и окончил её в 1944, близко к освобождению Франции… И вот это экзистенциалистская драма: да, жизнь ничего не стоит — так давайте её доведём до конца. Давайте вот здесь доведём до предела, давайте всё обнажим. Конечно, Калигула, как его описывают — для экзистенциалистов это лакомый кусок.
А. АХМАДИЕВ: Алёна пишет, слушательница: «Все римские императоры со временем становились людоедами». Это от безнаказанности, она считает, происходило.
С. БУНТМАН: Дело в том, что это не сразу становилось. Да и не все. Вот смотрите, Светоний — личный секретарь императора Адриана. По тому, как Светоний пишет о двенадцати первых цезарях, мы видим нормы его времени, его представления о времени: что он осуждает, что он хвалит. Дальше. При жизни в эту же эпоху, если Светоний живёт через 80 лет, то Сенека, например — это, в общем-то, почти современник. Он будет при Нероне, всё это плохо кончится.
Но не все римские властители становятся тиранами. Уже Римская империя — и принципат, и потом империя — она тоже как-то очень тяжело устаканивается. И скорее всего, мы можем рассматривать Калигулу как такой очень недолгий, очень страшный… Почитайте сами лучше у Светония и у других, как кого зарезали, что делал сам Калигула, что он поручал другим, как он убивал людей, как он издевался над ними, как пытал во время пиров. Вы сами почитаете. Но это такой вот всплеск доведения до абсолютного абсурда.
Вот если следующую картинку нам посмотреть, то Малкольм Макдауэлл мне кажется, очень точно… Вот этот кадр — он тоже приличный, но очень страшный, из фильма «Калигула». Вот мы видим здесь…
А. АХМАДИЕВ: Безумца какого-то.
С. БУНТМАН: Мы видим здесь очень точно. Он очень большой актёр всё-таки. И каков бы ни был фильм, но мы видим здесь… И невероятно точный кадр, потому что мы видим и эту бледность, и как ему, Макдауэллу, удалось сделать глаза одновременно впалые и одновременно навыкате.
Мне кажется, что чёрная легенда, которая создаётся после всякого тирана почти — здесь чернота не чернота. Эта чёрная легенда может быть необычайно разноцветной, потому что здесь не знаешь, чего ждать. Как при Павле Петровиче ты не знал, чего ждать. Но это гораздо более рациональная эпоха, и он был прекрасный семьянин, Павел Петрович, всё-таки. Вот уж этого не было. И тут если их «ребяческий разврат», как Пушкин писал про 18-й век, то здесь это был не ребяческий разврат. Самое интересное, в начале своего правления организаторов всевозможных особо острых удовольствий он же выслал.
А. АХМАДИЕВ: Куда и зачем?
С. БУНТМАН: Ну, чтобы не занимались безобразиями. Из Рима выслал. Он наказал их.
А. АХМАДИЕВ: А что потом, обратно пригласил?
С. БУНТМАН: А потом не надо — я сам всё умею. Я сам знаю как. Я сам знаю, как играть в театре. Я сам знаю, как петь. Здесь есть ещё одно предположение. Был такой уже в эпоху Просвещения (18 — начало 19 веков) знаменитый английский король Георг III — Безумный Георг. Если вы когда-нибудь посмотрите «Безумие короля Георга», то там есть один эпизод. Тот болел порфирией, и у него замутнение сознание было очень часто, и он делал какие-то дикие вещи. Ну вот смотрите, как вдруг король Георг начинает подпевать ансамблю, который играет, вместо того, чтобы чинно слушать — подпевать фальшиво. Начинает учить их играть.
Так же делал Калигула. Мы не можем сказать, пел ли он лучше всех — ну попробуй скажи. В состязаниях певцов и поэтов (поэтов!) он делал так: победителя назначал, а вот все побеждённые должны были писать славословия в честь победителя.
Отменив закон об оскорблении величия, он и по финансовым, и по чисто эстетическим соображениям следил внимательно за тем, чтобы часть наследства уходила ему. Тоже можно найти старый закон, в котором это было. И попробовал бы кто-нибудь не отрядить ему часть наследства! А когда сами, добровольно, задолго до предполагаемой кончины главы семейств отряжали ему часть наследства, то Калигула мог сказать: «А всё — ты уже всё сделал на этом свете. Пора умирать».
А. АХМАДИЕВ: На корм животным или гладиаторские бои?
С. БУНТМАН: Ну, там много всего было. Можно было кому-то повелеть броситься на меч, кому-то повелеть бритвой горло перерезать.
А. АХМАДИЕВ: Вы знаете, я всё это слушаю — конечно, трудно верится, что такое было, но всё же: где были остальные люди? Почему никто не возмущался?
С. БУНТМАН: Были заговоры. Вот очень интересно — как при Павле Петровиче. Павел Петрович — он был человек гораздо более наивный. Этому попадёшься на язык — так всё. Павел Петрович: «Заговоры были?». — «Да, заговор, сказал Пален, и во главе стою я, ха-ха-ха».
Когда рассматривали заговор, он был благородный человек, Павел Петрович (этот — нет), он пытался искоренить заговор в зачатке. И когда этим лучше всего занимаешься, постоянно занимаешься этим, то у тебя точно созреет заговор. Когда ты с 8 когорт до 12 увеличиваешь преторианцев, у тебя точно что-то будет.
И так и случилось. Он шёл в театре. Ему надо было идти по подземному проходу — посмотреть на актёров, певцов юных, похвалить. И когда он шёл, его ударили мячом по подбородку. Он упал и, как говорят, сказал: «Я ещё жив!». И тут его стали рубить мечами.
А. АХМАДИЕВ: Кто?
С. БУНТМАН: Его стали рубить (причём была неразбериха) два заговорщика, два честных римлянина.
А. АХМАДИЕВ: Какие-то приближённые или нет, или совершенно посторонние?
С. БУНТМАН: Люди, которые могли туда пройти. Он оказался один. Причём его охрана пошла каким-то другим путём. Ну, начинается — сейчас мы вспоминаем дело Линкольна… Какие здесь всё-таки образцы всего есть! Потом прибежали преторианцы и зарубили актёра, потому что на актёра брызнула кровь, и они подумали: «Ах, он в крови — значит, он и есть убийца». Зарубили актёра. В общем, безобразная была сцена.
И после этого было такое ощущение буквально несколько дней или недель, что сейчас, вот-вот сейчас… Это было первое такое безобразное, это был пик, подумали они — это пик всего. И многие осознавали, что это подготовлено было «золотым веком» Августа, Тиберием — скаредным, прижимистым и жестоким. И вот этот всплеск кошмара, который был при Калигуле, — что это подготовило: ну всё, хватит, возвращаемся к республике. Нет, пришёл Клавдий, о котором совершенно другая… Клавдий — дядя Калигулы. Мы ничего не сказали о коне!
А. АХМАДИЕВ: Да, тут как раз просили.
С. БУНТМАН: Несчастный. Вот конь этот изумительный, конь его — Инцитат или Инкитат, если точнее быть с тогдашним произношением, что означает «быстрый», — конь этот был действительно любимый конь Калигулы. Приглашал он его, на обед звал? Мог, запросто. Разукрасил — почему не привести любимую лошадь и не кормить её среди других? Пообещал сделать консулом своего коня — и сделал бы, как говорят, если бы дольше прожил. Наверное, нет. Он издевался.
Он издевался постоянно. Ещё он им говорил… Он играл словами. Вот equus incitatus — это «быстрый конь». А тут был один из его, Асинус Целер — вот это «стремительный осёл», если дословно говорить. И вот он играл с этим: «Если есть у нас стремительный осёл, почему не быть быстрому коню в Сенате?».
Между прочим, тогда вспоминали, например, что в Сенат избрали Кони, знаменитого юриста, и Кони ответил. Сравнили с поступом Калигулы, и он ответил очень смешно — что это прогресс: «Теперь там будут кони, где раньше были только ослы». Замечательно.
Я думаю, что многие вещи, которые он говорил — жестокие, отвратительные, солдатские шутки никогда не служившего человека (что самое отвратительное, на мой взгляд), и который всё время бодрится и притворяется то воином, то великим актёром, то ещё кем (он постоянно кем-нибудь притворялся)… Эти шутки — а вдруг мы не поймём их напрямую, а нас за это накажут? А вдруг мы поймём напрямую, а он над нами будет смеяться, а потом казнит?
А. АХМАДИЕВ: Вы знаете, всё-таки у нас эфир подходит к концу, но мы, мне кажется, упустили один эпизод, где у него конфронтация возникает с Сенатом некая. Всё-таки были люди, которые как-то пытались против него…
С. БУНТМАН: Были, пытались, конечно. Это было чрезвычайно опасно. Но дело в том, что он унижал и сенаторов — в угоду всадникам, например, другому сословию. Он предлагал принимать в сословие всадников инородцев, то есть провинциалов, из провинции, чтобы ущемить сенаторов. Он возродил народное собрание, которое не просто утверждало, а какое-то очень недолгое время действительно выбирало магистратов. Он вот так вот — он жонглировал ими всеми. Он жонглировал тремя сословиями очень ловко. И каждое — патриции, всадники и народ, плебс — это для него были просто шарики. На самом деле это могло бы стать уроком на долгие-долгие годы.
А. АХМАДИЕВ: Но не стало.
С. БУНТМАН: Уроком не стало. Ни в коем случае. У нас в следующий раз — пора сказать, кто у нас будет в следующий раз, и показать его (самую последнюю картинку покажи, пожалуйста, Вася), — человек абсолютно другого времени. Благообразный, с волевым подбородком. Это Балтазар Йоханнес Форстер. Это один из премьер-министров и президентов Южно-Африканской республики. Если у нас был расист черный — Дювалье, то здесь классический белый расист, один из мощнейших столпов апартеида, но при этом еще антибританский ксенофоб.
А. АХМАДИЕВ: Кстати, выпуск про Франсуа Дювалье и другие выпуски программы «Тираны. Происхождение видов» можно посмотреть и послушать на подкаст-площадках, на YouTube-канале «Дилетант». Подписывайтесь, следите за нашими другими историческими проектами!
Ну, а сейчас на YouTube-канале «Живой гвоздь» буквально через 3 минуты в программе «Особое мнение» политолог Александр Кынев. А в 21:00 традиционно политик Евгений Ройзман в программе «Личный приём» с ведущим Станиславом Крючковым. Поэтому переходите на YouTube-канал «Живой гвоздь» и хорошего вечера. До свидания!
С. БУНТМАН: Спасибо, всего доброго!