Кавалерист-девица, дворянин-солдат и капеллан — очевидцы и участники
Войны прошлого принято представлять чередой сражений и штурмов столь же отчаянных, сколь ожесточённых. На деле большую часть времени солдаты и офицеры проводили в походе или лагере, но не стоит думать, что это была размеренная жизнь, полная удовольствий и спокойствия. Разберемся, каково было воевать в самый разгар галантного века.
Война за Испанское наследство оставила нам богатый корпус документов, среди которых депеши и донесения, приказы и отчёты. Однако немало дошло до нас и личных писем и дневников, авторами которых были не только вельможи и аристократы, но и самые обычные капралы и солдаты. В подчас скупых, подчас излишне витиеватых выражениях эти люди рассказывают свою историю, вплетённую в полотно самого грандиозного конфликта со времён Тридцатилетней войны.
Мемуаристы шли на войну не от хорошей жизни и намеревались заработать, вдоволь пограбив. Кто-то был завербован обманом, кто-то шёл по зову сердца или из чувства авантюризма. Кто-то даже шёл за любимым человеком: ирландка Кэтрин Дэвис «весёлая, грудастая женщина, получившая несколько ранений на военной службе», как её описывали годы спустя, отправилась в действующую армию, разыскивая своего мужа. Супруг Кэтрин однажды неосмотрительно пропустил по стаканчику, был завербован в солдаты и покинул семью. Отважная ирландка решила найти мужа и двенадцать лет успешно выдавала себя за мужчину, поучаствовав в нескольких тяжелейших кампаниях на континенте в составе армии герцога Мальборо.
Из дневников участников и очевидцев некоторых осад становится ясно, что распространённый взгляд на блокаду и взятие крепости, как на рутинную, тоскливую работу армии землекопов, которая неделями топчется у бастионов и равелинов, далеко не всегда соответствует действительности. Примером тому может служить описание взятия Бонна в мае 1703 года. Пока Пётр Великий штурмовал Ниеншанц, готовясь твёрдой ногой встать на Балтике, Мальборо вел войну в Нидерландах. Бонн был одним из главных пунктов, занятых французами в регионе, и его удержание играло в планах Людовика XIV и его маршалов важную роль. Понимая это, герцог стремился как можно скорее захватить город, чтобы неприятель не успел оказать помощь осаждённым. Сухие цифры отчётов дают возможность представить размах, с которым готовился штурм Бонна: для артподготовки было заготовлено около 10 тыс. ядер и зарядов, 2 тыс. из которых предназначались для сверхмощных 100-фунтовых мортир, ещё 10 тыс. гранат было подготовлено для штурмовых групп, состоявших из гренадеров и батальонов авангарда.
Записки очевидцев, дополняя актовые документы, рассказывают о том, сколь упорные бои шли на подступах к городу, особенно за один из фортов, где союзники планировали разместить батарею для бомбардировки основных укреплений города. «Маркиз д’Алегр с 1200 пехотинцев и 400 конниками предпринял вылазку… они заколотили десять пушек осаждающей стороны, шесть мортир, перебили восемьдесят солдат, 160 ранили…» — писал один из французских наблюдателей. Тем не менее спустя 8 дней после установки брешь-батареи, на 23-й день после того, как Мальборо с армией оказался в окрестностях Бонна, город пал.
Галантный век — галантные правила
Из дневников и писем мы подчас узнаём самые неожиданные подробности и тактические хитрости, к которым прибегали противники. В том же 1703 году несколько французских эскадронов совершали рейд по позициям противника. У одного из постов кавалеристы, пользуясь тем, что в армии союзников состояли войска со всей Европы, представились датскому офицеру английскими и голландскими разведчиками. Причём воины этих эскадронов не только объяснялись по-английски и голландски, но даже прикрепили к шляпам веточки — отличительный знак частей армии Мальборо. К счастью для датчанина, ему удалось выскользнуть из лап французов и чудом избежать плена, но сам случай показывает войну во всём её разнообразии.
Разумеется, на войне в ту эпоху было место и проявлениям галантности, что касалось, в первую очередь, людей образованных и занимавших офицерские посты. Так, граф де Мерод-Вестрело рассказывает о том, как во время сражения в окрестностях Антверпена он повстречал захваченную в плен графиню Тилли. Пока автор «рассыпался в комплиментах у дверцы кареты», усилившийся мушкетный огонь испугал графиню, и она не смогла ответить на них подобающе. После этого граф возглавил атаку своих людей и несколько часов сражался с голландцами за деревенское кладбище и небольшую деревушку, которую ему удалось занять ценой изрядного количества жизней своих людей.
В том же случае, если солдату или младшему офицеру «посчастливилось» поучаствовать в настоящем сражении — даже командиры рот далеко не все рвались в бой, не говоря уж о младших чинах, — никто не мог лучше описать жар и накал битвы той поры. Таким был Де Ла Колони — француз, начинавший службу солдатом и незадолго до битвы при Шелленберге назначенный командовать сводным полком, состоявшим из дезертиров, которые вместо плахи вновь были зачислены в армию. Он так вспоминает это сражение: «Английская пехота шла в атаку с величайшем бесстрашием прямо на наш бруствер… бруствер, разделявший два войска, стал ареной самой кровопролитной битвы, которую только можно себе представить». А вот Кэтрин Дэвис пишет об исходе боя куда менее вычурно. Несмотря на победу союзной армии, она с некоторым сочувствием пишет о судьбе неприятеля («огромное количество их утонуло или было взято плен»), после чего вспоминает убитых в том бою сослуживцев и своих командиров. «Таковы были плоды нашей победы, за которую мы заплатили потерей трёх тысяч отважных ребят», — несколько патетично заключает ирландка, что, однако, вполне отражает отношение к войне большинства простых солдат и унтер-офицеров, для которых она была в лучшем случае способом наладить жизнь, а в худшем — неотвратимым злом.
Вряд ли простые солдаты были в состоянии оценить стратегический гений Мальборо во время его знаменитого марша на Дунай или восхититься его глазомером во время битвы при Бленхейме. Зачастую куда большее впечатление производила случайная стычка с неприятельскими фуражирами или история о дележе с капралом соседней роты крестьянской свиньи. И всё же именно такой личный, низовой взгляд позволяет увидеть войну по-новому, глазами простого солдата со всеми его горестями и радостями, ощутить его тяготы и лишения, уловить саму суть войны. И даже побороть некоторые устоявшиеся мифы.