Беспокойный человек
16-й век выдался для Римско-католической церкви чрезвычайно трудным. Критической массы достигла копившаяся несколько столетий гремучая смесь из возмущения простого народа неправедной жизнью и стяжательством клира, недовольства светских властей непомерными притязаниями папства на политическую власть, а также множества разнообразных учений и толкований, преследуемых как ересь, ущемлённых национальных чувств и многих других слагаемых. Вожди Реформации Мартин Лютер и Жан Кальвин, Ульрих Цвингли и Томас Мюнцер по-разному смотрели на обновление церкви, но сходились в том, что римско-католический вариант должен уйти в прошлое.
[Сборник: Реформация]
Рим сопротивлялся. В чём-то шёл на незначительные уступки, но в основном закручивал гайки. Разумеется, в такой обстановке сплочённость собственных рядов являлась первоочередной задачей, и нет ничего удивительного в том, что культивирование и распространение ереси человеком, принадлежавшим к «передовому отряду» борцов с ней — доминиканскому ордену, из которого рекрутировались кадры инквизиции, — было сочтено тягчайшим преступлением.
Джордано (урождённый Филиппо; своё второе имя он получил при постриге в монахи в 17-летнем возрасте) Бруно по прозвищу Ноланец, то есть уроженец городка Нола под Неаполем, был из тех любознательных юношей, которые не могут спокойно делать карьеру, послушно повторяя за старшими то, что на данном историческом этапе принято считать истиной. Ему было важно знать, как всё устроено на самом деле, а потому он выбрал путь сомнений и поиска истины. Стоит ли удивляться, что на этом пути встречается много неприятностей?
Первый раз риск серьёзной кары навис над Бруно в Неаполе в 1575 году, когда он, проживая в монастыре святого Доминика, одной из главных обителей «псов господних», как называли себя доминиканцы, был заподозрен в чтении запрещённых книг и неприятии икон. Тогда Джордано благоразумно скрылся: перебрался в Швейцарию, где примкнул к ревностным сторонникам Реформации — кальвинистам. Однако своих противников, к которым относили всех недостаточно крепких в вере, ученики Кальвина преследовали не менее жёстко, чем их враги-католики, и Бруно пришлось продолжить свои скитания.
Так Джордано оказался в Париже. Поначалу всё шло лучше некуда, он пришёлся ко двору одного из самых странных королей — Генриха III. К несчастью для себя, Бруно принялся критиковать логику Аристотеля, считавшегося в католическом мире непререкаемым авторитетом. Против молодого искателя истины выступила профессура Сорбонны — Бруно пришлось бежать в Англию. После столкновения с оксфордскими умами Джордано направился в германские княжества (в Виттенберге, колыбели лютеранства, он произнёс хвалебную речь о Лютере), далее в Чехию. Отовсюду рано или поздно ему приходилось спешно уносить ноги.
Сам искатель истины аттестовал себя так: «Я друг бога Иордан Бруно Ноланский, доктор наиболее глубокой теологии, профессор чистейшей и безвредной мудрости, известный в главных академиях Европы, признанный и с почётом принятый философ, чужеземец только среди варваров и бесчестных людей, пробудитель спящих душ, смиритель горделивого и лягающегося невежества; во всём я проповедую общую филантропию. Меня ненавидят распространители глупости и любят честные учёные».
Что же такого крамольного «нёс в массы» этот беспокойный человек? В доносе, который будет положен в основу его дела в суде инквизиции, говорилось, что Бруно утверждал, что «когда католики говорят, будто хлеб пресуществляется в тело, то это — великая нелепость; что он — враг обедни, что ему не нравится никакая религия; что Христос был обманщиком и совершал обманы для совращения народа — и поэтому легко мог предвидеть, что будет повешен; что он не видит различия лиц в божестве и это означало бы несовершенство бога; что мир вечен и существуют бесконечные миры,… что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, как и апостолы, и что у него самого хватило бы духа сделать то же самое и даже гораздо больше, чем они; что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое; что, подобно тому, как рождаются в разврате животные, таким же образом рождаются и люди». Каждого из этих тезисов хватило бы на отдельный костёр.
Как работала инквизиция
К моменту встречи с Джордано Бруно судебная система святой инквизиции насчитывала почти четыре столетия. За это время был накоплен колоссальный опыт в решении главной задачи любого инквизиционного трибунала — определении, является ли обвиняемый еретиком. Процедура была, как правило, неспешной и предоставляла подследственному, а затем подсудимому определённые возможности спастись. Сначала выдвигалось обвинение. Это могли сделать как частные лица (в случае Бруно это будет венецианский аристократ Джованни Мочениго, пригласивший философа погостить у него; историки спорят, было ли приглашение ловушкой с самого начала или же, познакомившись со взглядами Ноланца, правоверный католик пришёл в ужас и написал цитированный выше донос), так и церковные власти. Если на следствии набирался достаточный материал — показания добропорядочных свидетелей (не менее двух, но некоторые инквизиторы требовали трёх и более), вещественные доказательства (например, колдовские атрибуты), собственное признание, — дело передавалось в суд. Пытки использовались, но далеко не всегда. Более того, среди опытных инквизиторов они считались приёмом грязным и примитивным, недостойным изощрённого логика, способного запутать запирающегося силлогизмами и парадоксами.
Суд проверял данные следствия, тщательно фиксируя все показания на бумаге. Неожиданно, но факт: идея подробного протоколирования всего и вся позаимствована цивилизованной судебной системой именно у инквизиции, до неё судопроизводство велось устно, записывался лишь приговор. Важнейшая задача следователей и судей — убедить обвиняемого в необходимости искренне раскаяться. Если раскаяние наступало и выглядело в глазах инквизиторов непритворным, то наказание не было связано с лишением жизни; это мог быть штраф, тюремное заключение и различные формы церковного покаяния.
В случае, если доказанный еретик не желал каяться либо имелись основания полагать, что его раскаяние притворно, его казнили, но формально это делала не инквизиция, ведь еретик, не будучи католиком, не подлежал церковному суду. Казнь осуществлялась светскими властями, получавшими от отцов-инквизиторов письменное сообщение, что церковь ничего не может более сделать, дабы загладить прегрешения виновного.
Казнить нельзя помиловать
Обвинения против Бруно были столь многочисленны и серьёзны, что венецианские следователи решили переправить задержанного непосредственно в Рим. В течение семи лет искушённые богословы полемизировали с ним, пытаясь убедить в греховности и нелогичности его умозаключений, но натыкались на новые и новые признаки ереси. Например, по важнейшему, составляющему основу Символа веры вопросу о троичности бога подследственный заявлял: «Я действительно сомневался относительно имени сына божия и святого духа… ибо, согласно св. Августину, этот термин не древний, а новый, возникший в его время. Такого взгляда я держался с восемнадцатилетнего возраста по настоящее время».
Иногда казалось, что усилия инквизиторов вот-вот увенчаются успехом и обвиняемый покается, но каждый раз Бруно вновь возвращался на исходные позиции. Он утверждал множественность миров и переселение душ, отождествлял святой дух с некоей «душой мира», проповедовал будущее спасение дьявола. Как заметил один из присутствовавших при оглашении приговора иезуитов, «он защищал все без исключения ереси, когда-либо проповедовавшиеся». В этой ситуации надеяться на спасение было трудно. Да Бруно, судя по всему, на него и не рассчитывал.
С точки зрения современного человека, проще всего объявить Бруно сумасшедшим. Он был фанатик, готовый умереть за своё учение, представлявшее смесь предвидений и религиозно-философского винегрета.
Римский Папа Иоанн Павел II, высокообразованный человек широких взглядов, реабилитировавший Галилея и принёсший извинения за «перегибы» инквизиции, полагал, что Бруно был осуждён за действительную ересь, то есть по понятиям 16-го века правильно.
«Папа Иоанн Павел со мной говорил по-русски. Он сказал мне, что моё предложение реабилитации Джордано Бруно принять нельзя, так как Бруно, в отличие от Галилея, осуждён за неверное теологическое утверждение, будто его учение о множественности обитаемых миров не противоречит Священному Писанию. «Вот, дескать, найдите инопланетян — тогда теория Бруно будет подтверждена и вопрос о реабилитации можно будет обсудить»», — рассказывает Владимир Арнольд, академик РАН.
Ознакомившись с делом, с этим трудно не согласиться. И трудно не порадоваться тому, что мы живём в эпоху, когда даже за самые смелые предположения уже не казнят.