Вперед!!!
Под двухцветным флагом
I.
Родина моя!
Великая, и еще так недавно могучая и славная Россия!
Кто сказал бы год назад тому, что дерзкий враг посмеет говорить о твоем разделе, а, между тем, возьмите любую немецкую современную газету и в каждой из них вы найдете ряд статей о «разделе русского наследства», о будущем Литвы, Украины, Кавказа, благословенного юга нашего, предназначенного для безудержной немецкой колонизации после разгрома нас немцами и, наконец, о границах будущей Великороссии, которая, по плану Гогенцоллернов, должна заключаться в пределах русской земли времен Ивана Калиты.
Родина моя!
Неужели мы должны дожить до позора, до ужаса твоей гибели от рук безумцев, толкающих тебя в пропасть небытия, разлагающих тебя заживо и, в пляске смерти погребающих навеки благословенную свободу, завоеванную твоим народом в жестокие дни военной брани?
«Мир без аннексий и контрибуций — в ответ немцам исступленно кричит русская чернь за продажными вожаками своими из числа героев Совета рабочих и солдатских депутатов, отказываясь от шкуры не убитого медведя.
«Мир без аннексий и контрибуций», — вот ответ не безумцев русских, а преступных темных сил, стремящихся усыпить внимание русского общества ко всему происходящему внутри России и исказить смысл и цель этой войны, которая на самом конце своего победоносного окончания, должна привести нас не к возрождению, а к ужасной гибели.
И растет негодование в сердцах русских граждан, нарастает злоба против главарей разрухи в кругу той среды даже, которая еще так недавно верила в творческие силы русской революции и в здравый смысл ею поднятого народа.
«Кто они, ведущие нас к гибели, где пути спасения?» — вот крик, раздающийся сейчас по всей России и мучительно требующий ответа теперь, теперь, пока еще не поздно.
Где русская армия? — Нет ее! Пойдите в окопы—и вы увидите вооруженную толпу, растленную обрывками политических учений, неспособную ни к обороне, ни к наступлению в большей своей части.
Поезжайте в тыл—в столицы, крупные города русские—и вы увидите не народ, а чернь, живущую мыслями о грабежах и насилиях, втоптавшую в грязь трехцветное, старое русское знамя, не имевшее ничего общего с той династией, которая низвергнута народом! Злобные герои и вожаки анархии, залившие всю Россию мутной волной своих учений, подняли свое двухцветное знамя, идущее не к разуму, а к инстинктам толпы; знамя красного петуха и черного Черновского передела.
II.
В дни величайших государственных потрясений нельзя строить иллюзий и не пристало жить мечтами. Россия не имеет правительства, в ней отсутствуют органы власти, все классы ее общества предоставлены самим себе и находятся вне защиты, права и закона.
Правительством называется та власть, которая способна карать виновных, кто бы они ни были, к какой бы группе населения они ни принадлежали. Правительством называется такая власть, у которой слово находится в полном соответствии с делом и не способно повиснуть в воздухе жалким звуком, просящим, молящим и плачущим; а между тем, стоит присмотреться к русской действительности—и что же видим?
Видим власть безвольную, видим власть трусливую, видим власть искательно-просящую в тех случаях, когда приходится говорить с растленными анархией народными низами и с тем, что называется сейчас русская армия на фронте.
Что дало правительство стране до сих пор в смысле водворения порядка? С чем другим, кроме увещаний, уговоров и просьб обращалось оно к нарушителям присяги и гражданского долга? Не дошло ли преступление в России, во имя свободы, до высших пределов безнаказанности?
Воинские части, смещающие и истязающие свой командный состав, полки и дивизии, отказывающиеся не только идти в наступление, но и сменять в положенные дни своих товарищей в окопах, братающиеся с неприятелем группы наших войск и в пьяном виде в часы братания служащие лучшим средством немецкой разведки; ряды колючей проволоки перед батареями нашими в целях защиты русской артиллерии от своей же пехоты, грозящей поднять на штыки артиллеристов, не допускающих братания и обстреливающих немцев в час их выхода к нам для этой цели из окопов с фотографическими аппаратами в руках, бесконечный ряд запрещений производства разведок нашим охотникам, запрещений, выносимых ротными и полковыми комитетами с угрозою, кар их нарушителям и наконец, издание в окопах русских специальных Окопных Газет и Правд, с призывами к миру и неповиновению власти командного состава,—что встретило это со стороны русского правительства?
Как покараны виновные Военным Министерством, летающим с фронта на фронт и произносящим речи «товарищам», впечатление от коих исчезает в момент его отъезда для новых призывов на новыя места?
Что сделано для водворения порядка и дисциплины? Приняты ли меры устрашения, единственные, способные воздействовать на толпу и отрезвить коллективное сумасшествие народных масс?
Что сделано? Ничего. Просьбы, уговоры, увещания, бесчисленное количество стоп исписанной бумаги ушло на правительственные воззвания, на разъяснения и ноты, — вот итог работы того правительства, задача коего закрепить добытые народом для России свободы и не дать возможности буйной черни покрыть страну потоком крови в часы приближающейся к нам анархии.
Оно умеет говорить, однако языком власти. Это трусливое правительство, и оно говорит таким языком, но с кем? С теми, которые более всего сейчас оскорблены, унижены, опозорены и нуждаются в духовной поддержке этого самого правительства в интересах спасения русской армии.
Как настоящий трус способен глумиться и третировать только слабого, перед сильным пресмыкаясь и сильному льстя, — так и русское правительство наших дней проявляет волевой импульс и говорит языком власти и силы только с офицерским составом русской армии, находя жестокие кары для ее командного состава в те часы, когда этот командный состав, утратив авторитет в кругу своих солдат, и починенных, благодаря попустительству со стороны органов над нами стоящей тыловой власти и полной бездеятельности ее, обращается к ней с требованием мер воздействия над непокорными и неспособными внимать словам увещаний и призывам к патриотизму, убитому в народе и армии тлетворной пропагандой безответственных темных сил!
На самом деле, чем иным, как не безвластием власти вызван уход ряда блестящих генералов действующей армии нашей, изверившихся в возможность что-либо исправить на фронте, при той безудержной сдаче позиций со стороны правительства, которая сделала его игрушкой в руках черни!
Разве имена выброшенных за борт генералов: Ратко-Дмитрова, Брусилова, графа Келлера, Лечицкого, Леша, Гурко, Драгомирова, Юденича и Мышлаевского, адмирала Колчака и предательски убитых адм. Непенина и Эрдели ничего не говорят сердцу и уму русского человека? Разве уход тех людей, которые почти с первых дней кампании стояли во главе крупных боевых единиц наших на разных фронтах и глубоко вникли в методы германской стратегии в дни обороны и наступления, не вызовет бурного торжества нашего сильного, умного и блестяще, в смысле техники, оборудованного противника, который, почти не сменяя своих главных вождей, увидит выставленными против них может быть и талантливых русских генералов «омоложенного состава», но незнакомых с приемами борьбы командующих немецкими армиями, которых так хорошо успели узнать русские военачальники, выкинутые сейчас за борт прихотью революционной военной власти нашей и стратегами ее, знакомыми лишь с одной русской крепостью, у берегов Невы лежащей в своем недалеком прошлом.
Чем, наконец, как не тлетворным давлением петроградского совета рабочих депутатов вызван уход верховного главнокомандующего генерала Алексеева, столь беззаветно преданного слуги истерзанной родины нашей и чуждого каких-либо политических течений, кроме одного, спаять, укрепить русскую армию и повести ее к победе для спасения России?
Есть ли что-либо позорнее за последнее время, чем этот остракизм русским вождям с незапятнанным прошлым, проникнутым сознанием своего долга и добивавшимся в трудные дни своей ответственной работы от тыловой и над ними стоявшей власти, к тому же от власти плохо осведомленной об истинном положении дел на фронте, одного — духовной поддержки, и получивших камень вместо хлеба в свою протянутую руку?
Или это все — сторонники старого режима?
Тогда не стесняйтесь! — упраздните Россию, ибо самый факт ее существования может показаться вам сплошным напоминанием о реакции и возбудит подозрения ваши в росте того, что является для вас самым страшным пугалом — в росте контрреволюционного движения!
III.
Если вы — правительство, то сумейте говорить языком власти не со слабыми, а с сильными, или, по крайней мере, с теми, которые считают себя силою в России наших дней и претендуют на роль кормчего русского Государственного корабля.
Поставьте на свое место Советы рабочих и солдатских депутатов, распустите их, как носителей разрухи и двоевластия, начав с Петрограда, пока этого граждане русские, сплотясь, не сделают сами, чего ждать уже недолго на местах. Неужели вам не понять того, что престиж власти вашей и авторитет ее падает с каждым днем, роста и влияния тех сил, и которые, не имея ни умственных, ни моральных, ни почвенных данных, возносятся в гору, творя лишь дело разрушения?
Страна глубоко демократическая, Россия должна иметь в составе своего правительства людей из народа, и когда угомонится море политических страстей и слово «закон» у нас не станет звучать насмешкой, когда дикому произволу будет поставлен конец, народ должен видеть на верхах правящей власти людей своей среды, людей, близких своему миросозерцанию и способных обновить государственный строй родины на широких началах демократического принципа.
Но люди из народа в этом правительстве должны быть обличенными доверием всей страны, должны знать жизнь своего народа, его быт, историю его прошлого и не являться проходимцами, ибо только это может служить порукой обновления русского государственного строя на здоровых началах национального развития!
Временное Правительство, призванное к жизни в час натиска и бури, родившееся ненормально, само собой разумеется, не является выразителем общественного доверия, ибо не этим доверием двинуто в гору; но боевые условия современной действительности заставляют общество закрывать глаза на пути, коими стала властью русская правящая власть.
Она есть! Она существует, она включает в себя представителей, если и не торжествующих сейчас в России общественно-политических течений, то, во всяком случае, течений, мнящих себя наиболее сильными, и этой власти, полуреволюционной и ярко демократической, во избежание анархии повиноваться должно. Но когда наряду с нею становится самозванный орган государственного управления,—орган, претендующий на роль контролирующего начала, орган включающий в себя, вдобавок, громадное число подозрительных элементов ярко провокационного характера, орган, создавшийся к тому же хлестаковски, явочным порядком, как смеет закрывать глаза на все это русская демократическая правительственная власть, имеющая своею первою задачей укрепить в России новый строй и не допустить в ней торжества распутинского режима, который дамокловым мечом еще висит над русскою государственностью и пути коего ярко обозначаются сквозь дым и чад перестающий из-за дряблости правящей власти в стране анархии и—только с момента ее торжества!
Suum cuique. — Каждому свое; нет страны, нет демократии в мире, нет демократического строя, который управлялся бы волею только солдата и рабочего (острое неудовольствие, презрение и ненависть даже к Петроградскому Совету солдатских и рабочих депутатов на фронте с каждым днем выступает все ярче и ярче. «Петроградские ловчилы"—вот прозвище, данное этим господам во многих полках на фронте), а у нас ужас положения усугубляется тем еще, что даже и не солдат и не рабочий ведут современную Россию,—что день все более и более подрывая престиж правительственной власти, а тёмные, сплошь и рядом преступные элементы, коими кишит Совет рабочих и солдатских депутатов, и те в рабочие косоворотки облачившиеся полуинтеллигенты из класса помощников присяжных поверенных, земских статистиков, ветеринаров, агрономов, страховых агентов и расстриженных попов, которые в революции нашли свой хлеб и верный путь к обогащению под прикрытием лозунга «земля и воля», состоя подчас рабочими и мастеровыми своего особого цеха, — цеха личного материального благополучия. (Большевики).
Правительство не смеет закрывать глаза на все это, оно обязано встать во всеоружии своего авторитета власти во имя упрочения в России той свободы, которая должна быть для русских граждан синонимом права, которая должна обеспечивать им порядок и не вызывать в народной массе сожаления о прошлом и рискованных сравнений с этим прошлым, что ждет нас впереди в том случае, если произвол безответственных сил приведет к окончательному параличу власти Временного Правительства, уже подорванную и сжатую под прессом Совета рабочих и солдатских депутатов в Петрограде, насчитывающих в рядах своих более трех тысяч к труду неспособных или отбившихся от всякого труда человек, без определенных занятий, но в некоторой, и в очень значительной своей части с весьма определенными аппетитами.