Митрополит Евлогий:
«Архимандрит Тихон был очень популярен и в семинарии, и среди простого народа. Местные священники приглашали его на храмовые праздники. Милый и обаятельный, он всюду был желанным гостем, всех располагал к себе, оживлял любое собрание, в его обществе всем было приятно, легко. Будучи ректором, он сумел завязать живые и прочные отношения с народом, и этот же путь он указал и мне. Мне постоянно во время поездок по епархии приходилось слышать самые сердечные отзывы о нем духовенства и народа»
Из публикации в газете «Фонарь», январь 1918 года:
«Обаятельное впечатление производит Патриарх своей простотой обращения, доступностью и задушевной мягкостью тона. Он еще бодр и жив в своих движениях, несмотря на свой очень преклонный возраст. Проницательные и глубокие глаза его часто загораются огнем воодушевления, невольно передающегося и собеседнику»
Протопресвитер Михаил Польский:
«Он, Патриарх Тихон, исчерпал все возможные для Церкви и церковного человека меры примирения с властью гражданской и явился жертвой в самом внутреннем, широком и глубоком смысле этого слова. Жертвуя собою, своим именем, своей славой исповедника и обличителя неправды, он унижался, когда переменил свой тон с властью, но никогда не пал. Он унижал себя, но никого больше, не сохранялся и не возвышался унижением других. Он не щадил себя, чтобы снискать пощаду пастырям, народу и церковному достоянию»
Протоиерей Димитрий Хвостов:
«В минуты полной катастрофы Святейший всегда поддерживал дух своей паствы чинным богослужением и добродушным своим юмором»
«Вот пошли мрачные годы преследования. Первое тяжелое известие, достигшее Сергиев Посад, — это было известие о покушении на Патриарха при выходе его из храма Христа-Спасителя. Покушение было совершено в конце июня месяца и все в Лавре боялись, что Святейший не сможет приехать к нам на Сергиев день. Патриарх все-же приехал и я помню, как он морщился, делая поклоны, — от боли еще не зажившей раны в живот. Все-же благодушие и юмор не покидали его. За чайным столом после литургии Патриарх с юмором рассказывал как все это произошло. При выходе после литургии, еще в мантии, Святейший получил удар кухонным ножом от какой-то сумасшедшей: «Сажусь я в экипаж и вот вдруг бросается женщина и пырнула меня. Отец Хотовицкий, один из священников храма, вынул нож и театрально подымая окровавленное оружие, воскликнул — «Православные, Патриарх ранен!». Я так испугался, — добавил Патриарх, что народ еще подумает на него, — что это он меня ранил и броситься на него…»
«Патриарх со своим вечным юмором в повествованиях о безобразиях, которые с ним так нагло позволяли себе большевики, передавал, как, например, его… обвинили в краже патриаршей ризницы и под конвоем вели через всю Москву на допрос в Лубянку. А все дело заключалось лишь в том, что Святейший, чувствуя тяжесть своего положения, облекался, как в святыню, в мантию Патриарха — исповедника и мученика, Гермогена»
Протоиерей А. Рождественский:
«Часто посещал он церкви и без всякой помпы. Вникал во все подробности церковной обстановки, даже поднимался иногда на колокольню, к удивлению батюшек, непривычных к такой простоте архиереев. Но это удивление скоро сменялось искреннею любовью к архипастырю, разговаривавшему с подчиненными просто и ласково, с добродушною шуточкою, без всякого следа начальственного тона… Патриарх Тихон не изменился, остался таким же доступным, простым, ласковым человеком, когда стал во главе русских иерархов. По-прежнему он охотно служил в московских церквах, не отказываясь от приглашений. Близкие к нему лица советовали ему по возможности уклоняться от этих утомительных служений, указывая на престиж Патриарха»
Журналист из Харькова, 1918 год:
«Его Святейшество, благословив меня, пригласил сесть и мимолетно взглянул на меня. Взгляд тихий, добрый… в то же время как бы робкий. Заговорил Патриарх… Голос простой, негромкий, обыкновенный, я бы сказал — «обывательский»
Врач Эмилия Бакунина о последних днях жизни патриарха Тихона:
«Когда он чувствовал себя лучше, то много читал, сидя в кресле у кровати. Читал Тургенева, Гончарова и «Письма Победоносцева»
Из воспоминаний французского журналиста:
«Спокойный, умный, ласковый, широко сострадательный, очень просто одетый, без всякой роскоши, без различия принимающий всех посетителей, Патриарх лишен, может быть, пышности, но он действительно очень дорог тысячам малых людей»