Как-то раз на званом вечере у одного знатного господина любопытная публика собралась послушать новую драму молодого, но уже подававшего большие надежды поэта Нестора Кукольника. Окончив чтение в первом часу ночи, Нестор Кукольник — длинный, бледный и худощавый юноша, обвел взглядом присутствовавших (все были в восторге) и едва ли не со слезами на глазах объявил, что готовится теперь совершить страшное — перестать писать по-русски. Понимаете, он, Нестор, много думал и пришел к выводу (как бы горько ему ни было это признавать), что русский читатель не дорос еще до великой литературы. Не способна русская публика понимать серьезные произведения, а потому он, Нестор, намерен отныне писать исключительно по-французски или по-итальянски. Изумленная толпа вокруг него замерла на миг, и тут же, словно опомнившись, все наперебой бросились буквально умолять Кукольника не лишать Отечества славы, а их — удовольствия наслаждаться будущими чудесными произведениями автора. После продолжительного молчания господин Кукольник, откинувшись на диванные подушки, милостиво дал на то свое согласие. Принесли еще вина…
В тот вечер Нестор Кукольник читал драму «Рука всевышнего Отечество спасла». Он был тогда не просто подававшим надежды писателем, он был практически живой легендой. Предыдущая его пьеса «Торквато Тассо» имела в высшем свете головокружительный успех. О Кукольнике говорили на балах и при дворе, отмечая его несомненное драматургическое дарование и изображая его героем бог знает каких романтических приключений. Он уверенно пробивал себе дорожку в тесный пушкинский кружок, в глубине души считая Александра Сергеевича хоть и даровитым, но легкомысленным и неглубоким поэтом, и вынашивал грандиозные планы по созданию нового направления в литературе. Скоро всему этому придет конец, двери аристократических салонов навсегда закроются перед амбициозным писателем. Им по-прежнему будут восторгаться, но теперь уже совсем другие люди, а Пушкин в гостях у Плетнева язвительно спросит: «А что, ведь у Кукольника есть хорошие стихи? Говорят, что у него есть и мысли»?
Случится это так. Премьера «Руки всевышнего» пройдет с оглушительным успехом. Под нескончаемые овации Кукольника много раз вызовут на бис, в ложе будет горячо аплодировать сам государь-император, но литературные критики жестоко разнесут полную патриотического пафоса пьесу, и в глазах аристократии Нестор Кукольник тотчас превратится в «придворного поэта». Однако, отчаянно нуждаясь в деньгах, он не только продолжит сочинять «патриотические фарсы», но и поступит сотрудником в многотиражный коммерческий журнал «Библиотека для чтения», и вскоре любовь к копеечке и стремление «писать скоро, без оглядки, большею частию из-за гонорария» лишат его всякого уважения коллег. Не печальтесь — Нестор Кукольник заведет себе новых друзей. В своей петербургской квартире он соберет пестрый кружок актеров, музыкантов, литераторов и просто почитателей своего таланта.
Карл Брюллов напишет его портрет, Михаил Глинка сочинит на его стихи романсы, Кукольник выступит соавтором либретто опер «Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила», с головой уйдет в издательскую деятельность и опубликует столько статей, романов, пьес и повестей, что в какой-то момент Виссарион Белинский заметит: «Господин Кукольник один пишет в год больше, чем все литераторы наши, вместе взятые». Едва отметив сорокалетие, он выпустит десятитомное собрание своих сочинений, а с началом войны в Крыму отправится на службу, но, выйдя в отставку, так всерьез и не возьмется за перо. «Обеспечив себя казнокрадством, служа по провиантской части во время Крымской кампании», Кукольник поселится в Таганроге. Случайно разговорившись со старым знакомым, о себе скажет, что «он теперь «еx-чиновник» и «ех-писатель».