Партийные верхи, привыкшие монопольно изрекать истину и спускать сверху пятилетние планы, норму выпуска галош или стиль музыки, ожидали, что низы заклеймят образ Сталина согласно последней «генеральной линии» партии так же послушно, как они его раньше возносили, и начнут сразу думать по-новому.
После XX съезда страна кипела: делегаты, выслушав речь, имевшую эффект разорвавшейся бомбы, вернулись домой с осколками — веры, убеждений, оценок прошлого. Президиум ЦК постановил, что в СССР с докладом «О культе личности и его последствиях» необходимо «ознакомить всех коммунистов и комсомольцев, а также беспартийный актив рабочих, служащих и колхозников». То есть правду о ГУЛАГе узнали все члены партии — тогда семь миллионов человек, 18 миллионов комсомольцев и ещё миллионы тех, с кем они поделились.
Широта круга участников обсуждения документа зависела от местных начальников; некоторые не знали, как отвечать на острые вопросы, и поэтому стремились ограничить дебаты. Например, секретарь Владимирского обкома партии жаловался, что еле-еле отбивается от вопросов на партийных собраниях. Рядовые коммунисты начали поднимать такие неудобные для партии темы, как многопартийная демократия и свободные выборы.
«Почему же, — спрашивали они, — не могли противостоять этому произволу т. т. Хрущёв, Молотов, Ворошилов, члены партии? Почему же они положили Сталина рядом с Лениным? Как понимать, что товарищ Хрущёв предложил съезду почтить память Сталина? Какие меры приняты ЦК для предотвращения <…> самовозвеличивания со стороны отдельных авантюристов и перерожденцев, как это было со Сталиным?»
Особенно волновалась интеллигенция: в Ленинграде, в посёлке физиков в Дубне, в московской Академии наук. «Разве приписывание всех ошибок тов. Сталину не есть культ личности? <…> Не является ли данью культу личности мнение, что один Сталин мог сломить волю большинства партии?» — интересовались одни. «Мы и сейчас повторяем культ личности, возвеличивая Хрущёва», — говорили другие. «У нас такое положение, когда собственность принадлежит народу, а власть — <…> кучке прохвостов», — настаивали третьи.
А четвёртые вопрошали: «Чем было наше государство в продолжение почти 30 лет: демократической республикой или тоталитарным государством?.. Не способствуют ли культу личности однопартийность и почти полное слияние органов власти и партийных органов?»
Хрущёв предусмотрительно предупреждал в своей речи: «Мы должны со всей серьёзностью отнестись к вопросу о культе личности… Но надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв». И теперь выступающих с критикой коммунистов осуждали как «неправильно понявших линию партии», некоторых исключали из КПСС или увольняли с работы.
Многие расценивали откровения о злоупотреблениях властью Сталина, как «позор для государства». Они отказывались верить «фактам, которые изложены в закрытом письме».
В годовщину смерти Сталина 5 марта в Тбилиси начались многодневные массовые беспорядки с требованиями реабилитировать Сталина и Берию и вывесить в грузинских городах портреты вождя. «Верните нам Сталина», — скандировали тысячи его соотечественников. Звучали призывы к выходу Грузии из состава СССР. Восстание было подавлено танками, многие арестованы, как минимум двадцать человек — убиты.
Фактически государство одинаково (правда, с разной степенью жестокости) расправлялось с теми, кто поддерживал доклад, и с теми, кто ему возражал. Всю весну «Правда» пыталась направить волну десталинизации в русло, одобренное партией. В апреле в двух передовых статьях говорилось и о достижениях Сталина, и о его недостатках, а читателю предписывали правильный путь: коммунисты должны бороться против бюрократических методов работы, порождённых культом личности, одновременно пресекая любые попытки «клеветнических» и «антипартийных» заявлений под видом критики культа.
И всё-таки была надежда: «Нечего скрывать, — после смерти Сталина, пережив странное смятение в дни его смерти, похорон