В российской истории было немало ярких личностей, ставших героями песен, рассказов, легенд, передававшихся из уст в уста. Правда, историк и писатель Даниил Мордовцев отмечал, что народная память избирательна: ни Шуйского, ни Годунова особенно не поминают, зато Разин, Отрепьев, Пугачёв, Мазепа, разбойница Марина-безбожница и Ванька Каин стали подлинными героями.
Хотя последний, казалось бы, не должен был оказаться в этом ряду. Бывший разбойник, перешедший на сторону властей, он сдавал своих подельников, воровал, лгал, злоупотреблял всеми возможными способами. Тем не менее народная традиция почитала его чуть ли не былинным богатырём.
Жизнь вора
Иван Осипов родился то ли в 1714, то ли в 1718 году в селе Ивашево Ярославской губернии. Село принадлежало богатому купцу Филатьеву, и в 13 лет Ивана отправили в Москву в господский дом. Некоторое время юноша действительно служил там, потом ограбил хозяина и сбежал. Его быстро поймали и обрекли, казалось бы, на верную смерть: Филатьев приказал приковать его рядом с голодным медведем, который жил при доме. Однако молодой человек сумел выкрутиться: ему стало известно об убийстве солдата, человека государева, которое произошло по вине Филатьева, Осипов донёс об этом и получил свободу.
После этого Ванька, ставший уже Каином, некоторое время пробыл в Москве, примкнув к шайке карманников, которая обитала под Большим Каменным мостом. Грабили чуть не среди бела дня, брали богатую добычу, не боялись ничего. Действовали настолько дерзко и масштабно, что скоро бандитов искали уже по всему городу. Понимая, что в Москве становится слишком опасно, Каин отправился на Волгу к атаману Михаилу Заре. Эта шайка орудовала не менее безрассудно, умудрилась один раз ограбить даже цыган, украв кибитку с сотником. Воровством не ограничивались: убивали, мучили и поджигали имущество тех, кто оказывал сопротивление, и Каин понимал, что и тут размах слишком большой, рано или поздно «повяжут». Ванька решил опередить события, и оказавшись в 1741 году в Москве, сдался. Но не один — он явился в Сыскной приказ с повинной и выдал от 40 до 100 своих сообщников.
Мастер сыска
Надо сказать, что в 18-м веке централизованная система сыска работала из рук вон плохо. Полицейские функции были возложены на Полицмейстерскую канцелярию, но она не справлялась с огромным количеством дел: реальную работу по охране правопорядка выполняли в основном посадские люди, так называемые дозорные десятские, а они частенько пренебрегали своими обязанностями.
Учреждение Сыскного и Судного приказов не сильно изменило ситуацию, долгое время они были органами лишь номинальными. К 1748 году штат Сыскного приказа составлял всего 18 человек — канцеляристов и копиистов, поэтому не удивительно, что к борьбе с преступностью привлекали всех, кого могли: и армию, и тех же преступников. То, что Ванька Каин из отъявленных мошенников стал востребованным сыскарём, совсем не удивительно.
Некоторое время Каин, уже будучи активным осведомителем, оставался номинально колодником Сыскного приказа. И отчитывался о своей работе: в приказной протокольной книге за 1742 год значится, что Ванька, находясь при приказе «для сыску воров», не имел никакого довольствия и «забрал в долг в разных харчевнях хлеба и харчу на шесть рублёв на семьдесят копеек, а того долгу заплатить ему нечем». При этом всего за четыре месяца, с декабря 1741 года по март 1742-го он помог поймать более 100 человек. Официальных денег это ему не принесло, но с марта 1742 года Каин стал штатным сотрудником Сыскного приказа, а судимость, как сказали бы мы сейчас, с него сняли. Исследователи полагают, что примерно в это же время он мог быть освобождён и из крепостной зависимости.
Бывший вор Каин получил свободу действий. В помощь ему выделили отряд солдат, численность которого колебалась от 3 до 20 человек.
Политики относительной честности он придерживался недолго. Историк Евгений Акельев, сотрудник Российского государственного архива древних актов, исследователь социальной истории России отмечает, что с 1741 по 1749 год при участии Каина было поймало около 230 преступников. Поначалу Ванька указывал на профессиональных воров и мошенников, помогал организовывать облавы, приводил в известные ему места сбора карманников. Этот этап был очень продуктивным, задержания — массовыми. Потом деятельность его стала более сложной, он оброс сетью агентов (таких же преступников, как он сам) и занимался, говоря современным языком, то ли рэкетом, то ли крышеванием. Припугивал одних, покровительствовал другим, вступал в сговоры, вымогал деньги, приезжал в дома ночью в сопровождении солдат, грабил, увозил девушек «для блудного дела». Действовал он уже не только в интересах Сыскного приказа, но и выполнял частные заказы, в том числе отбивал арестованное имущество. Укрывал у себя преступников, не гнушался даже убийствами.
Позже, оправдываясь, Каин указывал, что никакого жалования за свою работу на Сыскной приказ он так и не получал, так что приходилось выкручиваться. Но масштабы его злоупотреблений всё же превосходили все мыслимые пределы. Хотя Ванька и тут находил объяснение: говорил, что вынужден был давать сотрудникам приказа бесконечные взятки, чтобы те не давали ход жалобам на него же. Возникал порочный круг, и чем дальше, тем, видимо, больше были аппетиты и разбойника-сыскаря, и тех, кто его покрывал.
Несмотря на отсутствие жалования, Ванька был всё-таки на особом счету. В 1744 году, понимая, что работа его становится всё более опасной, он обращается к вышестоящим инстанциям с просьбой обезопасить его, предоставить гарантии. И они были получены, причём на самом высоком уровне. Сенат издал два указа: в одном говорилось, что любые доносы на Каина следует рассматривать как заведомо ложные, а второй документ давал ему право арестовывать любого, кого он сочтёт нужным.
Под следствием
По всему получалось, что чиновники Сыскного приказа действовали примерно одинаково и мало чем отличались в своём поведении от Ваньки Каина. Различие было лишь одно — тот не просто воровал на государевой службе, но и был при этом официально признанным преступником, колодником. Хотя прочие приказные чиновники не брезговали и ходить к нему в гости, и звать к себе, и приглашать в кабак (где угощал, конечно, Каин).
Казалось, он подстраховался со всех сторон. Однако в 1749 году на него поступила жалоба от солдата Фёдора Тарасова, дочь которого Каин соблазнил. Жалобщик дошёл до генерал-полицмейстера Петербурга Алексея Татищева, который как раз в это время был в Москве. Татищев распорядился начать расследование, а потом, впечатлённый масштабами преступной деятельности, обратился к императрице с просьбой учредить для расследования дела Каина специальную комиссию.
Елизавета Петровна на обращение отреагировала, хотя и не сразу, и велела полностью обновить штат Сыскного приказа, а для дела Каина сформировать комиссию из представителей Юстиц-коллегии, Вотчинной коллегии, Канцелярии конфискации и других ведомств.
Следствие затянулось до 1755 года, такие сроки объясняли тем, что не было возможности допросить всех свидетелей, которые требовались. Приговор был суровый — колесование и отсечение головы. Но потом его смягчили, Ваньку и сообщников надлежало бить кнутом, вырвать ноздри, заклеймить и отправить на каторгу. Что и было сделано в 1756 году.
Остаётся не совсем ясным, что же в действиях Ваньки Каина могло вызвать такое отношение, что его имя вошло в народный фольклор. Даниил Мордовцев в своём очерке, посвящённом вору-сыщику, отмечает, что Каин — «живое отражение всей тогдашней России, микрокосм нашего деморализованного общества, которое, начиная от лиц, стоявших у престола, и кончая голью кабацкой, практиковало в широких размерах нравственные и гражданские правила Ваньки Каина — воровало, мошенничало, грабило, доносило: Меншиков ворует казну, грабит народ и, наказываемый исторической дубинкой Петра из рук самого царя, продолжает вновь грабить и подобно Ваньке Каину ссылать своих сообщников и доносить на других; Бирон и доносит, и грабит, и казнит <…>. Является Ванька Каин, и в нём, как в фокусе рефрактора, отражается всё безобразие русского общества: он тоже весь пропитывается ходячей, практической идеей века — ворует, грабит и доносит».