Борьба с первым среди равных
В истории Франции и всего европейского Средневековья сложно найти конфликт, сравнимый со Столетней войной по размаху, известности и влиянию как на современников, так и на потомков. В 1453 году активная фаза войны, бывшей на деле серией войн за обладание Францией, завершилась разгромом англичан при Кастийоне, однако это не значило, что король-триумфатор Карл VII мог почивать на лаврах. У французской монархии хватало врагов как за пределами страны, так и внутри неё. Курс короля на усиление власти, создание новой системы управления и армии, подчинявшейся командующему не на основе феодальной присяги, а связанной условиями контракта и выплаты жалования, нравился далеко не всем.
Дело осложнялось тем, что за годы войн с Англией на восточной границе Франции сложилось государственное образование, формально встроенное в систему вассально-ленных отношений королевства, но фактически независимое от него благодаря славе и мощи герцогов Бургундских, объединявших под своей властью богатые и развитые территории от Альп до Ла-Манша.
Территориальные амбиции герцогов простирались гораздо дальше самой Бургундии, что приводило к постоянным войнам и конфликтам, в первую очередь, с французскими королями. С помощью изощрённой дипломатии и умелого применения силы Карлу VII удалось спасти королевство и разрушить союз бургундцев и англичан, выйдя из войны победителем и укрепив собственную власть и армию. Однако угроза нового конфликта не исчезла даже несмотря на то, что в самой Англии началась династическая война.
В 1461 году на французский престол взошёл Людовик XI — сын Карла VII. В наследство ему досталась ещё не оправившаяся от последствий столетнего конфликта, но стремительно крепнущая страна с развитой экономикой, славными рыцарскими традициями и вассальной системой. Это и стало залогом проблем французских королей на ближайшие два столетия, когда монархи были вынуждены бороться не только с врагами на юге и востоке, но и внутри страны, причём подчас это были лучшие люди королевства, решившие встать на путь борьбы с первым среди равных. Здесь тенденции к централизации и усилению государственного аппарата натолкнулись на старинные права и привилегии рыцарства. В 15-м веке, когда этот процесс был далёк от завершения, отношения короны с ближайшими вассалами требовали особенного такта и расчёта. И Людовик XI убедился в этом на собственном опыте.
Король-деспот
Вскоре после коронации новоиспечённый монарх принялся наводить в стране порядок и снимать ставленников отца с высших государственных должностей, замещая их верными себе людьми. Так об этом писал современник: «Всех перечисленных король по восшествии на престол разжаловал и лишил должностей, несмотря на то что они хорошо служили его отцу и королевству при отвоевании Нормандии и в других войнах». Столь деятельная политика по укреплению королевской власти быстро вылилась в открытое противостояние: французские аристократы создали Лигу общественного блага, в которую вошли герцог Бретонский Франциск, герцог Беррийский (брат Людовика) Карл, граф Шароле — наследник бургундского престола Карл (будущий Карл Смелый), граф Сен-Поль и множество других видных сподвижников прежнего короля. Требования большинства из них были не столько политические, сколько феодально-экономические: восстановить их в должностях, в которых они порядочно служили отцу Людовика. Кроме того, граф Шароле намеревался вернуть города на Сомме, недавно проданные французскому королю за 400 тыс. лье, добиться отказа от вассальной присяги Людовику XI и вывести бургундские земли из-под юрисдикции короля Франции, что стало бы ещё одним шагом к созданию нового королевства со столицей в Дижоне.
Нельзя сказать, что сын Карла VII был удивлён таким поворотом событий — ему и его отцу пришлось повидать слишком много на своём веку, чтобы удивляться чему-то, однако размах и скорость, с которой бургундцы и бретонцы приступили к активным действиям, всё же стали неприятной новостью для короля. Сам Людовик отправился в начале лета 1465 года на юго-восток, намереваясь нанести упреждающий удар по одному из главных мятежников (кстати, будущему коннетаблю Франции) — Жану де Бурбону. Началась война Лиги общественного блага. Восставшие принцы двигались двумя армиями: с северо-востока наступал Карл Бургундский, с северо-запада — Франциск Бретонский и Карл Беррийский. Оказавшись у Парижа, бургундцы разгромили слабые королевские войска, однако не решились на осаду города и, простояв под его стенами десять дней, отправились на юг, намереваясь фланкировать королевскую армию и помешать ей достичь Парижа. Людовик XI действительно спешил в Иль-де-Франс и был значительно ближе, чем надеялся его неприятель. Впрочем, вступать в сражение король не планировал, ведь ему казалось гораздо важнее удержать в своих руках Париж, который мог заколебаться перед лицом неприятеля.
Тактика Карла Смелого
Граф Шароле занял позицию у Лонжюмо, в 20 км к югу от Парижа, где планировал встретить неприятеля на разведанной и заранее подготовленной местности. В качестве авангарда к местечку Монлери был выслан внушительный отряд под командованием Сен-Поля, окопавшийся в вагенбурге в ожидании главных сил противника. Учитывая условия и возможности управления средневековой армией, полевое сражение всегда было большим риском, так как вероятность того, что всё пойдёт не по плану, была весьма велика.
Справедливости ради стоит сказать, что эта проблема была актуальна как в Античность, так и в Новое время, но особенности психологии и военного дела Средних веков делали ведение боя по заранее согласованному плану почти бессмысленным. Вот как об этом писал современник Людовика XI и видный мемуарист Филипп де Коммин: «ни один человек по своему разумению не способен устанавливать и поддерживать порядок, когда имеет дело с массой людей — ведь на поле боя события разворачиваются иначе, чем они планируются заранее, и если человек, от природы наделённый разумом, возомнит, будто он способен это сделать, то он согрешит против Бога». Сражение при Монлери не стало исключением.
Сенешаль Нормандии, которому было поручено командование королевским войском во время марша на Париж, сознательно вёл войска дорогой, максимально приближавшейся к линии соприкосновения с противником, несмотря на принятое накануне решение короля не ввязываться в бой. Рано утром 16 июля 1465 года в лагерь Карла Бургундского прибыл гонец от Сен-Поля, сообщивший, что тот вот-вот вступит в бой со всей королевской армией и ему срочно необходимы подкрепления. План Карла начал ломаться, так как он рассчитывал встретить неприятеля севернее, однако отдавать на растерзание Людовику и его приспешникам значительную часть своей армии граф Шароле позволить не мог. Ему оставалось только собрать силы и как можно скорее двинуться к Монлери, надеясь спасти положение.
Когда смешавшиеся бургундские войска подошли к вагенбургу Сен-Поля, оказалось, что никакого сражения нет и французы только выходят из леса на поле у замка Монлери. Здесь-то Карл мог воспользоваться своим преимуществом в позиции и разгромить врага по частям, пока тот дефилировал по лесу. Но будущему герцогу не хватило решимости и инициативы: всё-таки это была его первая военная кампания, и Карл был вынужден по недостатку опыта постоянно советоваться с окружавшими его славными рыцарями, прислушиваясь то к одному, то к другому мнению. Только около 10 утра французы во главе с самим королём Людовиком построились у замка Монлери на виду у неприятеля. Огонь артиллерии с обеих сторон огласил начало сражения при Монлери, ставшего первой битвой Карла Смелого.
Битва вопреки
Силы сторон принято считать примерно равными — около 12−14 тыс. человек с каждой, причём королевская армия имела преимущество в коннице, набранной из Нормандии, Дофине и Савойи, в то время как бургундская армия превосходила неприятеля в пехоте, которою составляли как лучники, сражавшиеся на английский манер (и даже отряд собственно английских йоменов), так и хорошо организованная пехота ближнего боя: городские ополчения и швейцарцы. Бургундская конница уступала как качественно, так и организационно французской: если во Франции конница сводилась в ордонансовые роты, что положительно сказывалось на её боевых и организационных качествах, то в Бургундии использовалась устаревшая система вассальной повинности, причём для таких масштабных предприятий, как война с королём, приходилось созывать арьербан, то есть вассалов вассалов, формально не обязанных служить под началом герцога и требующих за службу жалования или льгот.
С одной стороны, армия, собранная таким способом, была не только скверно вооружена, но ещё и не имела соответствующей организации. С другой, боевые качества пехоты бургундцев несколько компенсировали эти недостатки, так как французские франк-арше (вольные лучники), которые на деле были совсем не лучниками, были вооружены и организованы куда хуже неприятельских пехотинцев.
Обе армии построились развёрнутым боевым порядком, то есть тремя большими баталиями, образующими левый и правый фланг и центр. Из-за неразберихи во время марша бургундская армия построилась иначе, чем планировалось: левый фланг заняла баталия авангарда под командованием Сен-Поля, который и упросил Карла Бургундского прибыть к Монлери как можно скорее и стал главным «виновником» случившегося сражения. Справа оказался сам граф Шароле, будущий Карл Смелый, с главными силами, а центр достался арьергарду под командованием бургундского бастарда Антуана. Французский центр занял король, левый фланг был отдан дяде монарха Карлу Анжуйскому графу Мэнскому, а правый заняли «нормандские ордонансовые роты Пьера де Брезе, сенешала Нормандии и прославленного ветерана Столетней войны, и Роббера де Флоке.
Жандармы, пикинёры и серпентины
Вот как описывает атмосферу перед битвой один из её участников: «Открыли несколько бочек вина, дабы можно было подкрепиться. И хотя я мало что успел разглядеть, всё же заметно было у всех огромное желание ринуться в бой, что казалось добрым знаком и внушало большую уверенность». Поначалу удача сопутствовала бургундцам: неприятель был выбит из Монлери, а правый фланг противника, казалось, колеблется перед мощью баталии Сен-Поля. На деле всё оказалось несколько иначе, ведь французы не только не собирались отступать, но, видя возникшее в рядах бургундцев замешательство, сами бросились в атаку.
Причиной замешательства было решение спешенных жандармов Сен-Поля сесть на коней и начать преследование врага верхом, оставив собственных лучников без прикрытия. Внезапно на них самих налетели французы и совершенно рассеяли всё левое крыло армии графа Шароле. Интересно, что атака королевской тяжёлой конницы сопровождалась поддержкой артиллерии, подготовившей атаку.
Попытка бастарда Антуана спасти баталию Сен-Поля от разгрома привела к тому, что бургундские жандармы потоптали собственных лучников (лучникам вообще часто доставалось от копыт лошадей своих же всадников, что хорошо заметно при Монлери и демонстрирует низкий уровень взаимодействия родов войск) и были отбиты.
Пьер де Брезе со своими кавалеристами гнал врагов до самого вагенбурга, который этим утром покинули воины Сен-Поля. Только здесь атакующий порыв всадников иссяк, самые ретивые из которых, включая командира, пали от ударов слуг, охранявших лагерь. Это сильно сказалось на управлении. Правый фланг французов хотя и рассеял неприятеля, но не был способен к реорганизации: рыцари разбились на группы и искали славы и трофеев, ведь битва была ими выиграна. Что же творилось на другом фланге?
На правом фланге бургундских жандармов в атаку (и снова через своих же лучников) повёл лично наследник престола — это было его первое сражение. Стремительный бросок на баталию Карла Анжуйского (фаворита Карла VII и одного из немногих, кто сохранил влияние при его сыне) закончился совершенным её разгромом. Треть французской армии попросту бежала с поля боя, что многие посчитали верным доказательством того, что анжуец вступил в сговор с восставшими. К 13 часам сражение на флангах закончилось с зеркальным результатом: оба левых крыла были разгромлены, однако правое крыло бургундцев сохранило управление, в то время как королевский правый фланг фактически перестал существовать как организованная тактическая единица. И всё-таки исход битвы во многом зависел от боя в центре, где французской баталией командовал король. Здесь-то и сказались главные качественные преимущества обеих сторон.
Последний бой Средних веков
Рыцарские копья французской тяжёлой конницы ринулись в атаку на неприятельские ряды. Казалось, что всадников, предводительствуемых королём, ничто не в силах остановить. Однако баталия бургундцев ответила пальбой из серпентин и залпами лучников, завязалась рукопашная. О степени накала боя можно судить по тому факту, что лошадь под Людовиком была убита, а самого короля удалось спасти от плена только благодаря отваге шотландских лучников — гвардейцев короля. Многие из сподвижников монарха пали в бою. И если сам Людовик спасся, то это не спасло атаку французов: весть о гибели короля молнией пронеслась по рядам, и те, кто ещё сохранял видимость порядка, спешно отступили на исходные позиции у замка Монлери. Людовику даже пришлось лично показаться перед своими воинами, чтобы избежать полного развала армии. Помимо артиллерии и лучников важную роль в разгроме королевской баталии сыграла пехота центра, что было делом нечастым даже для 15-го века.
Конечно, пехоте в Средние века удавалось одерживать верх над рыцарской конницей, однако на каждый такой триумф приходилось по десять побед конницы. Битвы при Куртре, Баннокберне, Креси, походы альмогаваров и гуситов вошли в историю военного искусства как примеры несомненного успеха пехоты, однако закрепить этот успех удалось только пехоте Возрождения и Нового времени. Однако ничто не случается мгновенно, и Монлери — пример такого переходного сражения; чисто средневекового по своему ходу, но с явными признаками новых веяний даже не столько в организации, сколько в отдельных тактических моментах.
Наряду с массовым применением полевой артиллерии, снабжённой лафетами, то есть способной перемещаться и решать различные тактические задачи, к таким моментам относится бой швейцарцев, впервые ступивших на французскую землю. Они «ничуть не страшились конницы, ибо объединялись по трое совместно, один копейщик, один кулевринёр и один арбалетчик, и столь искусны были в военном ремесле, что при надобности выручали друг друга», — так описывает действия швейцарцев один из участников битвы.
Благодаря стойкости бургундской пехоты атаку французов удалось остановить, а после слухов о гибели короля и вовсе одержать верх над жандармами. Таким образом, швейцарцы поквитались с Людовиком за поражение двадцатилетней давности: в 1444 году при Сен-Жакоб-ан-Бирс в бою с дофином Людовиком погибла целая баталия пикинёров, забрав с собой втрое больше французов.
Тем временем сражение разбилось на серии отдельных стычек и стало затихать, когда произошёл случай, едва не изменивший ход боя и всей европейской истории. Дело в том, что командующий Лиги граф Шароле едва не погиб, когда на его небольшой эскорт набросился отряд французских всадников. Неприятели узнали наследника и изо всех сил старались добраться до него: Карл получил удар в горло, где у него остался шрам на всю жизнь, был убит знаменосец графа, но всё-таки подоспевшие бургундцы спасли своего сюзерена. Граф Шароле соединился с остатками своей армии, бывшей не в лучшем виде.
Очевидец писал: «В течение получаса, как я заметил, все помышляли только о бегстве, и, появись тогда хотя бы сотня врагов, мы бы разбежались. Мало-помалу к нам стали стекаться люди. По 10, по 20 человек, кто пешим, кто на коне. Пехотинцы были изнурены и изранены из-за действий как нашей собственной конницы во время утренней атаки, так и неприятеля. Поле, на котором мы стояли, ещё полчаса назад покрытое высокими хлебами, было голым и страшно пыльным. Повсюду валялись трупы людей и лошадей, но ни одного мёртвого из-за пыли опознать было невозможно». О продолжении сражения, несмотря на требования горячих голов, не могло быть и речи: обе армии были изнурены, нуждались в отдыхе и реорганизации, так что дальше нескольких пушечных залпов дело не зашло. Около 19 часов стало смеркаться, и сражение наконец затихло. Так закончилась последняя истинно средневековая битва.