Обстоятельства расправы над участниками группы Васильева подробно изложены в деле Макаровой-Гинзбург, которая принимала непосредственное участие в расстрелах подпольщиков. Эти экзекуции стали в ее зловещей «карьере» последними…
20 сентября 1945 г. следователь НКГБ капитан Зубаков допросил своего бывшего «коллегу» — следователя Брасовской полиции М. И. Биндасова. Впрочем, в этой должности последний проработал недолго, и в январе 1943 г. по каким-то причинам был переведен в Локотскую окружную тюрьму охранником. В этом качестве он стал свидетелем и соучастником всего того, что творилось в застенках автономии в последние месяцы ее существования — до эвакуации «каминцев» в Белоруссию.
Биндасов показал, что в начале 1943 г. «в тюрьме сидели в большинстве своем партизаны. Расстрелы в январе и феврале были незначительные, я нес охрану арестованных при тюрьме и конвоировал арестованных партизан на разные хозяйственные работы… В первых числах марта месяца 1943 г. была раскрыта подпольная молодежная группа, руководимая бывшим членом партии Васильевым… Арестовано было больше ста человек, в том числе и Васильев… Полиция при допросах зверски избивала советских патриотов шомполами и плетьми. Били до бессознания… Активное участие в пытках… принимали Фадеев Петр, Тюпов Леонид, Михалев Василий, Кречетов Леонид, Морозов Николай, Агеев Даниил и, насколько помню, Иванченков Валентин. Я сейчас не могу вспомнить, бил ли я кого из васильевской группы».
По словам бывшего тюремщика, расстрелы «васильевцев» начались в первых числах апреля (возможно, это были люди, казненные еще до проведения показательного процесса).
«Первый раз расстреливали шесть или семь человек… В этом расстреле принимал участие я, Сычев Александр, Сычев Василий, Иванченков Валентин, Иванченков Иван, Мазанов Александр, его сын и другие. Расстрел производили часа в три дня. Начальник тюрьмы Иванин дал распоряжение всем охранникам тюрьмы, которые не стояли на постах, выйти в боевой готовности и построиться во дворе. Из камер стали выводить советских патриотов по два человека со связанными руками. Руки вязали в камерах Иванин Григорий Михайлович, Агеев Даниил и Тюпов Леонид. Выводили из камер: Михалев Василий, Морозов Николай и Кречетов Леонид. Я и ряд других полицейских… брали советских патриотов и вели до места расстрела к котловану, который расположен в 300 — 400 метрах от тюрьмы. Немецкие офицеры во время конвоирования и расстрела производили снимки. Когда привели на место расстрела, то всех патриотов поставили в ряд по одному перед котлованом. В это время вышли, как добровольцы, Мозалев Владимир с автоматом, Киреев Иван с пулеметом и девушка по имени Антонина с пистолетом».
Это — одно из первых упоминаний Макаровой в советских следственных документах (при этом фамилию палача Биндасов не назвал). Итак, с 1945 г. — в то самое время, когда бывшая тюремщица, заметая следы, вновь оказалась в рядах Красной Армии — фактически и начался ее розыск, который завершился более чем тридцать лет спустя…
Биндасов продолжал: «Без всякой команды Мозалев из автомата стрелял от крайнего до крайнего, тех, кто не свалился в котлован, добивали из пистолетов девушка и комендант тюрьмы Агеев. При расстреле присутствовал сам Каминский и немецкий генерал с рядом офицеров».
В конце 1950-х гг. брянские чекисты повторно допросили Биндасова, к тому моменту уже отбывшего положенный срок за измену Родине. На этот раз интерес следователей КГБ к личности Макаровой был более предметным. Биндасов подробно описал внешность разыскиваемой, характер ее отношений с начальником тюрьмы Ивановым-Иваниным и уточнил детали расправы над подпольщиками:
«В 1943 г. я был очевидцем двух расстрелов, в которых кроме других карателей участвовала пулеметчица по имени Антонина. Я не могу точно назвать время, но было тепло. Часов в одиннадцать дня стало известно, что в этот день будет производиться расстрел. Во втором часу дня в расположении тюрьмы появились какие-то начальники из штаба Каминского, а также немецкие офицеры. Около двух часов дня все они, вместе с администрацией тюрьмы отправились к котловану. Туда же пошел и я вместе с многими охранниками. Вскоре из тюрьмы к котловану конвойники привели пятерых арестованных. Уже была готова яма, на краю которой поставили арестованных. Часть конвойников… отошла в сторону, а конвойники Михалев, Мазанов (пожилой), Иванченков Валентин остались на месте. К ним подошел командир батальона Музалев с автоматом и следователь Финогенов с наганом или пистолетом. Рядом с ними также с наганом стояла пулеметчица Антонина.
По чьей-то команде названные лица, кроме пулеметчицы, открыли по арестованным огонь и арестованные упали в яму. В яме послышались стоны расстрелянных. Тогда к яме подошла пулеметчица Антонина, из нагана несколько раз выстрелила в яму и стоны прекратились…
Вскоре после этого… было расстреляно еще семь партизан… Арестованных… повели к котловану… Возле котлована уже находились сам Каминский со своими, а также немецкими и мадьярскими офицерами, среди них был также мадьярский генерал. Уже была подготовлена яма. В метрах 30 — 40 от ямы стоял станковый пулемет. По сторонам стояла охрана места казни, состоявшая из конвойников… Пулеметчица Антонина подошла к пулемету, легла за него и дала длинную очередь по арестованным. Арестованные упали в яму, и все каратели стали расходиться. Вскоре после этого расстрела Антонина куда-то исчезла» (Биндасов также привлекался в качестве свидетеля к следственным действиям по делу Гинзбург в 1978 г.; он уточнил время этого последнего для Макаровой расстрела — лето 1943 г.).
На этом же допросе Биндасов сообщил важные факты. Например, что после Макаровой пулеметчиком тюрьмы стал некий Иван Кириллович Вдовенков, что Тонька-пулеметчица «больше общалась с немецкими и мадьярскими офицерами», «болела венерической болезнью» и «недолго лежала в больнице поселка Локоть» (сама Макарова показывала на суде, что с конца октября 1942 г. она к расстрелам не привлекалась, лежала в больнице, «так как болела тифом, воспалением легких и желез»).
К слову, во многих газетных статьях, посвященных Макаровой-Гинзбург, сообщается, что Тонька носила вещи расстрелянных ею женщин. В большинстве случаев авторы, рассказывая об этом, выдумывают массу курьезных подробностей. К примеру, О. Багалейша и Е. Сажнева в своей публикации «Сладкий сон палача» сочинили такой монолог, якобы произнесенный Макаровой перед своей бывшей квартирной хозяйкой: «Если мне вещи у приговоренных нравятся, так я снимаю потом с мертвых, чего добру пропадать… Один раз учительницу расстреливала, так мне ее кофточка понравилась, розовая, шелковая, но уж больно вся в крови заляпана, побоялась, что не отстираю — пришлось ее в могиле оставить. Жалко».
Вместе с тем, почва для этих, казалось бы, неправдоподобных историй есть. Тот же Биндасов еще на допросе в 1945 г. показал: «Имущество партизан, коммунистов и советских активистов, которых расстреливали, забирал комендант тюрьмы Агеев, куда он эти вещи девал, я не знаю… Мне известен один случай, когда пальто расстрелянной партизанки носила пулеметчица по имени Антонина». Свидетельница Е. Зайцева на процессе по делу Гинзбург рассказала: «У моей соседки Костюковой Маруси на квартире жила Дубравская Мария. Ее арестовали полицейские и расстреляли на другой день. Мне это было известно от Костюковой. Она понесла Дубравской передачу в тюрьму, а какая-то женщина сказала ей, что Дубравскую расстреляла Тоня-пулеметчица и она уже носит доху Дубравской".
На суде сама Гинзбург весьма подробно описала расстрел группы подпольщиков (точнее — один из расстрелов), сообщив, что экзекуция имела место весной 1943 г., а казненных было 30 человек:
«При расстреле этой группы заключенных присутствовали немецкие офицеры, Иванин Григорий, хотя он уже не был начальником тюрьмы. Командовали расстрелом комендант тюрьмы Агеев и начальник конвоя Шатров. Новый начальник тюрьмы, фамилии я его не помню, был болен тогда тифом.
Перед расстрелом ко мне подошел Агеев и сказал: «Ты будешь участвовать в расстреле»… Я сама заряжала пулемет. Среди обреченных были только мужчины, были и молодые, и пожилые. Все узники были связаны между собой. Группа была большая, людей я не пересчитывала. Примерно в группе было человек 30. Их возраст было трудно определить, так как они были избиты».
Говоря о расстреле летом 1943 г. семи узников, Макарова на суде несколько «поправила» (разумеется — в свою пользу) показания М. Биндасова: «Мозалев стрелял из автомата по заключенным без команды… После того, как Мозалев расстрелял заключенных, я достреливала 3-х раненных человек… чтобы они не мучились, так как были случаи, когда людей закапывали живыми. Меня никто не обязывал пристреливать раненных. Больше в расстреле узников Локотской тюрьмы я не участвовала, так как уехала с немцами в Германию».
Итак, точной даты последнего для Макаровой расстрела установлено не было. Известно лишь, что казнь состоялась летом 1943 г. Все остальные экзекуции со своим участием Макарова-Гинзбург (всего она призналась в шести эпизодах) описала на суде столь же подробно. В общем, все казни были похожими: «Расстреливая из пулемета, я присаживалась на корточки, не прицеливалась, просто наводила ствол в сторону обреченных и стреляла… Пулемет от обреченных находился на расстоянии 10 — 15 метров… Садясь за пулемет, я всегда поправляла волосы, так как у меня была короткая стрижка, волосы падали на глаза, и я откидывала их. Очень редко было так, что перед расстрелом оглашался приговор… Начальник конвоя давал приказ, чтобы подали подводу. Охранники грузили пулемет… Я шла рядом с подводой. Охранники сами уже знали, где снимать пулемет. Я устанавливала пулемет, заряжала его, ленты находились в коробках, которые тоже везли на подводах. Пулемет перед расстрелом я не проверяла. Помощника у меня не было. Пулемет я заряжала всегда сама до привода обреченных… Я не старалась выслужиться перед немцами, и злости у меня на обреченных не было».
Чем же занималась Тонька помимо участия в казнях и как она сама относилась к подобным «поручениям»?
«После… расстрелов я чувствовала себя не очень хорошо, настроение было паршивым, было очень тяжело, так как я переживала, но, тем не менее, соглашалась в следующий раз расстреливать заключенных. В свободное от расстрелов время я подрабатывала у немцев — стирала им белье».
В середине июля 1943 г. немецкие военнослужащие, которым Макарова «стирала белье» (надо думать, одной стиркой дело не ограничивалось), стали готовиться к эвакуации на Запад. Антонина, воспользовавшись своими связями среди оккупантов, сумела присоединиться к ним, навсегда расставшись с «каминцами» и со своей, изрядно поднадоевшей работой служащей Локотской окружной тюрьмы.