Традицию отмечать победу в войне с Наполеоном, которую соблюдали с 1814 по 1916 гг., прервала революция. В советское время праздновать победу в ещё одной империалистической войне было не принято. Кроме того, перипетии Гражданской войны, празднование Октябрьского переворота 1917 г., а затем и Дня Победы в войне с Германией — всё это вытеснило живую народную память о войне 1812 года. К тому же годовщина победы ещё и приходилась на рождество. Но до 1917 года каждое 25 декабря отмечали и рождество, и «день победы».
25 декабря 1812 года, когда последние остатки армии Наполеона были изгнаны из России, император Александр I издал Манифест «О принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского». Потом были заграничные походы русской армии 1813−1814 гг., завершившиеся занятием Парижа русскими и союзниками по антифранцузской коалиции. И 30 августа 1814 года Александр I повелел: «Декабря 25 день Рождества Христова да будет отныне и днём благодарственного празднества под наименованием в кругу церковном: Рождество Спасителя нашего Иисуса Христа и воспоминание избавления церкви и Державы Российской от нашествия галлов и с ними двадесети язык» (прим.: то есть ещё двух десятков народов, представители которых входили в состав Великой армии Бонапарта). Так вот и получилось «два в одном» — и день победы, и Рождество. В годовщину нужно было совершать благодарственное молебствие и звонить в колокола в память о героях войны.
В течение 19-го века были созданы сотни произведений искусства, увековечивших славу русских воинов в 1812 года, и постепенно сложилась народная историческая память о тех людях и событиях, которые и сегодня сразу вспоминаются при упоминании войны с Наполеоном. Бородино, Кутузов, Багратион, Барклай-де-Толли, Давыдов и Кожина, пожар Москвы, отступление по Смоленской дороге и Березина, — всё это вспоминали в 19-м веке так же, как сегодня при словах «День Победы» вспоминаются Жуков, Рокоссовский, Конев, блокада Ленинграда, Сталинград, Курск и Берлин. И так же, как 1945-й, 1812-й разделил историю России на до и после. Празднования годовщины включали в себя элементы, обычные для других праздников: смотры войск, фейерверки, приёмы и молебны, крестные ходы и установка памятников, изготовление медалей и юбилейных монет и прочее.
Медаль на Владимирской ленте в честь 100-летия победы была чем-то вроде георгиевской ленточки нашего времени. Правда, раздавали её не всем желающим, а военнослужащим тех частей, которые бились с французами в 1812-м, служащим и чиновникам.
Время от времени к годовщине избавления от «галлов» открывались мемориальные строения и иные «места памяти». В 1818-м в Царском Селе были установлены чугунные ворота «Любезным моим сослуживцам» по проекту В. П. Стасова; 25 декабря 1826 г. была открыта Военная галерея Зимнего дворца, в том же году в Москве построили по проекту О. И. Бове триумфальную арку у Тверской заставы; в 1834 г. в Петербурге открылись Нарвские ворота и была установлена 600-тонная Александровская колонна О. Монферрана на Дворцовой площади, в 1837 — памятники М. И. Кутузову и М. Б. Барклаю-де-Толли перед Казанским Собором… А на Бородинском поле к столетию победы над французами было установлено уже аж 34 различных памятника полков и дивизий русской армии. На одном из них было написано: «Доблесть родителей — наследие детей. Всё тленно, всё преходяще — только доблесть никогда не исчезнет. Она бессмертна».
Особенно пышно отмечался 100-летний юбилей в 1912 году. Император хотел придать празднику «значение общенародного торжества». Причём на сей раз, чтобы всё-таки как-то отделить праздник от рождества, его назначили на годовщину Бородинского сражения — 26 августа. В местах боевой славы русской армии (Смоленске, Полоцке…) были открыты памятники прославленным воинам; отчеканили памятные медали для императорской фамилии и частей армии, участвовавших в войне, издавались памятные открытки и книги о войне 1812 года, началась работа над созданием в Москве Музея 1812 года. У Бородинского поля прошли основные торжества с участием императора Николая II и множества гостей (в том числе с французской стороны).
26 августа 1912 г. на поле началась канонада, возвестившая начало праздника. Николай II с семьёй приехал на автомобиле, затем на коне объехал выстроенные войска — лейб-гвардии Измайловский и лейб-гвардии Московский полк, Гренадёрский корпус и 29-й пехотный Черниговский полк. Состоялись и торжественная литургия, и посещение могил павших героев. До 29 августа торжества продолжались в Москве.
Праздник, сопровождавшийся раздачей памятных медалей, смотрами, молебнами и открытием новых памятников, был роскошен. Как пишет историк В. Лапин, «это было действительно национальное и государственное торжество — победа над Наполеоном, титаном, покорившим до того всю Европу, а с учётом представлений начала 20-го столетия о мироустройстве — покорившим весь мир!».
Но кое-что всё же несколько омрачило торжества — история с «фейковыми» и бедными ветеранами. Как писал Александр Иванович Куприн, «какой-то быстрый государственный ум подал внезапную мысль: собрать на бородинских позициях возможно большее количество ветеранов, принимавших участие в приснопамятном сражении, а также просто древних старожилов, которые имели случай видеть Наполеона». Чиновники на местах нашли 25 человек, помнивших события 1812 года или участвовавших в них. Самому молодому из них, И. Машарскому, было 108 лет, и он был свидетелем одного из сражений французов и русских на петербургском направлении; а самому старому, Акиму Винтонюку, — 124 года, и он был настоящим ветераном, фельдфебелем 53-го пехотного Волынского полка. Ветеран Винтонюк и ещё четверо свидетелей войны с Бонапартом приехали на празднество и говорили с императором.
Потом оказалось, что некоторые из найденных чиновниками ветеранов не были таковыми. Угодливые губернаторы хотели во что бы то ни стало выполнить распоряжение. Так, тобольский губернатор А. А. Станкевич нашёл «гренадёра Тобольского пехотного полка» П. Я. Толстогузова. «Ветерана», который умер незадолго до юбилейных торжеств, даже сфотографировали. Лишь спустя много лет выяснилось, что Толстогузов никак не мог быть ветераном, так как родился только в 1817 г. Кроме того, нашлись и «ветераны», сами прибавлявшие к своему возрасту десятки лет, чтобы получить внимание государства.
Общественное мнение, кстати, «ветеранскую акцию» правительства не только не похвалило, а даже использовало как повод для критики. Вот что писал некий журналист В. Белинский в газете «Санкт-Петербургские ведомости» 25 июля 1912 года: «Ветераны Отечественной войны в нищете»; «…самое неутешительное и даже, можно сказать, ужасное в этом перечне то, что все эти бедные ветераны, когда-то проливавшие кровь за своё отечество, в продолжение стольких лет пребывают в бедности и нищете, и что о них совсем забыло общество и государство, и что они вспомнили только 100 лет спустя — и то ввиду юбилея, когда понадобилось какой-то комиссии собирать интересные для своего издания сведения… Разве это не ужасно? […] В других странах на таких людей смотрят как на героев и не оставляют их на произвол судьбы, как у нас. О таких людях заботится само государство и, прежде всего, военное ведомство, у которого всюду есть на то дома призрения для ветеранов. А у нас… эти защитники отечества, иногда украшенные несколькими георгиевскими крестами, пользуются правом просить милостыню у сердобольных граждан, выжимая у них слёзы и с ними жалость…»; «о них совсем позабыли, полагая, что больше о них заботиться нечего, так как от них теперь нет никакой пользы» (орфограция и пунктуация источника сохранены). Под давлением общественного мнения глубоким старцам всё-таки выделили пенсии по 300 руб. в год, а ветерану Акиму Винтонюку — 600 руб. в год.
В последние годы время от времени звучат предложения возродить традицию всенародного празднования победы 1812 года. Быть может, вскоре к нам вернётся и этот «День победы».