Участники Белого движения в Москве
В результате обстрелов большевиков были повреждены Успенский и Благовещенские соборы, Собор Двенадцати Апостолов, Колокольня Ивана Великого, кремлёвские башни, включая и Спасскую: часы на ней остановились (снаряд попал в цифру два). 2 ноября 1917 г. после «кровавой недели» уличных боёв в центре Москвы красные взяли город. Как вспоминал Б. А. Павлов (тогда 11-летний мальчик), «в памяти остались разбитые витрины с дырками от пуль, кое-где развороченные от разрывов снарядов стены, куски штукатурки и разбитые стекла на тротуарах и мостовых». Икона Николая Чудотворца над Никольскими воротами пробита пулями. Столпившиеся у ворот москвичи ругают большевиков, да и вообще всех — «мало им было войны!..». Ещё никто не знает, что это начало многолетней и страшной Гражданской войны и что, возможно, только что завершилось её важнейшее сражение.
Первый нарком просвещения А. В. Луначарский даже подал было в отставку в знак протеста против обстрелов Кремля, но Ленин убедил его, что разрушения стоят будущих величественных творений освобождённого класса. Луначарский однако увидел: здесь, в Москве, стихия Гражданской войны показала свою разрушительность. Не так уж просто будет взять власть. Неожиданно для лидеров большевиков в Москве это оказалось куда сложнее, чем в Петрограде, где фактически всё было решено в течение суток. Ленин думал, что в рабочей Москве, где Временного правительства нет, большевики победят, не встретив отпора. Но нигде, кроме Москвы, не было столь долгих и кровавых боёв в октябре 1917 г.
25 октября, получив весть о событиях в Петрограде и приказ о восстании, московские большевики начали действовать (по сути, импровизируя). Сперва во главе с 26-летним большевиком Г. Усиевичем был создан Военно-революционный комитет (ВРК) и отправлены делегаты в войска городского гарнизона. Красные лидеры (Я. Пече, А. Ведерников и др.) по крупицам собирали красногвардейцев в районах, поначалу речь шла всего о десятках бойцов. К утру 26-го удалось набрать только несколько сотен солдат 193-го полка и 56-го зап. пехотного полка (большевизированных частей в Москве было ещё немного). Уже днём 25 октября восставшие заняли почтамт, несколько типографий, а утром 26-го — Кремль, охранявшийся тем же 56-м. Городская милиция не мешала и вскоре объявила о своём нейтралитете.
Только вечером 25-го Московская городская гума решила сопротивляться попытке захватить власть и сформировала Комитет общественной безопасности (КОБ) во главе с эсером В. В. Рудневым и главой Московского военного округа полковником К. Рябцовым. Опереться на гарнизон они не решились и почти ничего не предпринимали 26-го, кроме воззваний к защите порядка. Руднев и Рябцов боялись использовать антибольшевистские силы (например, около 30 тыс. московских офицеров), считая их опасными контрреволюционерами, опасными для завоеваний Февраля. Но тем, кто не склонен был недооценивать угрозу со стороны мятежников, приглашение от КОБ не понадобилось: 26-го юнкера по своей инициативе заняли Городскую думу и Манеж, забаррикадировали военные училища и несколько казарм. Они же блокировали утром красных в Кремле, не дав им забрать и доставить оружие из арсенала в ВРК (расположившийся в здании Совета на Скобелевской пл.). Сами начали собираться в университете студенты, резко настроенные против красных.
Боявшиеся добровольцев и их непредсказуемости Рябцов и Руднев на следующий день обнаружили, что для борьбы с ВРК у них никого и нет, а связь с районами они теряют из-за восставших. 27 октября несколько сотен добровольцев собрались в Александровском военном училище, создали роты «по ста штыков», выбрали начальников и командира — полковника К. Дорофеева. Сразу после этого они захватили почтамт, Никитские ворота и Тверской бульвар, часть Большой Никитской улицы, телеграф и телефонную станцию, Дорогомиловский мост. Началась организация отрядов студентов. Именно они здесь впервые назвали себя «белой гвардией» в противовес красной. 27-го случилось и первое крупное боестолкновение. Вечером отряд красных попытался пройти к зданию ВРК. Патруль юнкеров у Исторического музея предложил им сдать оружие, а в ответ на отказ открыл огонь — погибло около 45 из 150 человек повстанцев.
В этот же день КОБ объявил военное положение, которое заключалось в запрете всяких сборищ и подавлении районной инициативы антибольшевистски настроенных горожан (впрочем, большая часть публики вообще была равнодушна к происходящему). И если к концу дня в центре города побеждали белые, то большевики взяли верх в районах, овладели вокзалами и военными складами, набирали сторонников, подавляли отдельные очаги сопротивления (как правило, отряды самообороны офицеров). Освободившиеся в районах силы направлялись в центр. Если белые за неделю боёв имели всего до 5 тыс. бойцов, то численность красных достигла (по более или менее реалистичным оценкам) около 10 тыс. Вместо набора сторонников, как это делал оборонявшийся в тот момент ВРК, Рябцов ждал помощи извне: Ставка обещала прислать с фронта надёжную крупную часть (но такой в итоге не нашлось, а все подошедшие к Москве небольшие отряды большевики разложили либо остановили).
Как бы то ни было, вечером 27-го, казалось, победа за КОБ. Рябцов выдвинул большевикам в Кремле ультиматум. Юнкера обстреливали парапеты Кремля, отгоняя красных. Связи у Кремля не было, и утром 28-го большевики Кремль сдали. При сдаче в нервозной обстановке кто-то из красных открыл огонь, в ответ начали стрелять юнкера, и погибло не менее 30 человек.
Наступил критический момент в ходе всей недели боёв за Москву. Сейчас сотни готовых к бою юнкеров, студентов и офицеров могли одним ударом покончить с ВРК (там не исключали вариант сдачи в случае атаки белых). Но Рябцов решил, что победа и так за ним, и предложил ВРК переговоры, дабы не проливать кровь. Эту чудовищная ошибка стоила белым Москвы. В течение нескольких часов переговоров к центру подходили красные из районов, и вечером ситуация изменилась. Красногвардейцев стало больше. К тому же ВРК получил ещё и артиллерию, в том числе несколько тяжёлых орудий.
С 29-го октября ВРК перешёл в наступление. Теперь у большевиков было налажено 11 штабов в городе, подходили подкрепления и припасы. Белые же оказались блокированы в центре и теперь заняли оборонительную позицию. Рябцова проклинали как предателя (в 1919 г. в Харькове его за нерешительную оборону Москвы расстреляют сами белые). С 29 октября по 2 ноября шли упорные бои за Крымский и Каменный мосты, на Остоженке и Пречистенке, за Тверской бульвар, Охотный ряд и главный телеграф, почтамт, за Таганскую площадь и Алексеевское военное училище, центральную телефонную станцию, гостиницу «Метрополь», за центральные вокзалы. Бои шли, в основном, прямо на улицах, стрельбу вели из-за углов и из засад. Иногда происходила полная неразбериха. После рассказывали о случае, когда юнкера прикинулись красными, подошли к восставшим и попросили выдать оружие, а получив его, пошли прямо к своим товарищам. Юнкерам не хватало оружия, а главное — патронов. А вот располагавшие огромными запасами красные поливали улицы свинцом ради устрашения и продвигались за счёт артиллерии, которой у белых не было. Центральные улицы города разворотили снаряды. Особенно кровавые бои завязались у Никитских ворот, где юнкера соорудили подобие бастионов, а также за телефонную станцию.
Положение всё время было шаткое, и нервы большевиков могли сдать. Это хорошо показывает один эпизод: утром 31-го числа броневик с 11 бойцами белых во главе с эсером инженером Жилинским ворвался на площадь к зданию ВРК. Те его защитники, что не были пьяны, тут же разбежались, а в самом ВРК все помчались «эвакуироваться» в районы. Не сразу поняли большевики, что это не большая атака. Но, когда поняли, сумели отогнать броневик. Так что судьба восстания висела на волоске, даже когда белые в целом уже утратили инициативу.
1 ноября большевики взяли здание Думы и Красную площадь, блокировали Кремль (куда переехал КОБ) и начали его обстреливать из тяжёлых орудий. Очень сильно подвело белых отсутствие боеприпасов. По данным историка С. Мельгунова, в день они расходовали 25 тыс. патронов, тогда как красные имели доступ к сотням тысяч, а также к тысячам гранат и бомб. И белым пришлось отступить. Начались бои за блокированный Кремль.
2 ноября красные штурмовали Исторический музей. Когда Кремлю причинили уже довольно большой ущерб, Рябцову пришлось вновь идти на переговоры с ВРК, на сей раз о сдаче белых. Изолированные, не использовавшие все возможности города, лишённые патронов, лидеры КОБ сдались, подписав 2 ноября в 17 часов соглашение с ВРК: КОБ распускался, белая гвардия и юнкера разоружались, ВРК гарантировал в обмен свободу и неприкосновенность белых, военные действия прекращались, пленные должны были выйти на свободу (этот пункт красные не выполнили и часть пленных расстреляли).
Поражение Белого движения в Москве
3 ноября повстанцы вошли в Кремль, выдавив последних сопротивлявшихся юнкеров.
Город был взят. ВРК праздновал: «Революционные войска победили, юнкера и белая гвардия сдают оружие…». Сколько в результате затеянной большевиками авантюры и боёв погибло людей, неизвестно, около нескольких сотен. Повстанцы похоронили у кремлёвской стены 238 человек, но это были, очевидно, не все павшие. И белые потеряли до 240. Погибло также какое-то количество обычных горожан. М. Горький писал потом: «В некоторым домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чём не повинных людей».
Часть историков вслед за Мельгуновым уверена, что восстание в Москве в той же мере, что и в Петрограде, было решающим для успеха Октябрьского переворота вообще. Потеряв два крупнейших политических центра и их окраины с развитой инфраструктурой, богатыми военными складами и высокой плотностью населения, противники большевиков оказались заведомо в невыгодном положении в ходе последующей войны. Если бы большевики не взяли Москву, антибольшевистские силы могли бы мобилизоваться там и подавить восставших в Петрограде. Но этого не случилось. Им пришлось уйти из Москвы. «Молодые самоотверженные защитники Москвы потянулись в одиночку на юг для того, чтобы встать под славные знамёна Добровольчества…», — писал Мельгунов. Белое движение ещё не оформилось ни организационно, ни идеологически, но белая гвардия, готовая бороться против радикалов, уже родилась в московских боях.