М. Курников: «Елена Керенская. Родилась в 1878 году, уроженка города Казань, русская, сестра А. Ф. Керенского, беспартийная, врач-хирург Шувалово-Озерской амбулатории. Проживала: город Ленинград, улица Желябова, дом 5, квартира 64. Арестовывалась в 1922 году, вторично арестована 5 марта 1935 года. Особым совещанием при НКВД СССР 9 марта 1935 года осуждена как «социально опасный элемент» на 5 лет ссылки. Отбывала срок в городе Оренбург. Врач-хирург Горздравотдела. Особым Совещанием при НКВД СССР 16 мая 1935 года разрешено проживание в районе строительства Рыбинск-Углич. Вторично арестована 5 июня 1937 года. Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в городе Оренбург 2 февраля 1938 года приговорена к высшей мере наказания. Расстреляна в городе Оренбург 2 февраля 1938 года».
Вот такая небольшая справка о Елене Керенской опубликована на «Мемориале».
А. Кузнецов: А вот небольшой отрывок из воспоминаний Александра Керенского «Россия на историческом повороте»: «Ранние годы предстают в моем сознании в виде идиллических картинок домашней жизни. Длинный коридор делил наш дом на двое — на мир взрослых и мир детей. Воспитанием двух старших сестер, которые посещали среднюю школу, занималась гувернантка-француженка. Младшие же дети были отданы на попечение няни, Екатерины Сергеевны Сучковой. В детстве она была крепостной и не научилась грамоте…
В наших повседневных детских занятиях и играх мать была значительно ближе к нам, чем отец. Отец никогда не вмешивался в жизнь нашей детской. В сознании нашем он стоял где-то в стороне, как высшее существо, к которому няня и мать обращались лишь в минуту крайней необходимости. Обычно стоило произнести всего одну угрозу: «Вот подожди, отец проучит тебя!» — и все становилось на свои места, хотя отец никогда не прибегал к физическим наказаниям и ограничивался лишь разговором, стараясь растолковать нам суть дурного поступка. Мама любила посидеть с нами за утренним завтраком, когда мы пили молоко. Она интересовалась всеми нашими делами и при необходимости мягко журила за тот или иной проступок. Вечерами она заходила в детскую, чтобы перед сном перекрестить нас, поцеловать и пожелать доброй ночи. С раннего детства мы всегда молились по утрам и перед сном…
Не буду подробно останавливаться на школьных годах, проведенных в Ташкенте. Я был общителен, увлекался общественными делами и девочками, с энтузиазмом участвовал в играх и балах, посещал литературные и музыкальные вечера. Часто совершались верховые прогулки, что было вполне естественно, поскольку Ташкент был центром и военного округа. У сестер не было отбоя от кавалеров и жизнь казалась нам восхитительной…
Летом 1899 года я завершил подготовку к отъезду в Санкт-Петербург. Со мной ехала сестра Анна, которая намеревалась поступить в консерваторию, и мы оба предвкушали радость от предстоящей студенческой жизни, хотя и слышали об университетских беспорядках, ставших в столице повседневностью. О студенческих волнениях весны 1890 года нам рассказала сестра Елена, которая вернулась из Санкт-Петербурга, где посещала только что открывшийся Женский медицинский институт. Все это крайне встревожило родителей, но ничуть не обеспокоило ни Нюту (Анну), ни меня. Еленины рассказы лишь усилили наше страстное желание поскорее добраться до Санкт-Петербурга».
М. Курников: Итак, в семье Керенских Елена была старшей сестрой.
А. Кузнецов: Да. Она стала врачом и занималась этим ремеслом всю свою профессиональную жизнь. Что касается Керенских, то это была типичная патриархальная (в хорошем смысле слова) семья, где мама занималась воспитанием, а отец был непререкаемым авторитетом. Напомним, что в описываемое время Федор Керенский был директором симбирской гимназии, и именно его слово на педсовете, когда решался вопрос о вручении золотой медали выпускнику Владимиру Ульянову, было наиболее весомым.
Каким образом Керенские очутились в Ташкенте? Федор Михайлович был назначен попечителем Среднеазиатского учебного округа. Семья, соответственно, перебралась в Ташкент. Именно здесь Александр Керенский заканчивал гимназию, отсюда поехал учиться на юрфак Петербургского университета.
М. Курников: И все же вернемся к нашей сегодняшней героине, Елене Керенской. За что же ее судили?
«Дело № 2553 по обвинению Керенской Елены Федоровны по статьям 58−8, 58−9 и 58−11»…
А. Кузнецов: Это разделы печально знаменитой 58-й статьи, в которых говорится о террористической деятельности, о диверсиях, об участии в антисоветской организации.
М. Курников: Стоит отметить, что на документе стоит огромное количество печатей разного времени. Видно, что к делу возвращались несколько раз. Здесь и 1957 год, и 1962 год, и 1984-й…
А. Кузнецов: «Постановление 28/37 об избрании меры пресечения и предъявления обвинения. Город Оренбург, 1937 год, мая 28-го дня.
Помощник оперуполномоченного НКВД по Оренбургской области Булгаков, рассмотрев следственный материал по делу (номер отсутствует), приняв во внимание, что гражданка Елена Федоровна, 1878 года рождения, происходит из города Казани, дворянка, осуждена в 1935 году по приговору особого совещания НКВД на 5 лет ссылки, проживает в городе Рыбинск, достаточно изобличается в том, что Керенская состояла членом контрреволюционной монархической организации, лично проводила вербовку новых членов, постановил:
Керенскую Елену Федоровну привлечь в качестве обвиняемой по статьям 58−10, 58−11 УК. Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей при ДПЗ у НКВД.
Согласен:
Помощник уполномоченного Булгаков
Начальник следственного отдела, старший лейтенант государственной безопасности Афанасьев».
М. Курников: Отметим, что в ссылку Керенская была отправлена в Оренбург, тогда уже редкое место заключения.
А. Кузнецов: Март 1935 года — предыдущая ссылка нашей героини, и 5 лет — это абсолютный стандарт. После убийства Кирова прошла очередная волна репрессий так называемых «бывших». То есть даже если бы Керенская не была сестрой Александра Федоровича, то вполне вероятно, что как дворянка в прошлом, она все равно бы подверглась наказанию.
М. Курников: Итак, анкета арестованного:
«Фамилия: Керенская
Имя, отчество: Елена Федоровна
Дата рождения (число, месяц): июнь 1878 года
Место рождения: город Казань
Место жительства: город Углич Ярославской области
Профессия и специальность: врач-хирург
Место службы и должность / род занятий: врач Центрального 2-го угличского (неразборчиво)
Социальное происхождение: дворянка
Кем работала до революции и после: врач, служащая
Образование: высшее
Партийность: нет
Национальность: русская (указано самой Керенской)
Служба в белых и других армиях, участие в бандах и восстаниях против советской власти: не служила
Каким репрессиям подвергалась при советской власти: в 1935 году административная ссылка из Ленинграда в Оренбург на 5 лет.
Состав семьи: брат Керенский Александр Федорович, «…за границей, но не знаю где», сестра Анна Федоровна, 55 лет, не замужем, «была в Германии, сейчас не знаю где тоже».
Арестована Керенская была в Угличе.
А. Кузнецов: Да. И этапирована в Оренбург. В деле имеется ее фотография в период следствия. Елена Федоровна поразительно похожа…
М. Курников: …на брата.
А. Кузнецов: В деле также есть справка медицинского освидетельствования о физическом состоянии в связи с содержанием под стражей: «Заключение: порок сердца, артериосклероз, малокровие, бронхит, хронический суставный ревматизм, старческая инвалидность».
Вот с такими диагнозами наша героиня находилась в следственном изоляторе.
М. Курников: Протокол обыска: «1937 года июня 9-го дня. Я, оперуполномоченный 3-го отделения Угличского Волголага НКВД Баганов, в присутствии понятого, стрелка ВОХР Филатова, на основании ордера № 17 от 5 июня 1937 года, выданного начальником 3-го отдела Волголаг НКВД, сего числа произвел обыск у административно высланной гражданки Керенской Елены Федоровны, проживающей в городе Углич в доме № 7 на улице Карла Либкнехта. При обыске изъято для доставки в 3-й отдел: одна сумочка с личными документами Керенской и одна пачка личной переписки. Больше при обыске ничего не обнаружено. Претензий на неправильные действия при обыске и на исчезновение ценностей и других предметов не предъявлено».
Улов, скажем прямо, небогатый…
А. Кузнецов: Да. Это подтверждает и другой документ:
«Протокол допроса обвиняемой Керенской Елены Федоровны от 25 октября 1937 года. (Далее повторяются анкетные данные).
Вопрос: Вы арестованы за участие в Оренбургской подпольной эсеровской контрреволюционной организации. Признаете себя в этом виновной?»
М. Курников: «Нет, не признаю, так как я членом подпольной эсеровской организации не была и о существовании таковой мне известно не было».
А. Кузнецов: «Врете! Следствию точно известно о вашей контрреволюционной деятельности и вашем участии в организации. Предлагаем давать правдивые показания».
М. Курников: «Никакого участия в контрреволюционной организации я не принимала и членом ее не состояла».
А. Кузнецов: «Лжете. Вы уличены показаниями членами вашей подпольной эсеровской организации: Белкина, Лисина, Левинсона и других, которые дали показания о своей принадлежности к этой организации. И вас уличают в этом. Теперь вы будете давать правдивые показания?»
М. Курников: «Вижу, что мои отрицания напрасны. И я решила дать следствию правдивые показания. Признаю, что я действительно являлась членом контрреволюционной эсеровской подпольной организации и принимала активное участие в ее деятельности».
А. Кузнецов: «При каких обстоятельствах вы были вовлечены в подпольную эсеровскую организацию в Оренбурге?»
М. Курников: «В 1935 году я была выслана из Ленинграда как «социально опасный элемент» в город Оренбург. По прибытию в город Оренбург я познакомилась с эсером Белкиным, через которого я устроилась на работу в Горздравотдел. В моих встречах с Белкиным я рассказала ему, что являюсь сестрой Керенского и что сейчас выслана из Ленинграда. Белкин, в свою очередь, заявил, что и он также не по своей воле попал сюда, а его выслали за эсеровскую деятельность, и что он при советской власти подвергался неоднократным репрессиям. Убедившись в моих контрреволюционных настроениях, которые я ему высказывала, Белкин мне рассказал о том, что он, несмотря на все репрессии, принимаемые со стороны органов советской власти, все же стоит на своих прежних эсеровских позициях и продолжает вести работу, направленную против советской власти. После двух-трех таких откровенных с ним бесед он открыто заявил мне, что в Оренбурге существует хорошо законспирированная подпольная организация эсеров, которая развернула широкую работу в деревне, противопоставляя, как он выразился тогда, «болтовне большевиков мужицкую агитацию». Введя в курс о существовании организации, Белкин предложил мне определить свое отношение к этой организации. Хотя мои взгляды несколько правее, нежели взгляды эсеров, все же я не замедлила дать свое принципиальное согласие на то, что я буду активно работать в этой организации и отдам все мои силы на борьбу с большевизмом. Белкин это мое решение одобрил и заявил, что он доложит об этом в областное бюро эсеровской организации, в частности, Кондратьеву, после чего сообщит мне о результатах. Как передавал мне после Белкин, никто из областного бюро против моего участия в организации не возражал, а как будто все приветствовали это мое решение».
А. Кузнецов: «С Кондратьевым лично вы встречались?»
М. Курников: «Да, встречалась».
А. Кузнецов: «Характер этой встречи?»
М. Курников: «Мои встречи, которые состоялись у меня с Кондратьевым, последний интересовался о моей связи с братом Керенским, ныне находящимся в эмиграции во Франции. Его интересовало, каким образом возможно установить связь партийного порядка с заграничными товарищами. Он спрашивал у меня, имею ли я возможность установить эту связь».
А. Кузнецов: «Что вы ему на это ответили?»
М. Курников: «Я передала Кондратьеву, что с братом и сестрой, находящейся с ним вместе, связь поддерживаю обычным порядком. Других путей связи у меня нет».
А. Кузнецов: «Назовите известных вам участников подпольной эсеровской организации».
М. Курников: «Я должна заявить следствию, что из членов организации я знаю небольшой круг товарищей, с которыми приходилось сталкиваться по контрреволюционный работе. Круг товарищей, с которыми мне приходилось сталкиваться по контрреволюционный работе, определялся в лице Белкина, Котова, Лисина, Левинсона, Ясинского, а также хорошо знаю Кондратьева Михаила Павловича. Знаю как членов организации Малиновского, Павловского, Шестакова и Шепелевича, но личных встреч я с ними не имела».
А. Кузнецов: «Следствию известно, что вы входили в состав диверсионной группы. Подтверждаете ли вы это?»
М. Курников: «Да, подтверждаю».
А. Кузнецов: «Кто входил в диверсионную группу?»
М. Курников: «В диверсионную группу входили следующие члены подпольной организации эсеров: Белкин, Котов, Лисин, Новинский, Левинсон и я, Керенская».
А. Кузнецов: «Какие диверсионные акты намечались вами к осуществлению?»
М. Курников: «Белкиным и Котовым совместно с Кондратьевым был составлен план, в котором предусматривалось: 1) заражение красноармейцев и командного состава через отравление бактериями пищи и воды и введения микробов в организм людей при производстве профилактических прививок и уколов. С этой целью к прививочным препаратам должны быть добавлены культуры заразных болезней; 2) заражение бактериями мест скоплений воинских частей, казарм, воинских поездов, агитпунктов на станциях. В Оренбурге мы собирались заразить бактериями помещения школы летчиков и артиллерийского полка; 3) поголовное заражение скородействующими микробами конского состава воинских частей оренбургского гарнизона и военных частей, проходящих через город Оренбург».
А. Кузнецов: «Что практически проделано вашей контрреволюционной диверсионной группой?»
М. Курников: «Диверсионная деятельность группы по установке Кондратьева и Белкина должна была развернуться во время войны фашистских стран с Советским Союзом».
Какой это год?
А. Кузнецов: 1938-й.
М. Курников: «Однако мне известно, что нашей организацией было много проделано. Белкин, работая завлабораторией эпидемического института, заготовил в своей лаборатории большое количество бактерий. В 1936 году в области усилилась эпидемия и стали учащаться скарлатиновые заболевания. Участники нашей группы не вели никакой борьбы с этими эпидемическими заболеваниями, ссылаясь на отсутствие средств, необходимых для приобретения сыворотки и других необходимых препаратов. Врач Костромной, имевший близкую связь с Белкиным, давал указания яслям и детсадам, чтобы коренная сыворотка отпускалась при заболевании корью детей только в тех случаях, когда родители сдадут свою кровь для приготовления сыворотки. Это мероприятие вызвало большое недовольство среди населения».
А. Кузнецов: «Расскажите о вашей личной контрреволюционной деятельности».
М. Курников: «Будучи хирургическим врачом (часть текста отсутствует) особенно коммунистам, принимала такие меры, посредством которых больной долгое время после операции болел. В отдельных случаях производила заражение крови несоблюдением санитарных правил. Необходимых лекарств больным не выписывала, чем создавала недовольство населения города, озлобляя их против советской власти.
Показания мне прочитаны. Записано с моих слов правильно.
Подпись: Керенская
Допросил сотрудник 3-го отдела УНКВД в Оренобласти сержант …».
А. Кузнецов: «Протокол закрытого судебного заседания Выездной сессии Военной коллегии Верховного суда». (Судя по всему, это копия протокола. В документе не заполнены некоторые позиции. В частности, не указаны председательствующие члены). Заседание открыто в 11 часов 45 минут. Председательствующий объявил, что подлежит рассмотрению дело по обвинению Керенской Елены Федоровны в преступлениях, предусмотренных статьями 58−8, 58−9, 58−11 УК РСФСР. Секретарь доложил (неразборчиво или не заполнено)… Председательствующий удостоверяется в самоличности подсудимого и спрашивает, вручена ли копия обвинительного заключения. На что подсудимый ответил (неразборчиво или не заполнено)… Подсудимому разъяснены его права на суде и объявлен состав суда. По предложению председательствующего секретарем оглашено обвинительное заключение.
Председательствующий разъяснил подсудимому сущность предъявленных ему обвинений и спросил его, признает ли он себя виновным. На что подсудимый ответил, что виновной себя признает, показания, данные ей на предварительном следствии, подтверждает и заявляет, что дополнить их ей нечем.
Судебное следствие закончено. Подсудимой было предоставлено последнее слово, в котором она ничего сказать не пожелала. Суд удалился на совещание, по возвращению из которого председательствующим оглашен приговор. В 12 часов ровно заседание закрыто».
То есть на судебное заседание ушло всего-навсего 15 минут.
М. Курников: Итак, приговор:
«Именем Союза Советских Социалистических Республик Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда Союза ССР в составе председательствующего диввоенюриста Горячева, членов бригвоенюристов Алексеева и Микляева, при секретаре, военном юристе 3-го ранга Шапошниковой в закрытом судебном заседании в городе Оренбурге 2 февраля 1938 года рассмотрела дело по обвинению Керенской Елены Федоровны, 1878 года рождения, бывшего медврача-хирурга Оренбургского Горздравотдела в преступлениях, предусмотренных статьями 58−8, 58−9 и 58−11 УК РСФСР.
Предварительным и судебным следствием установлено, что Керенская в 1933 году (скорее всего, в 1935 году) за активную контрреволюционную деятельность была выслана из Ленинграда в Оренбург на 5 лет. В Оренбурге Керенская вошла в состав контрреволюционной эсеровской террористической организации, была организационно связана с активным эсером Белкиным, разделяя террористические методы борьбы эсеровской организации в отношении руководства ВКП (б) и советского правительства, и лично входила в одну из террористических диверсионных групп организации, перед участниками которой была поставлена задача заразить бактериями помещения Оренбургской школы летчиков и артиллерийского полка. Кроме того, Керенская была осведомлена о нахождении в Оренбурге военно-казачьей организации и ее повстанческо-террористической деятельности.
Таким образом, установлена виновность Керенской в совершении преступления, предусмотренного статьями 58−8, 58−9 и 58−11 УК РСФСР. На основании изложенного и руководствуясь статьями 319-й и 320-й УПК РСФСР, Выездная сессия Военной комиссии Верховного суда СССР приговорила Керенскую Елену Федоровну к высшей мере уголовного наказания — расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего ей имущества. Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года подлежит немедленному выполнению».
Статья основана на материале передачи «Не так» радиостанции «Эхо Москвы». Ведущие программы — Алексей Кузнецов и Максим Курников. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.