Ключевая точка. Ультиматум
Не стоит думать, что убийство Франц-Фердинанда повлекло за собой немедленное объявление войны. Поначалу не видно было даже какого-либо серьезно обострения, однако во второй половине июня события начали разворачиваться стремительно, и вскоре стало ясно, что ни одна из великих держав не в состоянии остановить неизбежное наступление глобального конфликта. Надо признать, что Вена сыграла в этой истории роль основного катализатора. Будь ее позиция в отношении Сербии чуть менее бескомпромиссной, и убийство эрцгерцога не стало бы поводом к разрушительной войне. Но уж очень стремилась Австрия если не подчинить, то хотя бы усмирить независимую Сербию, и когда выяснилось, что к убийству Франца Фердинанда имеют прямое отношение высокопоставленные сербские офицеры, Вена перешла к решительным действиям.
Сперва, правда, Австрия попыталась добиться своего дипломатическим путем. 23-го июля Белграду был предъявлен жесткий ультиматум, на выполнение условий которого Сербии отводилось 48 часов. Либо сербское правительство подчинится ультиматуму, либо будет маленькая победоносная война. Вена требовала прекратить антиавстрийскую пропаганду, закрыть несколько особенно радикальных газет, арестовать группу офицеров и разогнать некоторое количество особо опасных националистических обществ.
Ключевым, пожалуй, был 6-й пункт: «провести расследование против каждого из участников Сараевского убийства с участием в расследовании австрийского правительства». Этот пункт, единственный из десяти, так и остался невыполненным, что и стало поводом к объявлению войны. Сербы, пытавшиеся заручиться поддержкой России, в то же время сделали все, чтобы удовлетворить претензии Австрии, обещая даже в скором времени пересмотреть Конституцию, дабы выполнить одно из условий. Лишь 6-й пункт был невыполним, ибо затрагивал вопросы суверенитета.
Белград предложил альтернативу — передать Вене все документы по итогам расследования. Австрия расценила такой ответ («да» на 9 из десяти пунктов) как неудовлетворительный. Правда, нужно учитывать и тот факт, что Вена, особенно военные круги, очень хотела войны. Более того, общество старательно готовили к этому конфликту, особенно старалась печать. Призывы раздавить Сербию слышались отовсюду. Глава Генерального штаба барон фон Гётцендорф объявил мобилизацию, министр иностранных дел граф Берхтольд вел с Германией переговоры о поддержке. Милитаристские настроения подхватили даже газетные карикатуристы. Кажется, общество было бы сильно разочаровано, если бы войну не объявили. Так или иначе, будь условия ультиматума менее жесткими, войны, возможно, действительно удалось бы избежать.
Императорские телеграммы
Существовала вероятность, что Австрия и Сербия разберутся сами, без, что называется, стороннего вмешательства. То есть вовлечение в их конфликт еще четырех сверхдержав вовсе не казалось поначалу неизбежным. Большая беда состояла в том, что все державы были связаны условиями стратегических разговоров. Россию беспокоило усиление Австрии на Балканах, но объявление Россией войны Австрии означало, что за последнюю вступится Германия. Еще в 1905 году германское командование приняло план Шлиффена, предполагавший одновременное ведение войны на два фронта с итоговой победой и над Россией, и над Францией. Франция ждала возможности поквитаться с Германией за поражение во франко-прусской войне чуть больше сорока лет. Президентом страны был Раймон Пуанкаре, имевший прозвище Пуанкаре-война. И как раз в 20-х числах июля он находился с визитом в Петербурге, где обсуждал вероятность совместного участия двух стран в войне с Германией.
План Шлиффена был мероприятием трудоемким и предполагал стремительные действия на первых этапах конфликта. Для подготовки Германии требовалось время. Иными словами, стоило России начать мобилизацию, как Германия должна была немедленно объявлять свою. Иначе претворение в жизнь блистательного стратегического плана оказалось бы под угрозой срыва.
В Петербурге прекрасно понимали, что войны только с Австрией не будет. И когда Николаю II предложили подписать указ о приведении в боевую готовность войск четырех ближайших к территории Австрии округов и Черноморского флота, император, поставив подпись, дописал: «И Балтийского флота». Где Балтийский флот, а где Австрия? Понятно, что Россия держала в уме вступление в войну еще и Германии. При этом императоры, похоже, не рвались воевать. 29-го июля, когда Австрия уже объявила войну Сербии, Вильгельм направил Николаю довольно мирную телеграмму, заверив, что сделает все возможное, для того, чтобы Вена от своих планов отказалась. Предпринял ли Вильгельм что-то в этом направлении — неизвестно, но Николай поверил и начал колебаться. Однако в этот момент на сцену вышли начальник генерального штаба Николай Янушкевич и министр иностранных дел Сергей Сазонов. Они убедили императора в том, что он имеет дело с уловкой, и что Германия воспользуется замешательством России для того, чтобы раньше нее провести мобилизацию.
Вполне вероятно, что генерал и министр были правы. Тем не менее, колебания Николая — хронологически последняя точка, из которой еще можно было отыграть назад. Дальше начались мобилизации сразу в трех странах, а 1-го августа немцы уже оккупировали Люксембург, необходимый им для наступления на Францию.
Мирные инициативы Николая II
В тот же день, 29-го июля, Николай предложил Вильгельму утопический, но все же не лишенный смысла план решения проблемы. Вы удивитесь, но в нем фигурирует Гаага. Да-да, Николай советовал передать решение вопроса в этот голландский город. Тогда в Гааге находился не Международный уголовный суд, а Третейский международный суд, одной из целей существования которого было разрешение территориальных споров. Этот орган, пожалуй, мог бы найти компромисс и разрешить австро-сербский вопрос, вот только телеграмма Николая так и осталась без ответа.
Хельмут фон Мольтке, начальник генерального штаба германской армии, убедил Вильгельма, что тот имеет дело с уловкой. Точно также, как Янушкевич убедил в том же Николая. В итоге не было сделано даже попытки прибегнуть к помощи международных судей.
Нейтралитет Великобритании
Великобритания, конечно, была связана с Францией и Россией договором, который обязывал ее вступить в войну в том случае, если война будет объявлена ее союзникам. Другое дело, что Лондон, похоже, раздумывал над тем, чтобы это условие под каким-нибудь предлогом не выполнить. Министр иностранных дел Эдвард Грей довольно долго не мог получить от коллег по кабинету внятного ответа на то, что следует предпринять в ситуации, когда Франция и Россия находятся в шаге от войны с Германией.
Примерно в 17.00 1-го августа, когда немецкие войска уже въезжали в Люксембург, в Берлин пришла странная телеграмма от Карла Макс Лихновского — немецкого посла в Лондоне. Он, ссылаясь на свою беседу с Греем, писал, что тот обещает нейтралитет Великобритании и Франции, если Германия не предпримет агрессии в адрес последней. Вильгельм готов был отозвать войска, но уже через несколько часов выяснилось, что посол ошибся. Грей обещал нейтралитет лишь в том случае, если Германия не станет нападать на Францию и на Россию. Принять это условие Вильгельм не мог. Промедление срывало план Шлиффена. Тем не менее, стоит признать, что Грей предпринимал попытки урегулировать конфликт до последнего. Он завалил австрийских, немецких и российских дипломатов телеграммами, содержавшими самые разные мирные инициативы. В итоге Великобритания вступила в войну лишь 4-го августа. К этому времени Германия уже оккупировала Люксембург и принялась за Бельгию.
Итоги
Стоит признать, что как бы интенсивно ни работали дипломаты в конце июля — начале августа 1914-го, усилия их были направлены вовсе не на предотвращение войны. В основном они прощупывали почву, пытаясь выяснить, насколько серьезны намерения потенциального противника. Вена верила, что Россия может проигнорировать ее войну с Сербией, в Петербурге до последнего надеялись, что Германия не вступится за своего восточного союзника, а Берлин допускал, что с Россией можно договориться. Лондон подозревал, что Австрия, Сербия, Германия, Россия и Франция в последний момент одумаются.
Тем не менее, в этот период было сделано несколько робких попыток не довести дело до кровопролития. Все эти попытки провалились из-за сильного взаимного недоверия и твердой позиции высших военных чинов, которые, очевидно, очень хотели помериться с потенциальным врагом силой. Иными словами, в конце июля дипломатия уже никак не могла остановить войну. Потому что, по сути, не пыталась этого сделать.