В середине 17-го века в Москве проживало около 200 тыс. человек. Огромный по тем временам город, располагавшийся примерно в границах нынешнего Садового кольца, уже тогда манил к себе разных людей, надеявшихся найти здесь пропитание — кто работой, кто нищенством, а кто и грабежом. В результате этого одной из серьёзных городских проблем стали регулярно обнаруживаемые неопознанные тела: утонувших в Москве-реке и Яузе, скончавшихся от болезни прямо на улице, замёрзших суровой зимой, ставших жертвами «лихих людей». Церковь традиционно возражала против захоронения умерших без специального напутствия на обычных кладбищах, поэтому для них организовывались специальные места — «божьи дома», иначе «скудельницы», по притче из Евангелия от Матфея о «селе скудельниче», которое было куплено «за цену крови» Спасителя иудейскими священниками для погребения странников.
Николай Карамзин пишет в своей «Истории государства Российского» в главе IV, описывающей времена Ивана III и Василия III: «Тогдашняя христианская набожность произвела один умилительный обычай. Близ Москвы было кладбище, называемое селом скудельничим, где люди добролюбивые в Четверток перед Троицыным днём сходились рыть могилы для странников и петь панихиды в успокоение души тех, коих имена, отечество и вера были им неизвестны; они не умели назвать их, но думали, что бог слышит и знает, за кого воссылаются к нему сии чистые, бескорыстные, истинно христианские молитвы. Там погребались тела, находимые в окрестностях города, а может быть, и всех иноземцев».
При обнаружении неопознанного тела его доставляли в одно из таких мест, представлявших собой большие сараи с глубокими ямами-ледниками, и оставляли там на некоторое время, чтобы родственники, разыскивающие пропавших, могли их опознать. Кроме того, как свидетельствует известный русский историк и этнограф И. М. Снегирёв, «случалось нередко, что обмершие, положенные там между трупами несколько дней, приходили в чувство, что подтверждается и судебными делами». Опознанные тела выдавались, а неопознанные оставались в яме, над которой в определённое время года (обычно на «семик» — седьмой четверг после Пасхи, реже — на Покров) служили общую заупокойную службу, после чего яму закапывали, превращая в братскую могилу, а неподалёку выкапывали новую. «Помянув покойных на убогом доме, — отмечает Снегирёв, — народ обращался к простым увеселениям».
Впрочем, насчёт благочестивости мотивов погребающих можно и поспорить. Например, известный российский и советский исследователь Д. К. Зеленин так описывает взгляды, сформировавшиеся у русского народа на подобных покойников: «Совсем иное представляет собою второй разряд покойников, так называемые мертвяки или заложные. Это люди, умершие прежде срока своей естественной смерти, скончавшиеся, часто в молодости, скоропостижною несчастною или насильственною смертью. Выражаясь словами церковного «мертвенного канона», это те покойники, «иже покры вода и брань пожра; трус же яже объят и убийцы убиша, и огнь попали; внезапу восхищенныя, попаляемыя от молш, измерзшие мразом и всякою раною». К ним же относятся и «наложившие на себя руки» самоубийцы — удавленники, утопившиеся
Как видим, состав этого второго разряда покойников, которых мы ниже для краткости везде будем называть народным словом заложные, довольно разнообразен. Но все заложные покойники имеют между собою и весьма много общего. Это покойники нечистые, недостойные уважения и обычного поминовения, а часто даже вредные и опасные. Все они доживают за гробом свой положенный им при рождении век или срок жизни,
Таким образом, даже с точки зрения религиозных воззрений в заботах о должном определении таких покойников в последний путь видны меры скорее профилактические, чем благочестивые.
Разумеется, по мере разрастания города старые «божедомки» упразднялись; так, самая первая из известных нам, располагавшаяся на Рождественке у церкви Николы Божедомского («Николы в Звонарях») с 1534 года, в самом центре нынешней Москвы, неподалеку от станции метро «Кузнецкий мост», была закрыта в конце 16-го века, ещё до Смуты. Видимо, тогда же начнутся и захоронения на слиянии Неглинки и Напрудной, где позже появится улица Божедомка. Тут была основана Воздвиженская церковь, а при ней монастырь. Документально храм с приделами св. Николая и Воздвижения Креста Господня известен с 1635 г. В конце века там существовал Крестовоздвиженский Божедомский монастырь, но как-то не прижился: «Тут… был Убогий дом для погребения бедных и странных <странников — А. К.>. Урочище и теперь называется Божедомка… Никаких сведений нет, когда обитель эта была основана и уничтожена, известно только, что в 17-м веке она ещё существовала. Следов от нея никаких не осталось», — указывает нам историко-археологическое описание конца 19-го в.
В 1732 г. дом или «анбар» для хранения мёртвых тел перенесён далее от Москвы на пару вёрст, в поле близ Марьиной Рощи. Однако общее руководство было возложено на священника церкви при прежнем месте захоронения с учётом имевшегося у него опыта: «За анбаром ведать и смотреть велено попу той Крестовоздвиженской церкви и присланные из разных приказов человеческие мёртвые телеса в анбаре класть и по вся лета в четвёртом седьмыя недели по Пасце по погребении мёртвых телес поминование чинить».
Дух похороненных в братских могилах тревожили не раз: и когда в конце 19-го века строили доходные дома и фабрику принадлежностей для молочного хозяйства, и в 1930-е, когда разрушали церковь св. Иоанна Воина.