Фрагмент из книги Нелли Блай «Десять дней в сумасшедшем доме»
Путь до острова сильно отличался от того, что я проделала в первый раз. Теперь мы плыли на новом и чистом пароме, тогда как тот, на котором я была прежде, был, по их словам, отправлен на ремонт.
Комиссия опросила нескольких медсестёр, и их рассказы противоречили друг другу так же сильно, как и моим показаниям. Они признались, что планируемый визит комиссии обсуждался ими и докторами заранее. Доктор Дент сказал, что он не может утверждать, была ли ванна ледяной и действительно ли многие женщины мылись в одной и той же воде. Он знал, что качество еды не соответствует должному, но заявил, что причиной была нехватка средств.
Если медсёстры жестоко обращались с пациентками, мог ли он судить об этом по очевидным признакам? Нет, не мог. Он сказал, что среди докторов не было ни одного компетентного, что также было следствием отсутствия средств на наём хороших врачей. В беседе со мной он заявил:
- Я рад, что вы взялись за это дело, и, если бы я знал о вашей цели, я всеми силами помогал бы вам. У нас нет других способов выяснить истинное положение дел, кроме того, к которому прибегли вы. После того, как ваш рассказ был опубликован, я обнаружил, что одна медсестра из Ретрита действительно ставила наблюдателей, чтобы знать о нашем приходе, как вы утверждаете. Её уволили.
Мисс Энн Невилл вызвали на цокольный этаж, и я отправилась поговорить с ней, зная, что встреча со столькими незнакомыми джентльменами встревожит её, даже если её разум в порядке. Мои опасения подтвердились. Медсёстры сказали ей, что ей предстоит быть опрошенной несколькими мужчинами, и она дрожала от страха. Хотя я рассталась с ней всего две недели назад, она уже выглядела так, словно перенесла серьёзную болезнь, так изменился её вид за это время. Я спросила её, принимала ли она какие-то лекарства, и она ответила утвердительно. Затем я заверила её, что не требую от неё ничего, кроме как рассказать присяжным всё, что с нами было с тех пор, как нас с ней привезли в приют, чтобы те признали моё душевное здоровье. Она знала меня лишь как мисс Нелли Браун и не была осведомлена о моей истории.
Она не давала клятв, но её рассказ должен был убедить всех слушателей в правдивости моих заявлений.
- Когда мисс Браун и меня привезли сюда, медсёстры были грубы с нами, и еда была слишком плохой, чтобы суметь съесть её. У нас было мало одежды, и мисс Браун постоянно просила дать нам ещё что-нибудь. Я думаю, что она очень добра, потому что, когда доктор пообещал выдать ей тёплую одежду, она отдала её мне. Странно, но с тех пор, как мисс Браун забрали отсюда, всё переменилось. Медсёстры стали добрее, и теперь нас хорошо одевают. Доктора часто навещают нас, и еда стала гораздо лучше.
Нужны ли ещё какие-то доказательства?
Затем присяжная комиссия посетила кухню. Там было очень чисто, и две бочки с солью, демонстративно открытые, стояли прямо возле дверей! Хлеб в разрезе оказался безупречно белым и совсем не похожим на тот, что давали нам на ужин.
Мы обнаружили совершенный порядок в отделениях. Кровати заменили более удобными, и те бадьи из седьмого отделения, в которых нас заставляли умываться, уступили место сверкающим новым раковинам.
Нас провели по учреждению, и не к чему было придраться.
Но те женщины, о которых я рассказывала, где они были? Ни одну я не смогла найти там, где покинула их. Если мои утверждения об этих пациентках были неверными, зачем переводить их в другие отделения, чтобы их невозможно было отыскать? Мисс Невилл призналась комиссии, что её переводили несколько раз. Когда мы посетили то же отделение чуть позже, её вернули на прежнее место.
Мэри Хьюс, о которой я говорила как о вполне разумной, нельзя было найти. Какие-то родственники забрали её. Куда, никто не знал. Упомянутая мной миловидная женщина, которую отправили сюда из-за отсутствия средств к существованию, по их словам, была перевезена на другой остров. Они отрицали, что знают что-либо о пациентке-мексиканке, и говорили, что такой больной вообще не было. Миссис Коттер была отпущена, и Бриджет МакГиннесс и Ребекка Фэррон были переведены в другие здания. Немку по имени Маргарет также не удалось обнаружить, и Луизу перевели куда-то из шестого отделения. Француженка Жозефин, здоровая и крепкая женщина, умирала от паралича, как они утверждали, и мы не могли поговорить с ней. Если я была неправа в своих суждениях о душевном здоровье этих пациенток, зачем всё это было сделано? Я видела Тилли Мэйард, и она так переменилась к худшему, что я содрогнулась при взгляде на неё.
Я сильно сомневалась, что присяжные поверят мне, так как увиденное ими совершенно отличалось от того, как всё было в дни моего заключения. Но они встали на мою сторону, и поданное ими в суд прошение учитывало все те изменения, которые я предложила.
Единственное утешение появилось у меня после проделанной работы — благодаря моему рассказу комитет по ассигнованию выделил на 1.000.000 долларов больше, чем когда-либо выделялось, на содержание и лечение душевнобольных.