Многие социалисты мира считали негативные явления в обществе последствиями капитализма. Серийная и массовая преступность, как и проституция, назывались производным буржуазного общества, в социалистическом же подобное уродство, по их убеждению, возникнуть не могло. И хотя с 1930-х гг. население практически никогда не информировалось о подобных «уродствах» даже в кратких объёмах (для поддержания мифа о безопасности социалистического общества), психопаты, серийные и массовые убийцы, появлялись регулярно.
В начале 1930-х гг. криминологов и психиатров, указывающих на биологическое происхождение некоторых видов преступности, обвинили в «биологизации социальных процессов». Исследования в этой сфере свернули, и на десятилетия органы безопасности лишились теоретической и аналитической базы для борьбы с психопатами. Следователи не понимали, каких людей и как разыскивать, не знали особенностей поведения «серийников» и их психологических черт. В атмосфере замалчивания проблем и незнания нередко их поимка становилась весьма длительным делом, завершающимся, только когда убийцы наглели и совсем глупо ошибались. Речь идёт не только о Чикатило, которого не раз упускали за 8 лет, но и о менее известных убийцах.
Василий Котов
Василий Котов был закоренелым преступником — он и его братья пошли по стопам отца. Несмотря на успех на ниве коммерции (занимался мешочничеством), осенью 1917 г., действуя в Московской губернии и под Курском, он начал совершать домашние грабежи, сопровождая их убийствами всех членов семей. Позже его преступления классифицировали как совершаемые с целью грабежа, но образ действия Котова говорит о том, что эта мотивация второстепенна.
Начиная свою «карьеру» с револьвером, вскоре он полюбил топор, предварительно связывал и подвергал жертв издевательствам. Иногда Котов заманивал в захваченный дом и убивал прохожих, также своих знакомых вопреки здравому смыслу — так, ради удовольствия. Действовал Котов в одиночку и с подельниками до 1922 г., и следствие ещё долго искало бы убийцу, если бы не сдал его «друг» Иван Крылов, который за счёт показаний пытался смягчить приговор за грабёж, на котором его поймали в октябре 1922 г. Котов был обвинён в 116 убийствах и весной 1923 г. расстрелян. С ним криминальные психологи ещё работали, но партийные деятели уже были уверены — скоро подобные пережитки капитализма уйдут в прошлое.
Однорукий бандит
Однако неумолимая реальность не соответствовала политическим доктринам — подобные преступники выросли и при социализме. Ещё один нашумевший классический маньяк проявил себя 30 августа 1933 г., убив в лесном массиве у рабочего посёлка на окраине Ленинграда двух мужчин и трёх женщин. Убийства, как и дальнейшие, совершались с помощью заряженного самодельными патронами револьвера. Преступник грабил своих жертв, но добыча его столь мала (мелочь, корзинка с грибами
Неизвестно, сколько бы это длилось, если бы не невероятная глупость преступника. В марте 1935 г. он напал на пару, застрелил мужчину, а женщину отпустил, взяв её домашний адрес и назначив свидание — приглянулась. Девушка же вместо того, чтобы отправиться в милицию, пошла делиться новостями с подругами. Через 4 дня уголовный розыск узнал про слухи о женщине, рассказывающей об убийстве любовника на её глазах. Её отыскали, и дама охотно всё рассказала. Убийцей оказался житель рабочего посёлка Александр Лабуткин, 25-летний однорукий советский общественный работник. Жил он весьма неплохо, а убивал из-за психических расстройств — нравилось ему это занятие. Его объявили грабителем, не особо интересуясь мотивами. Вскоре Лабуткин был расстрелян.
Ленинградский маньяк
Новый «серийник» объявился в апреле 1945 г. Он заманивал мужчин на ленинградском рынке к себе домой, обещая большой выбор картофеля. Там преступник бил их по голове обухом топора, обнажал, грабил и убивал после длительных издевательств. Это продолжалось до января 1947 г. Попался убийца, оставив два трупа (не позаботившись об их сокрытии) недалеко от барака, одиноко стоявшего на пустыре недалеко от Невы. Один из жильцов соответствовал описанию свидетелей, видевших на рынке мужчину, уводящего покупателей «за картошкой». Филипп Тюрин, 37-летний крестьянин, был обвинён в 14 убийствах с целью грабежа. Его быстро приговорили к расстрелу, проведя суд в закрытом режиме — общество не должно было знать подробностей дела, а также ошибок правоохранителей, не опознавших более десятка жертв маньяка, пока тот сам не рассказал о них.
Если бы Тюрин не совершил глупость с трупами у барака, несмотря на описания преступника и локализацию его активности, уголовный розыск не покарал бы его — тот даже успел уехать из Ленинграда к моменту разоблачения. Проблема заключалась в том, что правоохранители не вели аналитическую базу происшествий и не типологизировали преступления, не связывали многие из них в одно дело. В подобных расследованиях это нередко обуславливало неудачи.
Ленинградский душитель
В мае 1967 г. в Ленинграде у Обводного канала была изнасилована и задушена девушка. Произошло это около полуночи рядом с круглосуточным детским садом. Отсутствие бдительности и зашкаливающая глупость сопровождали историю поиска нового серийного преступника от начала до конца. Сам преступник вёл себя опрометчиво. Помимо довольно рискованного выбора мест преступлений (просто на улице), уже вторая его жертва осталась жива — не задушил до конца. Свидетельницу возили по паспортным столам и показывали фотографии учтённых в районе Обводного. На одной из фото она опознала преступника. Рабочего Игоря Воробьева поспешили осудить, а затем и отчитаться о поимке маньяка — хотя тот проявил себя смело и, несмотря на жёсткое давление, вину не признал. Его обвинили только во втором нападении и приговорили к 6 годам лишения свободы.
Вскоре та же свидетельница «передумала» и признала преступника уже в другом человеке: выяснилось, что у женщины слабое зрение. Но вопрос замяли, и невиновному Воробьёву пришлось бы мотать срок до конца, если бы настоящий убийца не продолжил нападения. Расследование возобновилось. Впрочем, велось оно крайне топорно. Одна из женщин, сумевшая убежать от преступника, обратилась в милицию, но в помощи ей было отказано на основании того, что нет телесных повреждений, а значит нет и дела (и её свидетельства получили много позже). После четырёх жертв осенью 1967 г. ленинградское ГУВД осмелилось дать в СМИ сообщения о важности бдительности.
В ноябре милиция обратила внимание на молодого умственно отсталого человека, пристававшего к женщинам на Невском проспекте — его довольно быстро «раскрутили» и заставили признаться в серийных убийствах, подкрепив это очередным «опознанием» всё той же свидетельницы. Но настоящего душителя такие меры, конечно, не остановили. Новую его жертву, тело которой он сбросил в Обводный канал, представили как случай суицида, чтобы не рушить уже склеенное расследование — по сути совершили подлог.
Тем временем подлинный убийца в начале 1968 г. отправился в санаторий в Ялту, где напал на женщину при свидетелях. Попав в СИЗО, Василий Филиппенко, 30-летний портовый водитель крана, похвастал перед сокамерниками своими «подвигами» в Ленинграде (убийством 5 женщин). Так социопат наконец-то был разоблачён и вскоре расстрелян. Вину за провалы следствия свалили на рядовых сотрудников, якобы самостоятельно принимавших решение о давлении на невиновных (просто уволили шестерых).
Таганский маньяк
Последний пример интересен тем, что преступник действовал в Москве, где, казалось бы, работали лучшие профессионалы. В 1974−1977 гг. в городе орудовал маньяк, нашумевший преступлениями на Таганской площади, где 8 октября 1974 г. он с ножом напал на 3 женщин в течение 55 минут (2 погибли) — как потом признался убийца, хотел прославиться дерзостью. Он нападал на женщин, грабил и убивал их до конца 1977 г., пока его не выдала наглость — он стал опрометчив, самонадеян. Следствие этого и ожидало. Одно из убийств он совершил буквально в нескольких метрах от РУВД, в другом случае возле своей работы, при этом оставив много свидетелей — внезапно появившиеся прохожие (убийца притворился, будто оглушённая им жертва сильно пьяна, и он пытается помочь; они прошли мимо, дав закончить задуманное).
В результате множество свидетельств и улик привели следствие к 22-летнему Андрею Евсееву, работнику железной дороги. Он почти избежал правосудия, так как обыск в его доме был произведён небрежно — следователи не заглянули в муку и крупы, где Евсеев хранил украшения жертв, что твёрдо связывало его с убийствами. Маньяк попался из-за бесед с сокамерниками, в которых случайно «намекнул» следствию, что улики как раз в муке. Евсеева признали виновным в 32 эпизодах убийств и грабежей, сопряжённых с покушением на убийство, и расстреляли. Мотивом был назван грабёж, хотя убийцу и признали социопатом.
Против серийной преступности часто «боролась» серийная глупость правоохранителей и партии. Строительство «потёмкинских деревень» и равнодушие правоохранителей, попытки обвинить невиновных ради отчёта о победах были характерны для многих дел (так же действовали и в ходе расследования преступлений Чикатило). И сегодня в России эта порочная черта признается одной из наиболее губительных для безопасности. Немаловажное значение в историях серийных преступников имело и влияние идеологии — десятилетиями криминологи не изучали такие явления, как психопатия и гомицидомания (жажда убийства), следователи не знакомились с образом поведения таких людей.
Советские правоохранители в иных историях показывали высокий уровень способности к мобилизации сил и быстрому выполнению объёмных задач. Многие сотрудники проявляли подлинный героизм и творческий порыв в работе. Самое важное дидактическое значение историй ряда серийных преступников в том, что идеология, применённая к конкретной прикладной области знаний, есть страшная глупость, влекущая чудовищные последствия. Не менее вредно и обывательское безрассудство — отсутствие бдительности и здравого смысла (как в делах Лабуткина, Евсеева и др.) позволяет преступникам безнаказанно убивать. История советской преступности богата на уроки, безусловно применимые сегодня — ведь психопатия безразлична к тому, в каком обществе и при каком строе живут люди.