Прежние руководящие должности, такие как консул и цезарь, отошли на второй план, а вся власть перешла в руки одного человека, стоявшего на вершине этого гигантского государства. Что было бы, если бы демократические и республиканские ценности устояли перед амбициями политиков?
Могло ли такое быть?
Нет. Рано или поздно система дала бы сбой. Законы Римской республики предусматривали целый ряд сдерживающих механизмов, которые должны были не допустить возвращения к тирании. Изгнав в VI-м веке до нашей эры последнего царя, римляне позаботились о том, чтобы никто и никогда не получил больше единоличной власти. Системы хватило на четыре с лишним столетия, но на рубеже
Справедливости ради надо заметить, что подобные трансформации никогда без жертв не обходятся, ибо всегда вызывают в качестве побочных эффектов лихие времена, когда каждый амбициозный человек, обладающий влиянием, пытается использовать ситуацию для того, чтобы свое влияние увеличить. Первым таким человеком в Риме был Луций Корнелий Сулла. Не являясь Императором в современном смысле этого слова, он, однако, обладал в республики единоличной и неограниченной властью. Его диктатура датируется 83−80-м годами до нашей эры, но период его единоличного правления начался, по сути в 88-м, когда Сулла был избран консулом. Этот пост он занимал на протяжении восьми лет вопреки всем законам, включая Конституцию. Формально демократические институты при нем существовали. Имелся даже второй консул. Вот только консул этот был техническим, выполняя волю Суллы. Существовал и Сенат, который точно так же контролировался диктатором. И смерть Суллы не привела к серьезным изменениям.
Республика трещала по швам, а люди военные становились в ней все более и более влиятельны. Переход к единоличному правлению был вопросом времени. Вес каждого конкретного полководца возрастал многократно. И если раньше сенат безапелляционно требовал от консулов сложения полномочий, то теперь он стал действовать осторожнее. Сторонники сохранения республики, а их было все еще очень много, в конце концов увидели в полководцах средство защиты от диктатуры. Сами сенаторы, обладая лишь законодательной, но никак не военной властью, стали обращаться к полководцам за защитой республиканских ценностей.
Первый триумвират (Красс, Помпей, Цезарь) был этакой переходной формой демократии. Три полководца заключили союз, благодаря которому каждый из них получал очень большие полномочия. В обход всяких законов они распределяли консульства между собой, а другие важные должности — между своими людьми. Но республика при этом сохранялась. Больше того, наличие именно трех полководцев было страховкой от того, что один из них узурпирует власть. Ибо в этом случае двое других вынуждены были бы заключить против него союз.
Эта система развалилась с гибелью Красса. После этого превращение республики в империю стало неизбежным. Сенат обратился к Помпею для защиты от Цезаря, позже он обратится к Октавиану для защиты от Антония. Но вопрос был лишь в победителе. Если бы Помпею удалось победить Цезаря, то он сам стал бы диктатором, но не стал бы восстанавливать власть Сената. Беда римской демократии была заложена в том, что долгие годы составляло ее опору — в тех самых законах. Они оставляли Сенат — главного носителя республиканских ценностей — совершенно беззащитным перед военными. Когда военные научились обходить законы, Республика начала трещать по швам.
Если бы республика сохранилась
Став единоличным правителем Рима, Цезарь провел целый ряд реформ, направленных на укрепление своей личной власти. Он, однако, не преобразовал республику в империю. Демократические институты были при этом фактически уничтожены. Цезарь пополнил Сенат своими людьми, обеспечив себе большинство в нем. Он стал диктатором на 10 лет, хотя все сторонники Помпея уже были побеждены и Риму не угрожали внешние враги. Наконец, он забрал себе и цензорскую власть. Но со сторонниками Республики все еще приходилось считаться. Цезарь не чувствовал сил и возможностей для того, чтобы официально объявить себя единоличным правителем Рима. Он постепенно прибавлял себе власти, делаю демократию управляемой и суверенной. Его деятельность оставила глубокий след в истории. Недаром имя Цезаря во многих языках стало синонимом единоличной власти. Так, германские императоры назывались кайзерами, «цезарями», если перевести.
Гай Юлий, однако, недооценил сторонников демократии. Его убили республиканцы из его же ближнего круга. Люди, которым он доверял, которых он облагодетельствовал. Это не помещало им зарезать Цезаря, принеся его в жертву своим политическим идеалам. Далее у республики было два шанса на сохранение. Сенат оказался во власти Цицерона, который в конце концов сумел одержать локальную победу над Марком Антонием. Но всерьез опираться Цицерон мог лишь на Кассия с Брутом, в которых граждане видели не столько сторонников республики, сколько убийц Цезаря. Возможно, если бы Цицерон, Кассий и Брут, образовав своеобразный триумвират, победили бы Антония с Октавианом, республика прожила бы еще какое-то время. Правда, это были бы времена новых потрясений и конфликтов.
Рим неизбежно стал бы империей в современном смысле этого слова. Только не в 27-м году до нашей эры, как это произошло, а позже. Сейчас очень сложно оценить уровень политических амбиций Кассия и Брута. Сквозь века по крайней мере Брут видится именно убежденным сторонником демократии. Но получив власть, он мог бы и изменить свои взгляды в угоду личным амбициям. Впрочем, виртуальную битву двух заговорщиков, скорее, выиграл бы Кассий. Но даже если бы Кассий с Брутом остались бы сторонниками Республики и направили бы усилия на сохранение и восстановление демократических институтов, их время все равно бы прошло. И тогда на политическую арену вышел бы кто-то достаточно амбициозный для того, чтобы забрать всю власть себе.
Потом
Допустим, случилось чудо, и Республика, пережив кризис, возродилась. Рим забыл о потенциальных диктаторах и живет так, как жил до Суллы. Тут бы возникла другая проблема. Республиканская система не слишком подходила для управления государством столь внушительных размеров. Страна, простиравшаяся от Испании до Сирии и от Британии до Египта, куда проще подчиняется воле одного человека, который не просто решает все сам, но и берет на себя ответственность за будущее государства.
Сохранить республику на таких просторах можно было бы лишь одним способом, — предоставив провинциям автономию и возможности для самоуправления. То есть нужно было бы создать местные сенаты для решения актуальных проблем, возникавших в провинциях. Иначе никак. Удаленная Британия не может ждать, пока Сенат решит ее проблемы. Потому что сенаторы в Британии никогда не были, сути проблем не знают, а руководствуются лишь сведениями, полученными из вторых рук.
Но даже если Сенат и принял единственно верное и крайне мудрое решение, сами римляне, находящиеся в Британии, узнают о нем лишь через несколько месяцев. А где широкое самоуправление, там и риск распада. Где гарантия, что такой местный сенат не решит однажды что может прожить и без Рима? А это новые конфликты, новые воины и медленное расползание страны. Сохранение республики не предотвратило бы распад Рима, но, возможно, самоуправляемым провинциям было бы легче противостоять полчищам варваров, когда те явились в Европу