Ясногорский монастырь — один из самых известных католических центров Польши; таким он был и столетие с лишним тому назад. Негодованию верующих не было предела, когда стало известно, что икона Ченстоховской Божьей матери подверглась ограблению. Через год эта криминальная ситуация получила неожиданное развитие. В обстоятельствах этого страшного дела разбираются Сергей Бунтман и Алексей Кузнецов.
С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы начинаем очередное дело, и Галина пишет вот так вот, знаешь, в предвкушении… Тут Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.
А. КУЗНЕЦОВ: Добрый вечер!
С. БУНТМАН: Вдруг кто-то слушает, а не смотрит. Вот умеете заинтриговать заголовком! У меня была одноклассница, которая, когда рассказывали страшные истории, вот она говорила: фу-фу-фу, какая гадость! И пауза, короткая. А что дальше, она говорила, вот.
А. КУЗНЕЦОВ: Это правда, мы стараемся заинтриговать заголовком, это часть нашей профессии, но дело в том, что в начале этой истории для меня тоже была интрига. Я хочу этой интригой поделиться.
Я читал совершенно не относящуюся, вроде бы, к уголовным делам статью, опубликованную ещё в начале двадцатых годов в одном из, значит, советских журналов, в журнале «Пролетарская революция», где известный в те времена в том, что потом назовут Прибалтикой, журналист, журналист-большевик (хотя начинал когда-то как меньшевик, но довольно вовремя для себя пришёл к большевикам) Сергей Гиринис в статье «Канун и сумерки советской власти на Литве»… Ну, а сумерки — понятно почему: вот в этом неустойчивом образовании, которое одно время называлось Литбел, была попытка создать такое вот буферное как бы по отношению к советской власти, к Советской России государство на Западе. Да, вот, довольно быстро это всё закончилось, и Рижский мирный договор двадцать первого года всё это дело на какое-то время похоронил.
И вот он вспоминает свою — а он молодой совсем человек, когда эту статью писал ещё, — он вспоминает недавнее своё детство, прошедшее в Литве, и вот что он пишет: «А в сумерки ватага польских мальчишек, с одной стороны и еврейских — с другой, шла войной друг на друга, крича, ругаясь и швыряя камни. С «польской» стороны летело по адресу неприятеля ругательное слово «komisarz!» (комиссар). Оттуда шло обратно ругательство: «legjon» (легион)!..» Имеется в виду Польский легион, да?
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: «И вспоминалось мне, что, годом раньше, при тех же боях, стороны обменивались другими любезностями. Тогда польские мальчики кричали еврейским: «Бейлис»», — ну понятно, это было уже после дела Бейлиса.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: «А те отвечали «Мацох»…»
С. БУНТМАН: Мацох!
А. КУЗНЕЦОВ: «Теперь «пароль и лозунг» радикально изменились: вместо национальной ругани — классовые эпитеты». И вот мне стало безумно интересно — а кто же такой, да… Написано с большой буквы — Мацох, ясно, что это, значит, фамилия. Стало интересно, а кто же такой этот Мацох, которым еврейские мальчишки отругивались на Бейлиса. Я никогда этой фамилии не слышал. Я начал копать, то есть как начал — просто забил в поисковую строку. И дальше одна за другой начали открываться такие бездны, ну, которых — Серёж, будем продолжать интриговать — давно в наших передачах, как мне кажется, не было.
Ну, а наши зрители и слушатели после передачи напишут своё мнение: согласны они с тем, что на редкость загадочная и гнусная история, или нет. Судите сами. Итак, самая-самая западная окраина Российской империи, знаменитый польский город Ченстохова, знаменитый в первую очередь тем, что это один из важнейших, а может быть, и вообще важнейший… Я помню, что в 1991 году, когда Иоанн Павел II решил навестить свою родную Польшу, то встреча с ним была именно в Ченстохове.
С. БУНТМАН: Ну конечно, важнейшая святыня!
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно! Потому что там находится Ясногорский (Ясна Гура по-польски, Ясная Гора по-русски), находится Ясногорский монастырь, где хранится действительно величайшая католическая святыня и, безусловно, величайшая польская святыня.
С. БУНТМАН: Конечно! Помнишь…
А. КУЗНЕЦОВ: Матка Боска Ченстоховская, икона.
С. БУНТМАН: Помнишь, в «Потопе» шведы пытались взять и…
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, у Генриха Сенкевича описание, как шведы, уже взявшие к тому времени Краков, не смогли взять этот монастырь, и, естественно…
С. БУНТМАН: Кмитиц! Пан Кмитиц взорвал пушку, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, пан Кмитиц паном Кмитицем, а, естественно, она — матушка-заступница, чудотворная икона. Значит, Андрей, покажите нам, пожалуйста, первую картинку. Это Ясногорский монастырь, картинка чуть более старая, это конец 19-го века, а мы с вами уже в начале 20-го, но вот тем не менее. Он на таком холме, но это прямо в городе. Я видел этот монастырь, я был в Ченстохове вот на том самом паломничестве к Римскому Папе, хотя я ни разу не католик, но, тем не менее, было безумно интересно. Вот, и дальше вторая картинка — это, собственно, Чёрная мадонна, как её ещё называют.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Потому что её только недавно, в общем, лет пятнадцать назад провели реставрационные работы, она чуть-чуть посветлела, а так это очень тёмная по изображению, по тонам, да — плюс ещё и копоть многовековая — икона. Нынешнее изображение, видимо, 15-го века, но оно написано на более древнем… Там у иконы этой есть, конечно, легенда, что вот она из Константинополя, там, добралась, значит, с всякими приключениями и в конечном итоге осела в Польше. Это кто захочет — почитает; у нас, к сожалению, на этот интереснейший сюжет не очень много времени.
И вот в 1909 году совершилось страшное кощунство. Я прямо зачитаю совершенно замечательное, на мой взгляд, изложение, которое встречается… Да, всё это великолепие, и монастырь, соответственно — он относится к ордену, католическому ордену паулинов. Очень старый орден, в 12-м веке в Венгрии основанный, но к 20-му веку большинство его обителей, большинство членов ордена уже было сосредоточено в Польше, хотя были общины и в других местах, в том числе и в Венгрии, но в основном в Польше.
Так вот, лет десять назад питерская историк Анна Семененко написала, сделала доклад на конференции «Ломоносов» пятнадцатого года. И вот как в этой статье, посвящённой этому хищению, она описывает, собственно, событие: «10 октября в 5 часов 15 минут утра в монастырский костёл пришли иеромонахи Павел Циплицкий и Петр Маркевич. Они заметили, к перилам хоров была привязана верёвка, висящая над амвоном, а чудотворная икона, которую на ночь всегда закрывают металлической шторой, оказалась открытой. Монахи сейчас же оповестили ризничего иеромонаха Бонавентуру Гавельчика», — достойный иеромонах был уже стар, как северный мох, вот этих всех испытаний не пережил и вскорости труды свои земные окончил, — «который отправился в часовню, двери которой, как всегда, оказались запертыми. Открыв их собственным ключом и войдя в часовню, монах обнаружил святотатство и приказал немедленно закрыть монастырь, никого не выпускать, а о случившемся сообщил в полицию.
При тщательном осмотре оказалось, что злоумышленники проникли со двора через наружное окно. Взобравшись на алтарь, преступники поднялись к иконе, подняли металлическую штору и похитили ризу», — она была изображена жемчугом, — «а также сняли с иконы две золотые короны» — ну нимба, да, по-нашему, — «над ликами Божьей Матери и Младенца Иисуса с четырьмя золотыми ангелами, которыми эти короны поддерживались».
С. БУНТМАН: Там правда корона есть настоящая, не только нимб.
А. КУЗНЕЦОВ: «Похитив драгоценности, преступники ушли тем же путём, рассыпав при этом вблизи алтаря нитку поддельного жемчуга». На иконе жемчуг был ни разу не поддельный, то есть это для отвода глаз с собой был принесён поддельный жемчуг, чтоб полиция некоторое время там, так сказать, как-нибудь сбилась со следу.
С самого начала было понятно, что эту кражу вряд ли осуществили залётные, потому что вот сам способ проникновения во многих деталях был настолько сложен и предполагал настолько доскональное знание малейших, так сказать, деталей часовни, там, подхода к ней и так далее, что было понятно, что это не какой-то там вор-клюквенник (напомню: клюквенник — это воровская специальность, те, кто грабит церкви именно, да), не какой-то вор-клюквенник, который несколько раз, прикинувшись паломником, там, зашёл, осмотрелся, да, прикинул, чего куда, и потом совершил, а это человек, который имел возможность всё досконально изучить. То есть кто-то из своих как минимум наводчик, а возможно, и собственно похититель.
Искали-искали, на уши поставили всё, российские власти (государственные, сейчас о церковных не говорим), государственные власти обещали 100 тысяч рублей премии за…
С. БУНТМАН: Ого!
А. КУЗНЕЦОВ: Дело в том, что только такая вот грубая, ювелирная оценка похищенного — 300 тысяч рублей. Представляешь, ну целое как бы облачение из натурального жемчуга, да, у Мадонны. А духовные потери, связанные с этим вот святотатством…
С. БУНТМАН: …неисчислимы. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Не поддаются, конечно, никакому денежному уровню.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Искали-искали, искали-искали, но вот по горячим следам, что называется, не удалось ничего раскрыть. Проходит примерно год, и в июле десятого года неподалёку от Ченстоховы, примерно километров двадцать пять, значит, в одной деревушке… Там рядом протекает речка Варта — ну, не речка, довольно такая, заметная река, значит, по польским масштабам, по крайней мере. Не Енисей, конечно, и не Обь, но по европейским меркам вполне себе заметная речка. А параллельно ей идёт отводной канал, ну, то ли оросительный, то ли, так сказать, от чрезмерного паводка.
Там обнаружился странный предмет, который вообще-то должен был утонуть (канал довольно глубокий), но зацепился частью обшивки за прибрежные кусты и так вот полуплавал на поверхности. Когда это всё вытащили, то, значит, предмет этот как только ни описывают: кто-то пишет «диван», кто-то пишет «софа», «кушетка», «топчан», там, ещё что-то. Я видел фотографию, очень плохонькую, поэтому мы её не показываем, тем более что она в печатном издании…
С. БУНТМАН: Но разобрать можно, что это, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Разобрать можно, да. Это такой ящик, действительно, я бы это описал как топчан, низенький такой восточный диван без спинки, который внутри содержит полое пространство, как многие старые диваны, там, для белья или чего-то ещё, который был превращён в такой вот своеобразный гроб. Внутри находилось завёрнутое в плетёные циновки и укутанное в старую шубу тело человека, мужчины, взрослого.
Медицинский осмотр показал, что мужчине нанесено несколько ударов рубящим предметом по голове, поэтому опознание по лицу крайне затруднено. Кроме того, мужчина, в довершение ко всему, ещё и задушен — переломаны хрящи гортани. И полиция начала пытаться его идентифицировать и вообще понять, что происходит.
Сначала показалось, что дело очень лёгкое, потому что в этой местности буквально вот-вот-вот, совсем недавно, там, за пару недель до описываемых событий пропал человек, который откуда-то… Поляк, Войцеховский, Войнаровский, какая-то распространённая польская фамилия, поляк, который, скопив денежек, приехал туда прикупить именьице. Именьице там продавалось, он его хотел купить, договорился с каким-то местным евреем-комиссионером, они начали обсуждать, значит, условия сделки, цену, всё прочее, а потом он вдруг исчез. Вот как корова языком слизала, и никто ничего не может сказать. И еврей-комиссионер говорит: да нет, мы с паном вот разговаривали, хорошо, нормально разговаривали, договорились…
С. БУНТМАН: Но не завершили сделку никак.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, не завершили сделку, договорились о встрече на следующий день, а пан — нема пана. Ну, с точки зрения полиции дело-то ясное: вот он пан, лежит в софе, денег при нём нет. Ну, почему в софе — это мы потом придумаем чего-нибудь, да, есть человек с мотивом и отягчающими обстоятельствами. Отягчающие обстоятельства — то, что он еврей, мотив понятен — pieniądze, деньги по-польски, да, прикарманить гроши. Естественно, тут же взяли, так сказать, под арест этого самого несчастного еврея-комиссионера, и я думаю, что местные полицейские чины уже тихонечко мурчали и мысленно крутили дырки в петличках и непосредственно в мундирном сукне, но тут произошла ерунда, которая редко, но случается в полицейском деле: покойный объявился живой и здоровёхонький.
Чего-то ему не понравилось, и он — чего он будет, ясновельможный пан, чего он будет, еврею чего-то объяснять, да, предупреждать? Он просто вечером поужинал в гостинице, развернулся и уехал, никого, ничего никому не сказав. Так уехал, что даже в гостинице, там, не очень его заметили, да? А потом, когда это всё это дело полезло в газету, он понял, что чёрт с ним с евреем, но его сейчас объявят умершим — и ходи потом, подпоручик Киже, доказывай, что ты не верблюд. И он явился и заявил, что нет, вот он, всё, никто его не грабил, никто его не убивал.
Тогда кто же, задумались полицейские чины, уже видя, как затягиваются дырки на мундире, уже заранее просверленные? И тогда подключили к этому делу полицейского пристава, сыскного пристава по фамилии Давыдов, который, видимо, в отличие от этих орлов, был толковым сыщиком, который очень внимательно осмотрел всё, что было найдено в диване, и сам диван и обнаружил, что на одной из плетёных циновок, которая использовалась для оборачивания тела, — там что-то вроде багажной квитанции в уголку. Начали исследовать эту багажную квитанцию, разобрали буквы и вот этим вот путём вышли на получателя груза, который был упакован вот в эти плетёные коврики.
Покупателем оказался опять-таки некий еврей — мелкий торговец, ремесленник и торговец, занимался он тем, что торговал разным хендмейд-товаром, в частности плетёным корзинами, коробами, в общем, ну, вот такими вот, значит, вещами. И он тут же всё рассказал. Говорит, да, это вот я получил посылку, там, от кого-то, вот в эти циновки завёрнутую, получил в почтовом отделении, принёс домой. А что вы, где вы, говорите, вы это нашли? Ой, вы знаете, вот я расстался с этими циновками таким образом: ко мне в лавку, тогда-то, пришёл очень-очень молодой человек, юноша, он искал очень большую корзину — очень, вот сам говорит, дайте мне самую большую корзину, которая у вас только есть. Так, подумал пристав Давыдов.
А потом он купил эту корзину и заодно, значит, купил вот эти самые циновки, которые то ли валялись там, то ли были тоже выставлены как товар, чтобы не пропало, да? Начали искать этого молодого человека и довольно быстро вышли на то, что молодой человек был служкой Ясногорского монастыря.
С. БУНТМАН: Так.
А. КУЗНЕЦОВ: Но самое неприятное: когда явились в монастырь, то выяснилось, что вот этот вот диван-топчан совсем недавно стоял в монастыре, то есть это монастырское имущество. Начали разбираться: а чего у вас диваны так, вообще, путешествуют за 25 километров своим ходом, и начало выясняться, что диван этот записан был, как говорится, по инвентаризации, за монахом по фамилии Мацох.
С. БУНТМАН: Мацох.
А. КУЗНЕЦОВ: Мацох!
С. БУНТМАН: Вот он Мацох появился.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот он и Мацох появился, совершенно верно. А где, как это у Маяковского: «- Где Прокопович? — Нет Прокоповича». Начали Мацоха искать — а Мацох вот тоже растворился буквально, вот только что был, вот-вот, ну вот пять минут назад был! Нетути. Явно совершенно Мацох смылся. Ну и картинка начинает как-то потихонечку выстраиваться, и пристав Давыдов начинает уже целенаправленно работать по, значит, Мацоху и его окружению, и таким образом удаётся опознать труп. Его опознает отец, извините за выражение, отец трупа, да. Это двоюродный брат Дамазия Мацоха (так его монашеское имя, Дамазий), вот это двоюродный брат Дамазия Мацоха Вацлав Мацох, он убит.
С. БУНТМАН: Опа!
А. КУЗНЕЦОВ: Он убит, диван, в который его тело упаковано, исчез из монастыря…
С. БУНТМАН: Но это скорее вот я согласен — прости, пожалуйста, Алёша.
А. КУЗНЕЦОВ: Да?
С. БУНТМАН: Я согласен, как вот здесь пишут: скорее можно описать как скамья-ларь такая вот, да, с открывающимся…
А. КУЗНЕЦОВ: С мягким — но с мягким, с мягким покрытием сверху.
С. БУНТМАН: Ну, это не страшно, это бывает, это бывает.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, ну, хорошо, вот…
С. БУНТМАН: Когда приподнимается, да, скорее ларь такой, да, с мягким сидением может быть совершенно спокойно.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну да, ну что-то в этом роде, вот, и дальше… Правда, Давыдова через некоторое время от этого дела отстранят.
С. БУНТМАН: Почему?
А. КУЗНЕЦОВ: По этому поводу есть конспирологическая версия. Я обязательно на ней остановлюсь, потому что она часть гораздо большей и очень интересной конспирологической версии; тот случай, когда она имеет право на существование, вот.
А формальная причина — якобы обнаружилась его какая-то связь с членом какой-то революционной организации, что запросто может быть, потому что представьте себе: Ченстохова — это вот узел, угол, где сходятся три границы, это вот одна из реперных точек третьего раздела Польши, и там, действительно, революционеры (польские в первую очередь, но не только польские), они кишмя кишат, перетекают из одного государства в другое, туда-сюда, и поэтому вполне. Может, он по убеждениям, а может, просто приятель его какой-то был, а он даже не знал, что этот человек относится… Ну, в общем, он был скомпрометирован, и в отношении него было начато служебное расследование, от всех дел его отстранили. Другие полицейские это дело приняли к изучению.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, а дальше… Покажите нам, пожалуйста, Андрей, следующую фотографию. Вот, собственно, наш монах-паулин, Дамазий Мацох, ещё до всех дел, ещё вполне благостный, значит, в одеянии своего ордена. А дальше выясняется потихонечку (потихонечку, но быстро, вот тут события уже быстро пошли), выясняется следующая история. Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию. Значит, вот на этой фотографии слева Дамазий Мацох, справа покойный, его двоюродный брат Вацлав Мацох, а по центру — статная, видная, это хорошо видно на фотографии (ну, Мацохи — некрупные мужчины, но она такая дама, девушка; им-то обоим ближе к сорока, чем к тридцати, а ей слегка за двадцать), молодая женщина, Елена Кржижановская.
Она была уже несколько лет любовницей монаха-паулина Дамазия Мацоха. История в их изложении выглядит следующим образом. Она пришла к нему на исповедь: значит, отпустите мне грехи мои, отец мой, ибо я согрешила. Ну, исповедь переросла в более тесное общение, и какое-то время это тесное общение продолжалось. Для того чтобы это общение более тесное упростить и для того чтобы девушке, сбившейся с пути, помочь, он при помощи знакомого гравёра изготовил два документа: свидетельство о её браке с Каспаром Мацохом и свидетельство о смерти Каспара Мацоха, последовавшей через несколько дней после свадьбы.
Жениться на ней была последняя воля умирающего, он хотел оставить ей наследство и обеспечить её будущее. Он с этим благородным намерением отдал богу душу, а она теперь молодая вдова со средствами, и, вроде как, с определённой легализацией. Если раньше у неё была репутация ну так, дамы такого не то чтобы полусвета, но две трети света, местами, может быть, даже три четверти света, но не целого, то теперь она — безутешная вдова. Кто же такой Каспар Мацох? А это Дамазий Мацох до принятия монашества.
С. БУНТМАН: А Дамазий — это его…
А. КУЗНЕЦОВ: Это его светское имя, собственно, он родился Каспаром. Но через некоторое время идея легализации дальнейшего, так сказать, материального снабжения приобрела ещё более такие формы, я бы сказал, разнузданные. Дело в том, что он у неё не один был. Более того, был явно мужчина, к которому она питала сама более горячие чувства, и почувствовав, что она от него ускользает, он её теряет, несмотря на все благодеяния, он решил её привязать к себе покрепче и сделал ей предложение, от которого она не смогла, не нашла в себе сил отказаться. Он предложил ей: хорошее приданое он ей даст и выдаст её замуж. Сначала он пытался своего родного младшего брата, но тот, узнав о репутации девушки, поколебавшись (ну, приданое всё-таки), поколебавшись, но отказался. Тогда он уговорил своего двоюродного брата, вот этого самого злосчастного Вацлава.
Только сама свадебная церемония обошлась в тысячу четыреста рублей. Гуляли очень широко. Покажите нам, Андрей, пожалуйста, фотографию очень солидного здания. Это варшавский отель, старый варшавский отель, который называется «Европейский». Насколько я понимаю, он и сейчас стоит где-то на углу Маршалковской. Так вот, в этом самом отеле игралась свадьба, Дамазий тоже был там, в штатском, разумеется. И будет довольно много свидетелей, они будут показывать, что во время свадьбы он всё время норовил поцеловать молодую жену, говорил: это моя свояченица, мне можно, значит. Всячески её за тальицу приобнимал, брата троллил — ну, в общем, вёл себя ни в чём себе особенно не отказывая. И, судя по всему, намеревался, и судя по всему, продолжал после этой свадьбы с ней довольно тесное общение.
А где она, собственно, да? Потому что куда-то они делись. Начали их искать в Варшаве, где они вроде были совсем недавно — он рванул из Ченстоховы в Варшаву, Дамазий Мацох. Нет, клеточка, значит, оказалась открытой, они улетели, птички. Ну, в общем, долго ли, коротко ли, её нашли в довольно логичном месте: он её отвёз к её сестре и её мужу, то есть её нашли у родственников. Ну, а его пришлось ещё недолго, но поискать.
Итак, он её определил, значит, к её сестре, а сам отправился в небольшой городок на российско-австрийскую границу. Там некоторое время шарился, потому что у него явно не было знакомого, который мог бы его провести через границу. Он некоторое время, несколько дней там прожил, видимо, искал связи с местными контрабандистами. Нашёл, конечно, эти связи, и вот местные контрабандисты его переправили на австрийскую сторону, на австро-венгерскую, где он добрёл пешком до ближайшей железнодорожной станции, сел на поезд и поехал себе в Краков. Но в поезде был опознан, причём… А в газетах уже его фото печаталось, и опознан очень, видимо, таким шустрым и организованным человеком, который на какой-то из станций, где поезд некоторое время стоял, успел доскочить до телеграфа и в краковский полицейский комиссариат в прямом смысле слова настучать, отстучать телеграммку. Короче, на вокзале его приняли.
Дайте нам, Андрей, пожалуйста, картинку. Так художник-иллюстратор увидел арест Мацоха на краковском вокзале. А что вы здесь, пан Мацох, делаете? Вы же… Ой, да, вот я великий грешник, я совершил преступление. Вы знаете, я хотел вот явиться в Варшаве начальству соответствующему, но вот как-то, ну не в монашеском же одеянии, а у меня гражданской одежды не было. Врёт как сивый мерин: у него было немало, так сказать, он использовал её достаточно активно во время своих вояжей с дамами. «Я поехал в Краков прикупить одежонки» — ну, в Ченстохове нет магазинов, понимаешь?
С. БУНТМАН: Ну понятно, ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Негде там ничего приличествующего случаю, строгого, но с достоинством, купить, чтобы пойти сдаваться. И он поехал в Краков для того, чтобы одеться и уже потом идти и уже, значит… Повинную голову топор не сечёт. Ну, а дальше его, естественно… Да, его австрийская полиция без разговоров вернула российским властям, и дальше он, значит, начинает, как говорится, сотрудничать со следствием, но врёт так, что следствие просто вот шизеет буквально от каждого очередного поворота сюжета. И вот, в порыве раскаяния, на одном из первых допросов он признаётся в том, что он имеет отношение к краже вот этих самых реликвий с иконы Матки Боски.
Потом он от этого категорически откажется, и сразу скажу, что в результате эта линия окажется тупиковой. Обвинение очень хотело предъявить ему и ещё нескольким подельникам ограбление часовни и кощунство, но они поняли, что это дело в суде развалится, вот это обвинение, потому что ну не было, не было… И так, по-прежнему, в общем, и остаётся непонятно: мог Мацох со товарищи, мог кто-то из профессиональных клюквенников, у которых, конечно, был наводчик и сообщник в монастыре.
Интересно, совершенно случайно, уже незадолго до передачи я обнаружил сообщение 1913 года. Мацох уже отбывает наказание. Одна из российских газет пишет из Варшавы: «Варшава, 18 мая 1913 года. Ченстоховские власти получили уведомление, что в Вятской губернии», — Серёж, в Вятской губернии, да, Предуралье! — «в Слободском уезде два крестьянина нашли на опушке леса, над источником, ящик с надписью: «Варшава. Осторожно». В ящике оказалось множество предметов, относящихся преимущественно к католическому богослужению: особые церковные свечи, образа ченстоховской Богородицы, части одежды ксёндза, картина на дереве, изображающая пожар башни Ясногорского монастыря, 138 образков, открытки с видами Ченстохова и много других мелких предметов. Ящик был уже вскрыт. Около него нашли нарисованный на золотом фоне образ ченстоховской Богоматери вышиною в два аршина».
Что это? Не знаю. Имело это отношение непосредственно к ограблению? Не знаю. В общем, по сей день, что стало тогда с этим жемчугом и этими коронами и этими фигурками ангелов — неизвестно. Император Николай II хотел подарить Ясногорскому монастырю, так сказать, реплики взамен, но то же самое решил сделать Папа Римский Пий X, по-моему. И угадайте, кого выбрал монастырь? Они под каким-то предлогом, значит, отказали русскому царю и приняли дар от Папы, а последний раз такой дар на обновление, на поновление иконы совершит уже Иоанн Павел II.
Итак, с иконой мы расстаёмся (с сожалением, я лично с сожалением). Она действительно удивительная, эта икона. А вот с убийством давайте разбираться. Значит, Дамазий Мацох говорил… Да, врачи-эксперты считали, что Вацлав был убит во сне. Могло быть, потому что он заночевал в келье у своего брата не первый раз. Кроме того, они прилично выпили прямо там при встрече. Он накануне убийства… Точнее, в день (он ночью будет убит), в день он приехал, захотел увидеть брата, они уединились в келье… Из кельи потом посуды выгребли при обыске! Ну, правда, явно не только этого дня, но и предыдущих всяких. Посуды стеклянной, я имею в виду.
Значит, и он говорит: нет-нет-нет, и вообще — какое заранее обдуманное убийство (а ему шили заранее обдуманное убийство), нет-нет-нет, никакого заранее обдуманного убийства, значит, мы с ним поссорились, заспорили, он меня ударил по лицу, я вспылил, значит, себя не помнил, схватил, что под рукой было, ударил его три или четыре раза, он ужасно захрипел, я понял, что он в агонии, я как священник отпустил ему грехи…
С. БУНТМАН: И придушил.
А. КУЗНЕЦОВ: И придушил. А зачем придушил-то, болезный? Ой, он очень, он так мучился, он так мучился, я так хотел… значит вот, из милосердия я его придушил. Почему следствие утверждало, что убийство с заранее обдуманным намерением? Кельи отапливались какой-то старой, но очень рациональной системой горячего воздуха, то есть ни камина, ни печки, ни какого-то другого обогревательного устройства у него в келье не было. А даже если бы и было. Вот у меня на даче, например, есть финская печка, и я её топлю дровами, но я топор держу около поленницы (и там же колоду, где я колю дрова), а не в комнате.
С. БУНТМАН: Разумно, Алексей Валерьевич.
А. КУЗНЕЦОВ: Правда? Топор в монашеской келье у тебя, блин, откуда, что он тебе под руку подвернулся в такой критический момент? Кроме того, выяснилось, что диванчик вот этот вот (ларь, как угодно) Мацох ныл-ныл-ныл, и выныл, чтобы ему его поставили в коридоре напротив его кельи за неделю до приезда брата. А брата он вызывал письмом, то есть явно он знал, что они встретятся скоро, задолго, за недели две. Ну и вот смотри: топор в келью притащили, чтоб далеко с трупом не бегать, упаковку для трупа прямо под дверями поставили. Спонтанное убийство, не правда ли?
С. БУНТМАН: Ну это так, это совпадение, понимаешь?
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, конечно.
С. БУНТМАН: Он вытаскивает тело братца своего, кузена, вытаскивает тело, а тут — о, ларь стоит, как удобно!
А. КУЗНЕЦОВ: В общем, восемь человек усадили на скамью подсудимых. Что это за восемь человек? Мы, собственно, кое-кого знаем, но ещё далеко не всех. Дамазий Мацох был обвинён в том, что в ночь с 23 на 24 июля 1910 года убил своего двоюродного брата Вацлава во время сна. Что с 1908 по 1910 год вместе с другим монахом, Исидором Старчевским, совершил кражу из закрытой монастырской казны 9000 рублей, а вместе с ещё одним монахом, Василием Олесинским, — 5000 рублей, которые спёр из кельи уже к этому времени покойного отца Бонавентуры Гавельчика, который был монастырским казначеем.
Кроме того, Мацох обвинён в изготовлении двух поддельных документов. Исидор Старчевский — за кражу, за причастность к сокрытию убийства. Олесинский, значит, за вторую кражу. Елена Кржижановская-Мацох — в использовании денег, которые для неё заведомо были получены преступным путём, в использовании поддельных документов вот этих двух и в оказании помощи в сокрытии преступления. И ещё четыре человека: значит, Винцент Пианка — это один из двух извозчиков, который помог отвезти вот этот самый…
С. БУНТМАН: Ларь этот, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ларь этот самый, и в отличие от… Второй извозчик — его раньше отпустили, он вёз двух людей, он ничего не знал, к нему вопросов не было. А этот присутствовал при том, как этот ларь в канал зашвыривали, и помогал явно: вдвоём там было не справиться, нужен был третий здоровый мужик. Он признался, говорит: с меня пан ксёндз взял клятву, иначе, говорит, гореть тебе в геенне огненной, никому не говори.
С. БУНТМАН: Очень интересно.
А. КУЗНЕЦОВ: Пришлось его, другому ксёндзу его пришлось разрешать от этой клятвы, но теперь он идёт как соучастник, значит. По мелкому, но как соучастник. Юзеф Перткевич — монастырский послушник, профессиональный слесарь; его обвинили в том, что он помог изготовить ключи от кельи покойного вот этого самого казначея. Луциан Цыгановский — это гравёр, который изготовил поддельные документы. И ещё один монастырский служка, не тот, который помогал корзину выбрать (корзина не подошла, труп в неё не поместился, вот которую он у еврея купил, да). Этот удрал в Америку сразу. Вот этот, который корзину покупал и циновки вместе с нею, он в процессе не участвовал, потому что он был уже за океаном, он смог — единственный, кто смог унести ноги.
С. БУНТМАН: Сразу всё понял.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, сразу всё понял. А вот некий Бласикевич, которого, да, тоже там он чем-то вроде как помогал. Сразу скажу, его единственного оправдают, значит, за недоказанностью его вины, так что он нам не интересен. Итак, суд. Это Царство Польское. Никаких присяжных, на национальных своих окраинах империя присяжных не допускала, поэтому три коронных судьи плюс один запасной — как положено, никаких сословных представителей, только коронные судьи.
Коронные судьи, в основном русские, председательствует в суде сам председатель Петроковского окружного суда. А Петроков, хотя это не очень большой город (та же Лодзь, которая находится на территории его губернии, в разы больше), но губерния Петроковская, он — губернский город, поэтому там окружной суд находится. Значит, председатель этого самого окружного суда — действительный статский советник Яков Дмитриевич Волков. Покажите нам, Андрей, пожалуйста, изображение почтенного джентльмена. Не очень хорошего качества, но другого изображения Волкова у нас нет. Пожилой уже человек, да, убелённый сединами такой, так сказать, юрист, всю жизнь прослуживший по судейскому ведомству.
Два обвинителя. Настолько большое значение придаётся этому делу, что в помощь местному обвинителю, товарищу прокурора окружного суда Андрею Фёдоровичу Катрановскому, из Варшавы приехал товарищ прокурора Варшавской судебной палаты, то есть вышестоящей судебной инстанции, Владимир Николаевич Недзвецкий. Оба поляки, судя по фамилиям, а по именам-отчествам — такие, очень обрусевшие поляки, и это тоже не случайно, конечно. У всех подсудимых есть адвокаты. Адвокат Елены Мацох — варшавская знаменитость, Казимир Корвин-Пиотровский, а вот Дамазия Мацоха защищает Доброслав Клейна. Это местное светило адвокатуры Петроковского окружного суда. Андрей, покажите нам, пожалуйста, фотографию очень представительного красивого мужчины во фраке.
С. БУНТМАН: О, да!
А. КУЗНЕЦОВ: Это адвокат Клейна, который будет прилагать титанические усилия к тому, чтобы как-то облегчить участь своего подзащитного. Ну что, на суде будет твориться полное чёрт-те что. 197 свидетелей, Серёж, подавляющее большинство явилось, не явилось там меньше десятка. Скандалы, скандалы, связанные с тем, что обвиняемые пытались топить друг друга: да это ты, да это ты, да я вообще тут и рядом не стоял, нет, ты стоял-стоял-стоял! Но ещё более скандализировало (по крайней мере польскую часть наблюдателей) то, что суд категорически пресекал все попытки защиты сказать некое очень важное обстоятельство.
С. БУНТМАН: Например?
А. КУЗНЕЦОВ: Возвращаемся к конспирологической той самой версии. Из обвинительного заключения было по распоряжению председателя суда изъято 17 страниц. Прокурору не разрешили их огласить. Допрос двух свидетелей (причём один из них — уважаемый член ордена паулинского, немолодой уже священник), допрос двух свидетелей председатель постоянно прерывал, потому что защита пыталась их спросить вот об этом.
Вот во всех польских источниках — а я читал и газеты того времени, благословляя небо за то, что три семестра польского языка у меня в институте было, и я читал современные исследования современных польских историков (ну, это уже при помощи гугл-переводчика, поскольку они не сканы, а они в электронном виде, всё легче, да) — Мацоха все поляки подозревают в том, что он агент охранки. Он был хорошо знаком как минимум с двумя людьми, вскорости разоблачёнными как провокаторы охранки: человеком по фамилии Рыбак (это именно фамилия, не кличка) и человеком по фамилии… вылетела фамилия из головы, польская. Один был журналистом, другой — просто таким вот провокатором, изображавшим из себя революционера.
Рыбака убили в Кракове в том же 1910 году польские революционеры, то есть за границей его достали. И вот похоже, что Рыбак (по крайней мере об этом пытались сказать свидетели, но председатель просто как цербер кидался), Рыбак, похоже, предложил Мацоху устроить подпольную, то ли липовую, то ли настоящую, для отвода глаз, типографию в монастыре. Явно совершенно (то есть если верить этой версии, конечно) готовилась провокация, и об этом свидетельствует самый мощный факт: то, что Мацоха арестовали в Кракове, а в тот же день в монастырь нагрянула полиция впервые в его истории. Просто вошли, без всякого разрешения, просто вошла полиция с ордером на обыск. Но искали они знаешь что? Они искали листовки и оружие. Не нашли, естественно. И вот похоже, что Мацох (ну, если это так, то он просто вот без морщинки, без трещинки подонок со всех сторон) — он был ещё и агентом охранки.
Знаешь, что косвенно это подтверждает? Я не уверен, прямых доказательств нет. Но дело в том, что он в орден влетел просто как комета. Дело в том, что, поскольку паулинам русское правительство не доверяло (они довольно ярко в 1863—1864-м показали себя на стороне восставших), им в условия принятия в орден российское правительство напихало всяких своих условий: не принимать моложе тридцати, а в послушники моложе двадцати пяти, там, то-сё, пятое-десятое, четыре года послушания… А этот за четыре месяца управился. Редчайший, уникальный случай: ему зачли обучение в семинарии за послушание в ордене, хотя семинария не орденская, семинария…
С. БУНТМАН: А другим не засчитывали?
А. КУЗНЕЦОВ: Нет!
С. БУНТМАН: Ха!
А. КУЗНЕЦОВ: То есть полное ощущение, что происходила инфильтрация своего человечка.
С. БУНТМАН: Ну это вообще такое, привет Рачковскому и всем этим самым, да?
А. КУЗНЕЦОВ: А и не обязательно Рачковский, это же… Рачковский-то — заведующий заграничной агентурой…
С. БУНТМАН: Да, Рачковский у меня просто как образ вот всего вот этого.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну да, как символ провокации, прекрасно понимаю, да. Спиридович.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, защита пела просто как соловьи. Очень интересно, значит, адвокат Мацоха… Ну, у него очень сложная была ситуация, да. Это та самая ситуация, в которой, по легенде, Плевако сказал, указывая на своего подзащитного священника: «Люди русские, он вам столько лет грехи отпускал, отпустите же ему сейчас». Потому что других аргументов у Фёдора Никифоровича не было. Да, но этот видишь, как грехи отпускал? Он грехи-то отпускал, а женщины потом его любовницами становились. С любой стороны нехорошо.
С. БУНТМАН: Нет, ну ещё очень хорошее: вот ты молчи, а то попадёшь в ад, да. Это такая тайна исповеди наоборот.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, он сказал: да, мой подзащитный — преступный тип, развращённый тип… Знаете почему? Дело в том, что… с чего начиналась его трудовая биография? Он крестьянский сын вообще, этот самый Каспар Мацох. Он закончил начальную школу в селе, а потом какой-то родственник его определил помощником писаря в гминную управу (ну, в волостную управу, в волостное правление). И вот адвокат: вы себе представляете, что там такое, сплошные унижения, сплошные взятки, это такая отрицательная школа для юноши, вот они его и развратили, вот они его испортили…
С. БУНТМАН: Среда заела, ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Среда заела, совершенно верно. Ну, в общем, долго ли, коротко ли, выписали им, в общем, щадяще. Ему двенадцать лет, ей… У неё тоже адвокат очень, так сказать, работал мощно и старался всячески: да что вы, да она совсем, значит, не такая, да вы интерпретируете не в её пользу, она на самом деле… Ну, запуталась девушка, да, туда-сюда… Значит, она получила два, по-моему, с половиной года, если я не ошибаюсь, сейчас я постараюсь быстренько найти… Два года лишения свободы. Значит, вот эти два монаха: Старчевский — пять лет, Олесинский — два с половиной года. И вся эта четвёрка — лишение всех прав состояния. Монахи извергнуты из сана и, естественно, из ордена. Перткевич — один год лишения свободы (который ключи изготовил), кучер (извозчик) — четыре месяца, и гравёр — семь дней в местном тюремном замке.
Главный наш антигерой, Дамазий Мацох, доживёт до 1916 года. Он… да, покажите нам, пожалуйста, Андрей, там есть тоже картинка, художник изобразил оглашение приговора. Вот, значит, такой приговор и был оглашён. Он заболел в тюрьме, довольно быстро заболел туберкулёзом. Дайте, пожалуйста, следующую картинку, которая изображает его уже тюремные страдания: вот он в какой-то повязке, видимо, незадолго до смерти. Понимая, что он умирает, он оставил покаянное завещание, но в краже с лика Богородицы так и не признался. И просил похоронить его на кладбище, но под кладбищенской дорожкой, чтобы…
С. БУНТМАН: А, чтоб каждый…
А. КУЗНЕЦОВ: Чтобы каждый попирал его прах ногами.
С. БУНТМАН: Ну, это как акт смирения…
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, не исполнили, этого не исполнили. Покажите, Андрей, пожалуйста, последнюю, современную фотографию, несколько лет назад сделанную. Так вот выглядит его могила: на кладбище, в нормальном, обычном месте, где написано, что великий грешник и, так сказать, великий каяльщик Дамазий Мацох, вот его прах здесь покоится.
Про прессу. Пресса патриотическая, причём не только русская, не только российская, но и германская, но и австрийская радовалась этому делу просто как подарку. И вот у меня есть брошюрка.
Брошюрка эта просто заходится, рассказывая о процессе довольно подробно: ну вот у нас-то, у православных, малиновый звон по церквям, смирение такое, да, благодать… А вот у них служение диаволу и мамоне, вот все они, католики, такие, вот посмотрите, как два, значит, монаха друг на друга поклёпы возводят, клянясь всеми святыми, а один из них точно врёт, а скорее всего, и оба… Ну, понятная логика.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, что говорить, даже… я упоминал этого человека во многих наших передачах, это один из моих любимцев. Совершенно зоологический антисемит и довольно толковый — так бывает — адвокат Алексей Семёнович Шмаков, значит, автор многих проникновенных строк, в том числе нашумевшей трилогии «Агасфер, или Вечный жид». Подглавки этого труда: «Жид газетный», «Жид биржевой» и «Жид политический».
Так вот, там Алексей Семёнович пишет: «При удобном случае еврейское издевательство достигает художества воистину гомерического, как показывает, например, дело Ясногорского Ченстоховского монастыря, где Дамазий Мацох и компания расцвели столь пышно при талмудическом покровительстве приора из жидов Хацкеля Реймана». Действительно, Рейман (это предыдущий приор, значит, монастыря, он ушёл в отставку, к этому времени его [сменил] другой человек), но он из немцев, я проверил. Впрочем, у другого…
С. БУНТМАН: Да какая разница!
А. КУЗНЕЦОВ: Фамилия же подходящая. У другого вдохновенного антисемита, значит, одного из белых генералов я читал, что Керенский, безусловно…
С. БУНТМАН: Ну, естественно.
А. КУЗНЕЦОВ: Так что этим ребятам море по колено. Вот, так что неслучайно — кольцуемся — еврейские мальчишки в каком-то литовском местечке в начале революционных годов кричали своим польским оппонентам, скажем так: «Мацох!». Потому что, действительно, шум вокруг этого дела был, видимо, сопоставимый с шумом, недавним шумом вокруг дела Бейлиса. Ну и, соответственно, в детском сознании…
С. БУНТМАН: Каждому было что сказать. Обменяться фамилиями.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. Диалог был полноценный.
С. БУНТМАН: Да. Ну что ж, замечательно. Спасибо большое, до следующего дела, до следующего четверга!
А. КУЗНЕЦОВ: Будем надеяться!
С. БУНТМАН: Спасибо!
А. КУЗНЕЦОВ: Всего доброго!