Так кто же они?
Задав этот вопрос, мы неосторожно вступаем в дебри, таящие в себе множество опасностей. В этих историко-идеологических лесах заблудилось немало исследователей, пытавшихся найти торную дорогу происхождения древнерусского государства. Правда, в руках все они держали объёмистый путеводитель — «Повесть временных лет». Но пытаясь прочесть его, мы очень часто находим не просеку, а буреломы и буераки. Величественные фигуры древнейшей нашей Истории, такие ясные в летописи, то и дело оказываются зыбкими миражами. Так, братья варяжского князя Рюрика, Синеус и Трувор, могут при ближайшем рассмотрении обратиться домом и конём, семейством и дружиной, Аскольд и Дир слиться в одного человека, а Олег, прозванный «вещим», не способен правильно понять пророчество волхва.
Осложняет наши блуждания затеянный почти триста лет назад великий спор «норманистов» и «антинорманистов»: кто основал древнерусское государство, варяги или славяне. В разные периоды одна из этих школ становилась официальной, другая — авангардом научной оппозиции. Если в 19-м веке «антинорманист» был фрондёром, в сталинском СССР 1940-х годов «норманист» оказывался почти антисоветчиком. Мы с вами живём в парадоксальную эпоху: с одной стороны, профессиональные непредвзятые историки ищут и находят тропинки фактов в чащобе летописных легенд, а с другой — государство решительно рубит исторический лес и прокладывает дороги, которых никогда не было и которые не ведут никуда.
Выхода здесь для нас с вами два. Можно наслаждаться прекрасными и пышными рассказами «Повести», затаив дыхание, следовать за легендарными подвигами Олега, Игоря, Ольги и Святослава — это само по себе благородное и духоподъёмное занятие. Но можно и задать себе вопрос: что нам доподлинно известно о двух первых веках русской истории? Тогда придётся приложить немало усилий и обратиться к источникам, скупым и отрывочным, но при этом гораздо более достоверным, чем рассказ, составленный десятки и десятки лет спустя, вдохновлённый политическими соображениями 12-го века, времён Владимира Мономаха. Летописец опирается на ряд договоров между русами и Византией, у которых есть вполне точная дата, но остальное пространство он заполняет устными преданиями, вычислением хронологии, скрытыми и явными аналогиями из Священного Писания.
За последнее время вышло довольно много высококвалифицированных работ, посвящённых как самой «Повести», так и свидетельствам современников, которые проливают свет на то, кто такие русы. Я бы вам настоятельно порекомендовал прочесть сборник лекций Игоря Данилевского «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII века)», его же монументальный труд «Герменевтические основы изучения летописных текстов» (если кто-то сразу испугался названия, поверьте — зря!). И наконец — «Очерки начальной Руси» Алексея Толочко, представляющие собой смелый и обоснованный прорыв в изучении русской древности. Книги эти содержат подробный историографический обзор и дают ссылки на документы и важнейшие работы по интересующему нас вопросу. Так вы сможете проверить то, что написано в этой статье.
Теперь же, после необходимого отступления, вернёмся к русам и Византии далёких веков.
Свеоны на службе у Кагана…
Около 838 года в поле зрения Византии попала группа людей, называвших себя русами. Они прибыли в Константинополь вместе с хазарскими послами и заявили, что обратный путь им отрезан. Император Феофил, выслушав русов, отправил их со своим посольством в Ингельгейм-на-Рейне, где в то время держал свой двор Людовик Благочестивый, сын Карла Великого. Учёный монах Пруденций записал непосредственные результаты этого события: «С ними [послами] он [Феофил], император Константинопольский прислал еще неких [людей], утверждавших, что они, то есть народ (gens) их, называются рос (Rhos) и что король (rex) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы. В упомянутом послании он [Феофил] просил, чтобы по милости императора и сего помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться, так как путь, которым они прибыли к нему в Константинополь, пролегал по землям варварских и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путем, дабы не подвергались при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав [цель] их прибытия, император [Людовик] узнал, что они из народа свеонов (eos gentis esse Sueonum), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями или нет».
Хроника, пополнившаяся в 839 году этой записью, «Бертинские анналы», ничего нам не говорит о дальнейшей судьбе этих послов (разведчиков?). Людовик переехал в Вормс, а с ним — двор и «секретариат», чьё внимание перенеслось на другие, более актуальные события. Однако нам осталось первое непосредственное свидетельство современника о русах и их контактах с Византией. Из текста мы узнаём, что они по происхождению скандинавы. Здесь «свеоны» не обязательно шведы: главное — они не хорошо и тревожно знакомые каролингской империи даны. То, что они служат «кагану», породило замысловатые теории или «русского каганата», или владычества Хазарии аж до Днепра и тому подобное. Гораздо проще и логичнее понять ответ русов как пребывание на службе у хазарского кагана, у которого к тому времени установились прочные связи с Константинополем. В те годы, например, византийские инженеры помогают укрепить Саркел (Белую Вежу) — форпост хазар против набегов степных племён. За кадром хроники остаётся «земля русов» — место, куда те не могут пробиться сквозь смертоносные орды кочевников. То ли император недорасспросил, то ли это вообще не конкретная географическая точка. Из последующих документов о русах складывается устойчивое впечатление, что они не народ, прочно живущий на какой-то территории, а военизированное сообщество, странствующее по водным путям Восточной Европы.
Серебряный поток
С 8-го века начинается эпоха викингов. Скандинавы берут в морские клещи почти всю Западную Европу и, одержимые поисками новых земель и новой добычи, устремляются к островам Северной Атлантики, чтобы в следующем столетии оказаться аж у берегов ещё не «открытой» Америки. Манит их и юго-восток. Откуда-то оттуда приходит серебро. Викинги начинают двигаться в эту сторону, кормясь за счёт окрестных племён: финно-угров, балтов, славян. Проникнув на Ладогу, эта первопроходческая ватага постепенно становится самостоятельной силой, значительной корпорацией. Имя ей в целом и всем её подразделениям — Русь. Как появилось это слово, из какого корня произошло — загадка, внятно не разгаданная до сих пор. То ли они «гребцы», то ли «собирающие дань», то ли… Не станем останавливаться, а то безнадёжно заблудимся в уже напугавших нас дебрях. Достаточно знать, что эти русы-росы-русь, попадая в письменные описания современников, ясно выделяются из какого бы то ни было окружения.
Группы русов продвигаются вниз по рекам, строят временные фактории и добираются до Хазарии, где находят если не исток вожделенного серебряного потока, то крупную его заводь. Что они могут предложить хазарам в обмен на монету? Товары, доставляемые с севера: мёд, пушнину, рабов. А ещё свои длинные мечи, которыми они искусно владеют. Трудности ждут русов не только на их челночном пути вверх и вниз по Волге. Два «серебряных кризиса» заставляют русов искать новые пути и новые базы. Можно пойти к истокам богатства и, собрав, как это делалось на Западе, большой флот, устремиться за Каспийское море и ограбить его берега. Да и, скорее всего, пиратские набеги на черноморское побережье организуются этим ответвлением компании. Кроме того, можно (и нужно) основать перевалочный пункт в какой-нибудь ключевой точке и «сесть» на новый серебряный поток. Такой мощной факторией становится Волжская Булгария. Именно здесь в 922 году русов обнаружит любознательный и дотошный арабский учёный Ахмад Ибн Фадлан, секретарь посольства халифа аль-Муктадира. Чуждый экзотическим выдумкам, он опишет быт и обряды крупного сообщества, не родного и вместе с тем уже привычного для местного населения. Мы знаем и любим Ибн Фадлана как героя прекрасного фильма «13-й воин», в котором его сыграл Антонио Бандерас.
Русы не ограничиваются одним единственным военно-торговым путём — Волгой. У них есть план Б: Днепр.
Из варяг в греки и обратно
Если волжских русов Византия узнала воочию ещё в 838 году, с русами днепровскими она знакомится в следующем столетии. Сохранились немногочисленные, но, в отличие от позднейших сказаний, скрупулёзно составленные документы. Это договоры 911 и 944 годов, а также два труда императора Константина Багрянородного: «Об управлении империей» и «О церемониях византийского двора». Любопытно, что эти документы не предоставляют нам сведений о грандиозных походах на Царьград, которыми изобилует «Повесть временных лет». В договорах, определяющих условия торговли византийским шёлком и статус руссов во время их пребывания в Константинополе, мы видим имена Олега, Игоря, Ольги, Святослава — главных летописных героев. Из текстов можем узнать и то, в какой степени родства они состоят. Так Олег, от чьего имени действуют послы 911 года, явно не отец Игоря (что совпадает с «Повестью»). Зато в 944-м Ольга — жена Игоря, а Святослав — сын их. Но интереснее всего то, что оба текста заселены их многочисленными родственниками, носящими как скандинавские, так и славянизированные имена. Получается, что из пятидесяти подписантов договора 944 года половина — княжеская семья, половина — купцы. Почему же все они подписывали документ от своего имени, а не только от имени Игоря, именуемого великим князем? Если полагать, что Русь — уже государство, владеющее определённой территорией, договаривается с другим государством, то да, это непонятно. Но если прийти к выводу, что Русь — это всё ещё корпорация, нечто вроде ЧВК «Рюрик», мозаика складывается.
Понять устройство Руси нам помогает Константин Багрянородный. Его именем подписан составленный в 948−950 годах труд «Об управлении империей», включающий в себя сведения об окрестных странах и народах. В этой инструкции наследнику императора русам уделено пристальное внимание. Их год делится надвое: зимой они выходят из Киева и кружат по окрестным землям, кормясь и собирая полюдье со своих пактиотов — зависимых мелких славянских княжеств и поселений. Так русы накапливают товары, свозят их к весне в Киев. Туда же пактиоты сплавляют изготовленные ими для русов моноксилы — ладьи, выдолбленные и выгнутые из одного древесного ствола. Погрузившись на них, русы отправляются вниз по течению Днепра. Там их подстерегают две опасности: пороги и печенеги. Преодолеть первую из них, природную, можно, только разгрузившись и перенеся товары ниже препятствий. Константин не перечисляет все товары, которые русы везут в Константинополь, отмечая, что моноксилы ими переполнены. Он только подчёркивает, что самый дорогой из них — рабов — приходится гнать в обход по берегу. Печенеги же, если они враждебно настроены, практически неодолимы. Вообще, согласно наставлению, они властители причерноморских степей, и только в согласии с ними северные люди могут вести торговлю с Византией.
Достигнув Константинополя, русы на определённых договорами условиях живут в городе, торгуют, получают шёлк и деньги, иногда помогая хозяевам в военных делах. Но челночная во всех смыслах этого слова торговля представляет собой главный смысл существования русов. Тяжелейшая зима, два невыносимых путешествия — всё для этого.
Что касается устройства жизни в их землях, то Киев — главный и единственный её центр. Это место всеобщего сбора, база, отправная точка путешествий. Константин перечисляет и другие поселения, в том числе нынешние Новгород, Чернигов, Смоленск, называет их крепостями и городами, но подчёркивает, что они находятся на землях пактиотов и посещаются русами только для сбора полюдья. В остальное время они управляются своими силами, их не нужно держать под постоянным контролем. Пожалуй, за исключением Новгорода, куда был направлен сын Игоря Святослав.
От корпорации к государству
Взаимоотношения с Византией постепенно настраивают руссов на переустройство своей жизни. Посольство Ольги 957 года, описанное в другом труде Константина Багрянородного, — «О церемониях византийского двора», — важный шаг в этом направлении. Наверное, именно Ольга, судя по всему, восприимчивая к греческому укладу, ищет выход из круговерти изнурительных ежегодных циклов. Ищет она его и в принятии христианства, и в постепенном упорядочении территории под крылом княжеской семьи. Однако плавного перехода не получится. Дух варяжской удали живёт в Святославе, и об этом мы можем судить не только по увлекательным рассказам «Повести временных лет», но и по византийским источникам — «Истории» Льва Диакона, современника событий.
Святослав Игоревич — участник и, во многом, творец бесшабашной экспансионистской катастрофы, которая привела к исчезновению волжских русов и чуть не погубила днепровских. Он и внешне — варяжский разбойник. Лев описывает его как коренастого, мощного длинноусого воина с обритой головой и свисающим длинным чубом. Торговля и царьградские церемонии ему не нужны. Святослав идёт громить Волжскую Булгарию, потом, подкрепившись тамошними русами, громит Хазарию: Итиль, Саркел, Тьмутаракань. В 967 году византийский император ссорится с Болгарским царством и нанимает Святослава с войском. Киевский князь громит и этих болгар. В своём завоевательном рвении он забывает о наставлениях умных людей, в том числе матери, мечтает поставить свой стол на Дунае, а по ходу дела, тоже вопреки политическому смыслу, напрочь ссорится с печенегами, которые остаются властителями степей и днепровских порогов. Впрочем, как гласит летопись, он их разбил под Киевом. Но Дунай манит его, и он теперь схватывается с Византией. Армия Святослава бьётся с войсками императора Иоанна Цимисхия, несёт огромные потери, но получает вполне сносный мирный договор. На пути в Киев его подстерегают печенеги. «Повесть» говорит, что князь Куря сделал чашу из его черепа, а более трезвый Лев Диакон отмечает только, что в этой бойне Святослав погиб и мало кто из его воинов добрался до Киева.
Эта катастрофа положила конец варяжской ЧВК «Рюрик», а сын Святослава Владимир после долгих борений сформирует государство Русь со столицей в Киеве.