До сих пор нет ни одной научной биографии этого человека. Неизвестными остаются обстоятельства его происхождения и юности. Попробуем прояснить лишь один сюжет из биографии Ивана Фёдоровича — его гибель и предшествовавшие ей события.
Основным источником для авторов, пишущих о последних часах Ивана Фёдоровича, стала книга «К. Бецкий и П. Павлов. Русский Рокамболь (Приключения И. Ф. Манасевича-Мануйлова). Л.: Былое, 1927». Рокамболь — главный персонаж цикла авантюрно-уголовных романов 19-го века французского писателя Понсона дю Террай. Под псевдонимом К. Бецкий скрывался журналист Иосиф (Осип) Кобецкий, а П. Павлов — это известный историк Павел Щёголев, написавший первую часть (до 1917 года) биографии Манасевича-Мануйлова.
Вторая часть, составленная Иосифом Кобецким, основана, как указывалось, на сообщениях прессы, личных воспоминаниях автора, собранных им воспоминаниях современников и на показаниях и допросах, данных в Чрезвычайной следственной комиссии в 1917 году. Здесь о последних днях жизни Ивана Манасевича-Мануйлова рассказывалось следующее: «В одно серенькое утро [1918 г.] на станцию Белоостров прибыл поездом из Петрограда солидный гражданин иностранного типа; бумаги его, предъявленные в пропускной пункт, оказались в полном порядке, и перед иностранцем уже готова была раскрыться граница, как один из членов пограничной комиссии, матрос, в своё время нёсший караул в Петропавловской крепости, неожиданно обратился к иностранцу с вопросом, не сидел ли он в этой крепости. Иностранец протестовал. «А не будете ли вы, часом, гражданин Манасевич-Мануйлов?» — продолжался допрос. Последовал ещё более резкий протест, но иностранца попросили с переходом границы несколько обождать. Ещё через несколько часов очередной поезд доставил на ст. Белоостров двух каких-то женщин. «Не волнуйтесь, гражданки! Вам сейчас же всё объяснят!» — успокаивал их сопровождавший женщин конвоир. Женщины эти были — многолетняя подруга Мануйлова артистка Д. [Доренговская] и её горничная. И не успели их ввести в помещение, где ожидал иностранец, как с уст изумлённой Д-ой сорвалось предательское: «Ванечка!»… По приговору революционного правосудия Мануйлов был расстрелян… В последние минуты раздал своим конвоирам «на память о Мануйлове» все мелкие безделушки, бывшие при нём».
Любопытно, что в этом отрывке нет указания ни на год, ни на время года, когда это произошло.
В том же 1927 году вышел заключительный седьмой том издания «Падение царского режима», выходившего под редакцией Павла Щёголева и содержавшего биографические справки. Здесь датами жизни Манасевича-Мануйлова были указаны 1869−1918 годы, а в заключение было сказано, что он «после Октябрьской революции пытался бежать с документами на имя иностранного гражданина за границу, но на финляндской границе узнан одним из членов пограничной комиссии и арестован».
Таким образом, версия Кобецкого получила научное подтверждение. Перепечатывая в 1930 году свой текст о биографии Манасевича-Мануйлова до 1917 года и говоря о его дальнейших похождениях, Щёголев ограничился двумя фразами: «Рокамболь, совсем было погибший, воскрес для истории. Архивные материалы пока не исследованы».
Вышеупомянутую версию подхватили последующие авторы, иногда со смелыми изменениями и дополнениями. Весьма разухабисто изобразил эту сцену Валентин Пикуль в романе «Нечистая сила»: «Манасевича-Мануйлова вывели на черту границы, разделявшей два враждующих мира, и на этом роковом для него рубеже Рокамболь с громким плачем начал рвать с пальцев драгоценные перстни… Захлёбываясь слезами, он кричал: «Ах, я несчастный! Как всё глупо… теперь всё пропало! А как жил, как жил… Боже, какая дивная была жизнь!» Винтовочный залп сбил его с ног… Он так и зарылся в серый истоптанный снег, а вокруг него, броско и вызывающе, сверкали бриллианты. Не поддельные, а самые настоящие…»
Авторы и комментаторы научных работ, избегая подобных «красивостей», просто сообщали о том, что наш герой умер «в советской уже России от чекистской пули», «расстрелян большевиками», «на финляндской границе был узнан одним из членов пограничной комиссии и арестован. Расстрелян ВЧК», был «арестован большевиками при попытке бежать в Финляндию и расстрелян». Практически никто из писавших на эту тему не заметил статьи общественного деятеля, высланного за границу в 1922 году. Николай Волковысский ближе других подошёл к реальной истории. Он так писал о последних днях жизни Ивана Манасевича-Мануйлова: «Передавали, что он расстрелян именно в Озерках, но, во всяком случае, арестован он был там, на даче (или по пути к ней) лишённого когда-то придворного звания камергера Стояновского, человека, запятнавшего золото своего мундира малоблаговидной деятельностью в каких-то благотворительных обществах».
Поскольку судьбы Ивана Манасевича-Мануйлова и Ивана Стояновского в последние месяцы их жизни действительно оказались тесно связаны, то следует сказать и об этом человеке.
Если Манасевича-Мануйлова Щёголев именовал «русским Рокамболем», то Ивана Стояновского и его приятелей неизвестный журналист в ноябре 1916 года назвал «Рокамбольчиками». Иван Николаевич Стояновский (1868?-1918) — авантюрист несравнимо меньшего масштаба, чем Манасевич-Мануйлов, но в своё время о его похождениях много говорили в петербургском обществе и писали столичные газеты. Сын выдающегося юриста Николая Стояновского (1820−1900), он в 1905—1906 годах пытался добывать деньги с помощью обмана. В ноябре 1906 года был уволен из Министерства внутренних дел и лишён звания камергера. В ноябре 1908 года появился в Чите, именуя себя статским советником, камергером и уполномоченным «Попечительского общества о трудовых приютах для лиц обоего пола и для увечных воинов и их семейств» для сбора пожертвований. В ноябре 1916-го по подсказке Стояновского трое молодых дворян явились к миллионеру Абраму Животовскому под видом чиновников МВД и юстиции для производства обыска в надежде завладеть крупной суммой денег. Афера не удалась, и все её участники оказались в тюрьме «Кресты».
Точность воспоминаний Волковысского относительно судьбы Манасевича-Мануйлова подтверждается материалами архивно-следственного дела «по обвинению Стояновского Ивана Николаевича и других». Дознание вёл следователь Петроградской ЧК Николай Дингельштадт. Стояновский, на момент ареста сотрудник комиссии Военного комиссариата по разработке планов обороны Северного фронта, был обвинён в том, что является агентом французской контрразведки, состоя сотрудником капитана Фо-Па-Биде, а также некоего Орлинского, и собирался якобы продать англичанам планы Карельского фронта.
Сегодня у многих сложилось впечатление, будто никаких реальных антибольшевистских организаций в годы Гражданской войны не существовало и они выдуманы чекистами. Нередко подобная точка зрения находила своё отражение в ходе пересмотра дел такого рода с конца 1980-х годов. В частности, в постановлении прокуратуры от 15 марта 2003 года о реабилитации Ивана Стояновского записано: «Утверждение, что Стояновский И. Н. агент французской контрразведки, голословно». На деле же эти организации, конечно, существовали, ибо огромная масса людей не признавала власти большевиков и готова была с ними бороться. Другое дело, что очень часто степень наказания была не соразмерна вине арестованного.
Что же касается Стояновского, то хотя чекистам и удалось выйти на его контакты, они в то время узнали далеко не всё. Шарль Фо-Па-Биде — комиссар политического отдела префектуры Парижа в 1912—1916 годах, затем капитан, заместитель резидента французской разведки в России. Под именем Болеслава Ивановича Орлинского скрывался Владимир Григорьевич Орлов (1882−1941). Судебный следователь Варшавского окружного суда (1911−1914), военный прокурор при штабе войск Западного фронта, после октября 1917 года под фамилией Орлинский стал председателем Центральной уголовноследственной комиссии при Совете комиссаров Союза коммун Северной области. В 1918 году в Петрограде в течение нескольких месяцев пользовался доверием Дзержинского и одновременно контактировал с английским резидентом Сиднеем Рейли, французскими разведчиками капитанами Фо-Па-Биде и Эдуардом Вакье, немецким дипломатом Вальтером Бартельсом. Одной из агентурных групп Орлова руководил Иван Стояновский. С Орловым был связан и Иван Манасевич-Мануйлов. В сентябре 1918-го Орлов бежал в Финляндию, стал одним из руководителей контрразведки в армии Антона Деникина, в 1920-е годы — организатор информационного бюро в Берлине. На процессе в 1929 году был обвинён в фальсификации документов.
О жизни Ивана Манасевича-Мануйлова после прихода большевиков к власти, в том числе о его связях с иностранными спецслужбами, писал и Николай Волковысский: «Он несколько раз рассказывал мне о том, как, через некоего чекистского следователя Орлова, ему и его друзьям удаётся освобождать из большевистских застенков белых офицеров… Никогда не упомянул ни одним словом о своих отношениях к иностранным миссиям, находившимся тогда в Петербурге. Но отношения эти у него, несомненно, были: помню прекрасно, как на одном художественном аукционе он познакомил меня с высоким, крепко скроенным, очень элегантным господином, хорошо говорившим по-русски с иностранным акцентом… Манасевич пять минут спустя, понизив голос, назвал мне его. Заграницей я встречал это имя часто, и у меня нет сомнений в его близости к одной из иноземных контр-разведок».
Иван Стояновский и его жена Елизавета Яковлевна Тегер были арестованы 15 декабря 1918 года по адресу Озерки, Большая Озёрная улица, дом 3, квартира 3. В квартире была оставлена засада. Среди других задержанных в этот день оказался и Манасевич-Мануйлов. 19 декабря была допрошена драматическая писательница Надежда Доренговская (псевдоним — Н. А. Замятина). Она рассказала, что живёт с Манасевичем-Мануйловым около 14 лет. Из знакомых Ивана Фёдоровича, бывавших последнее время у них в доме, назвала Стояновского и Орлинского. Отметила и то, что квартиру пару раз посещал Фо-Па-Биде. В тот же день показания дала госпожа Лерма (сценический псевдоним Екатерины Орловской), также задержанная на квартире Стояновского. Она сообщила, что с Иваном Фёдоровичем находится в близких отношениях лет десять, что последнее время он заходил к ней часто и ночевал, что Стояновский с женой также бывал у неё.
Самого Манасевича-Мануйлова допрашивали 18 декабря. По его словам, он знал о службе Стояновского во французской контрразведке «под началом капитана Фо-Па-Биде». Якобы Иван Николаевич сказал, что «может избавить» его от преследований и достать вполне «легальный паспорт». Поскольку после убийства Моисея Урицкого Манасевичу-Мануйлову приходилось «жить зайцем», опасаясь ареста, он согласился. В итоге Иван Фёдорович был обвинён в том, что «в своё время был тесно связан с представителями французской контрразведки», «находился в близких отношениях с Орлинским» и получил фальшивый паспорт. По распоряжению военного комиссариата Карельского фронта Иван Стояновский, Иван Манасевич-Мануйлов и Елизавета Тегер были приговорены «к смертной казни через расстреляние». Приговор был исполнен 22 декабря 1918 года в Петрограде.
Так закончилась жизнь «русского Рокамболя». Поэтому в справочных сведениях о нём следует указывать: Манасевич-Мануйлов Иван Фёдорович (1869−22.12.1918, Петроград).